Как рождаются чудовища

Выпотрошенный, почти вывернутый наизнанку труп Брук Блюбелл обнаружили в первые выходные после начала учебы. Полиция обнесла старую детскую площадку желтой лентой, но детишки помладше всё равно бегали глазеть на место преступления и рассказывали друг другу всяческие истории, одна другой страшнее. Им доставляло удовольствие думать, что в Хемлок Гроув, тихом-спокойном, совершенно типичном американском городке завелся настоящий убийца, жестокий и беспринципный, почти как в фильмах ужасов, которые крутили по телевизору после того, как наступала полночь. Кристина Вендалл мертвую Брук своими глазами не видела и была этому рада. Ей было достаточно кровавых россказней Алиссы и Алексы, которые собирали любые сплетни и потом разносили их по всей округе, прибавляя собственных подробностей. Игра в «испорченный телефон» доставляла им извращенное удовольствие, а Кристине, как их ближайшей подруге, приходилось участвовать в ней. Дочери шерифа, способные добыть любую информацию, рассказывали ей, распахивая и без того огромные глаза, что из живота Брук торчали в разные стороны кишки, кровь впиталась в песок. Глаза Блюбелл, вытаращенные в гримасе необъяснимого ужаса, смотрели в небо, и в них отражались проплывающие облака и лицо склонившегося над ней Тома Сворна. — Ей вывернули наизнанку внутренности! — Алиссе доставляло извращенное удовольствие пересказывать отвратительные подробности, от которых к горлу Кристины подступала тошнота, и съеденный на ужин сендвич просился наружу. — Они просто валялись вокруг тела, а некоторые из них, кажется, сожрали! Ошметки были повсюду! Крови — море, весь песок вокруг Брук потемнел! Представляешь? Кристина не представляла. Ее мутило. — Так ей и надо, — дернула худым плечиком Алекса. — Блюбелл была настоящей шлюхой, а то и лесбиянкой! Я готова ставить припрятанную бутылку мартини, что она спала с училкой по астрономии! Ты бы видела, какими взглядами они обменивались в столовке... — Может, это преподша её взревновала и прирезала? — Хихикала Алисса. — Брук, говорят, с Годфри общалась. Может, они тоже трахались? С Романом кто только не трахался... — Я бы тоже не отказалась... — Мечтательно проговорила её сестренка, и её светлые глаза заволокло мутной пеленой. — Только представь, что он может сделать этим ртом и языком... Кристина покраснела до корней волос и отвернулась, не желая включаться в разговор о возможном сексе с Романом Годфри, самым богатым парнем в городе и мечтой всех романтически настроенных идиоток. Из рассказов подруг она знала, что Роман трахает всё, что движется, а что не двигается — передвигает и трахает. И ещё она знала, что ей такая перспектива не светит. Кристина предпочла вернуться к мыслям об убийстве Брук, но так ничего и не надумала. Вся история напоминала девочке завязку детективного сериала или романа, и у неё чесались руки начать писать очередную нетленку, посвященную тихому пенсильванскому городку, среди жителей которого затаился коварный убийца. В мечтах она уже видела заголовки критических статей, в которых превозносили её талант. И, справедливости ради, преподавательница литературы действительно считала, что маленькая мисс Вендалл может пойти очень далеко. При условии, что избавится от своей наивности и непонимания истинной человеческой натуры. Мисс Тернер полагала, что Кристина, чьи сочинения можно было спокойно отправлять на литературные конкурсы штата, слишком идеализирует людей и разочаровывается, если понимает, что они не соответствуют её воображаемым идиллическим представлениям. Разочаровывается и удаляет этих людей из своей жизни навсегда. В понедельник в школе Кристина присматривалась к одноклассникам, которых ещё почти не знала. Первый год старшей школы казался ей возможностью начать новую жизнь, забыв о насмешках одноклассников из средней школы, искренне считавших её «поехавшей». К счастью, дружба с Алиссой и Алексой Сворн избавляла её от по-настоящему жестоких издевательств. Из средней школы постоянно на одни и те же предметы с ней ходили только несколько человек, и в любом случае, однокашники были слишком малы, чтобы совершить столь зверское убийство. В их головах ещё гулял ветер, и ей казалось, что даже старшая школа не сможет сделать их серьезными. Лица большинства старшеклассников были ей всё-таки знакомы, однако лично никого из них Кристина не знала, а информации, которую ей регулярно сливали сестрички Сворн, не доверяла. Если бы она судила только по их словам, то школа напоминала бы ей место действия любой третьесортной молодежной комедии — вот, например, девочки из группы поддержки, идеальные, как Тейлор Свифт. А вот игроки в американский