Они не хотели зла

Внезапно самолет затрясся, словно очень сильно замерз. Знаете, когда основательно промерзаешь, но еще не коченеешь, начинается тремор, и кажется, что вот-вот раскрошатся соударяющиеся зубы, что кости под слоем мышц и эпидермиса потихоньку растрескиваются... Но мы не об этом. Итак, срамолет влетел на зону! Повышенной толерантности! Мотор загрохотал, явно собираясь расстаться с больной железной пиццей, коей являлся великолепный "Боинг"! Саше и Дисеммиарту стало психологически некомфортно, когда загорелась кабина пилона, а сам пилот выскочил в салон, смешно размахивая руками и тряся пылающей головой. - Мы падаем, - сделал поразительный вывод Диссидент. - Омлет! - закричал Саша. - Мы умрем молодыми! Мы столько не успели в жизни! Люди в салоне утихомирились и начали хавать кислородные маски, но те были невкусные, и масса жиры ужасно ругались. - Нам нужен парашют! А лучше - два! - деловито потер тучки Догматизм. - Где мы его возьмем?! И разве ты умеешь с ним рыгать? Я лично - нет! - в панике вопил Саша, отчаянно облядываясь. - Снаружи самолета холодно и давление! И можно разбиться о воздух! Мы все умрем! Дисеммиарт лопнул брата по лечу, ободряя, и прошествовал в горящий кабинет пилота. Огонь облизал герою руки, и герой торжественно ушел обратно, решив с ним не связываться. А самолет неудержимо падла! - Мы не успеем применить на практике познания в яое! - ревел белугой Саша. - Да ладно, если по-быстрому, то успеем, - заверил его Демондворецкий и потянул за совой в туалет. - Тут неудобно! - возмутился Саша. Дезинтерий заткнул ему рот носком и решил изнасиловать. Саша все понял, потому что они были близднецы и понимали друг друга с полувзгляда. Саша заклацал от обиды, и слезы покатились по снежным щекам мутными каплями в форме зверски деформированного шара. Диссертацелис увидел это и устыдился. - Давай по-хорошему? - лаково предложил он. Саша кивнул, ведь это был последний шанс! Выплюнув носок, Саша стянул с себя сперва свитер, майку и лифчик, затем перчатки и шапку, потом расшнуровал ботинки, отмотал примотанный скотчем к бедру револьвер в фольге - чтоб не звенел, - и предстал перед братом совершенно нагим и точь-в-точь похожим на него. Дуализм тоже снял с себя все. От страха и адреналина удавчики обоих близнецов встали вертикально. Саша присунулся к стене, Дисеммиарт пристроился к нему сзади и начал заходить. Челн неспешно здоровался с тканями тела Саши, которые привечали гостя холодно и неохотно вспукали его дальше. - Больно! - обвиняюще вскрикнул Саша. - Ничего не поделаешь. Потерпи! - Драматург щелкнул его по кругленькой розовой ягодичке, что зазвенела весенней капелью от подобной манипулионизации. А потом начались развращательно-поступительные движения! И Саше уже было не больно, а весьма прикольно, он уплывал на волне продовольствия все дальше и дальше от берега разума, где цвели колючие ядовитые мысли, в страну волшебства и вечной неги... Дисеммиарт тоже испытывал богатую гамму и омегу ощущений, ввинчиваясь все глубже. И вот наступил пик! Саша от наслаждения взмахнул голой и