футбол, широкоплечие герои девичьих грез. Серая масса и изгои прилагались оптом и в розницу. Но никто из них не был похож на озверевшего убийцу. Разве что... Кристина Вендалл забрала из шкафчика учебники и, развернувшись на девяносто градусов, неожиданно уперлась взглядом в грудь Романа Годфри. Их шкафчики, как назло, находились рядом, однако как-то ей удавалось избегать столкновения с ним все эти две недели с начала учебного года. Она предполагала, потому, что сын Оливии Годфри, «женщины в белом», как осторожно называли её жители Хемлок Гроув, не так уж часто появлялся в школе вообще. Ему это было не нужно. Кристина шумно сглотнула и нервно дернулась в сторону. Роман Годфри отлично подходил на роль убийцы Брук — таинственный и холодный, он не завел друзей ещё в первом классе, и его добровольное отшельничество продолжалось уже одиннадцать лет. Единственными, кто входил в круг его общения, были Лита Годфри и Шелли Годфри, его сестры, похожие между собой, как Красавица и Чудовище. Лита была красавицей, невинной и обожаемой всеми без исключения дочерью психиатра Нормана Годфри, дяди Романа. Литу любили все преподаватели, ставили её в пример, а легенды о её девственности становились притчей во языцех среди парней и поводом для злобных насмешек Алексы и Алиссы, которые уже и забыли, что такое девственность как понятие. Шелли же напоминала Монстра Франкенштейна, но её доброе сердце в глазах Кристины перекрывало недостатки внешности. Роман обожал и защищал обеих сестер, и они отвечали ему такой же безусловной любовью. Роман Годфри вовсе не был прекрасным принцем. В его зеленых, прозрачных глазах всегда скрывалось что-то, от чего у Вендалл по спине бежали мурашки, а сердце уходило в пятки. Однажды, еще учась в средней школе, она поздно возвращалась домой из библиотеки, и, желая сократить путь, свернула в переулок, который вывел бы её в район частных домиков. Оттуда было рукой подать до дома её бабушки и дедушки. В темноте переулка она услышала шум, и, в наивности своей, не распознала в нем возню, характерную для бурного секса. Ведомая любопытством, которое, как известно, сгубило кошку, девочка, вместо того, чтобы развернуться и уйти, приблизилась. И тут же отшатнулась, зажав рот рукой. Роман Годфри, не узнать которого было невозможно, упоенно трахал какую-то девицу. В неверном свете фонаря Кристина увидела длинные ноги, обернутые вокруг его талии, но лицо девушки скрывал полумрак. Она видела, как сын Оливии Годфри, не удосужившийся даже снять джинсы, двигался между бесстыдно раздвинутых ног незнакомки, а та приглушенно стонала, цепляясь за его плечи. Жесткая ткань джинсы царапала нежную кожу бедер, и Вендалл не могла представить, больно это или всё же приятно. Судя по реакции девушки, она явно получала удовольствие. Кристина впервые видела воочию, как двое людей занимаются сексом, и зрелище смутило её так же сильно, как и заворожило. Она пялилась на них, как идиотка, хлопая глазами, и сердце её бешено колотилось где-то в горле. Ей чудилось, что она может ощущать его вкус, и ещё немного, и оно выскочит под ноги Роману Годфри через её рот. Движения Романа становились все быстрее, более рваными, он запрокинул голову назад, тяжело дыша, и вдруг... Его рука скользнула в карман куртки и извлекла оттуда маленькое бритвенное лезвие. Он полоснул по обнаженному предплечью той девицы, и она застонала в экстазе. Годфри наклонился и принялся слизывать кровь, выступившую на бледной коже. Кристина поняла, что с неё хватит. Из переулка она рванула, будто за ней гнались адские гончие. Вся эта сцена, врезавшаяся в память, пронеслась у Вендалл перед глазами в две секунды встречи у школьных шкафчиков, и она поспешила прочь, в кабинет английского языка. Плюхнувшись за парту, она уронила голову на руки и задумалась. Да, Роман Годфри здорово подходил под роль убийцы, но следить за ним девочка бы не осмелилась никогда. Кристина вновь ночевала у Алиссы и Алексы, когда ей приснился очередной кошмар. Своих снов полностью она не запоминала, но обрывки сохранялись в её памяти. Змея, кусающая себя за хвост (в книге она прочла, что этот символ называется «уроборос» и означает цикличность жизни и смерти и что конец по сути своей есть начало). Медузы, плавающие то ли в море, то ли прямо в небе. И Роман Годфри, обнаженный и покрытый кровью. Его образ явился к ней впервые, и Кристина села на постели, рвано хватая ртом воздух. Глаза её грозились вот-вот вылезти из орбит. Футболка прилипла к худой спине. — Сон, — пробормотала она, убирая со лба влажные от пота волосы. — Просто дурацкий сон... Алисса пошевелилась во сне, положила голову на сложенные руки. Кристина выбралась из кровати и сунула ноги в тапочки. Спать ей больше не хотелось, и даже перспектива отрубиться на уроке математики казалась ей более привлекательной, чем образ голого Годфри в её кошмарных сновидениях. За окном хлестал дождь. Кристина дотронулась ладонью до холодного стекла, и оно обожгло пылающую кожу. Неужели у неё поднялась температура? Громыхнуло. Улица казалась мертвой. Где-то за деревьями раздался короткий одинокий крик, и девочка оцепенела, шестым чувством осознав — вот оно! Снова смерть. Убийство. Труп. И утром у Тома Сворна будет много работы, а у его дочек — новые сплетни, которые паутиной обволокут всю школу. Алисса и Алекса напоминали Кристине паучих, ткущих невесомое полотно слухов, обрастающих подробностями, которых никогда не существовало. Инстинкт самосохранения подсказывал Кристине вернуться в постель и попытаться уснуть. Что бы ни произошло в лесу, это не касалось её лично. Однако любопытство, родившееся прежде девчонки Вендалл, а также что-то ещё, тёмное и непознаваемое, тянули её скрыться среди деревьев, и Кристина вскоре обнаружила себя, бегущую к лесу под проливным дождем. Хляби небесные действительно разверзлись, как в день Апокалипсиса, и тугие струи дождя хлестали по ее плечам и спине. Волосы слиплись и висели тяжелыми сосульками. Тапочки пришли в негодность, изгваздавшись в грязи и дождевой воде, и Кристина бросила их в одной из луж. «Вернись домой! — Надрывался внутренний голос. — Тебе там нечего делать!». Но тёмная сторона её натуры была сильнее. Вот и две фигуры виднелись между деревьями. Кристина остановилась, тяжело дыша, и постаралась ступать как можно тише. Мокрые листья, ковром покрывавшие землю, прилипали к её босым ступням, склизкие, мерзкие. И она не могла не узнать высокого юношу, склонившегося над скрюченным девичьим телом, лежавшим прямо на грязной земле. Роман Годфри. Горло Кристины сжалось. Роман Годфри. Сердце билось в груди больным барабаном. Роман Годфри, выстукивало оно. Роман Годфри. Роман... Он, будто не замечая чужого присутствия, присел на корточки перед трупом Лизы Уиллоби. Теперь-то Кристина узнала её. Эта маленькая блондинка слыла шлюхой даже среди шлюх. Роман запускал руки в её распоротый живот, из которого торчали бледные трубки кишок, и выхватывал оттуда куски мяса и внутренностей. И отправлял их в рот. Горло блондинки было разорвано, и девочка догадалась, что Роман пил её кровь. Даже за шумом дождя Кристина слышала, как он пережевывает и глотает то, что было Лизой Уиллоби. Она слышала чавканье рвущихся мышечных тканей. Ей хотелось бежать, но Вендалл чувствовала, что Годфри ничего не стоит догнать её и разорвать на части. Вендалл ещё никогда не испытывала такого первобытного ужаса, сковывающего мышцы. Слезы текли по её грязному лицу, мешаясь с дождем. Роман повернул голову и встретился с ней взглядом. Прозрачно-зеленые глаза чуть прищурились, как у хищника. Кристине казалось, что наследник империи Годфри не просто читает её, как раскрытую книгу, но гипнотизирует, выворачивает наизнанку, вытаскивая на свет Божий все её темные мысли и страхи, все её мечты и комплексы. Он знал, что Кристина не одобряла поведения Лизы. Он знал, что её тошнило от Брук и её неразборчивости. Он знал, что в глубине души Кристина мечтала, чтобы самые популярные и обсуждаемые девочки школы сдохли в мучениях — и их мучения превзошли все её чаяния и ожидания. Он знал о ней всё, и знал, что она видела его тогда, в переулке. И знал, что в тот момент она почти испытала оргазм, наблюдая за ним, хотя никогда бы в этом не призналась даже себе. И Роман улыбнулся. Его улыбка на покрытом кровью лице была жуткой, но Кристине она показалась прекрасной. Роман, обагренный чужой кровью, был красивее любого диснеевского принца. И уж точно красивее Эдварда Каллена, обожаемого девочками Сворн. Кровь, не засыхающая из-за льющегося дождя, стекала по его подбородку на шею, на торс, на белую майку, покрытую бурыми пятнами. Он звал её, звал Кристину Вендалл, и она не посмела ослушаться. Приблизившись, она опустилась на колени прямо в грязь, прямо в окровавленные осенние листья. Роман взял её лицо за подбородок и повернул к себе. Они целовались жадно, до боли, и Кристина чувствовала кровь на своих губах и языке, и в её животе полыхало пламя, погасить которое она была не в силах. Затем Роман отодвинулся и повел головой в сторону распотрошенного трупа Лизы. Он приглашал присоединиться к его трапезе. И Вендалл показалось, что она вполне могла бы разделить с ним его поздний ужин. Почему бы и нет? Поделом Лизе, мерзкой шлюхе. Дождь продолжал хлестать из туч, затянувших всё небо. Он закончился только к утру.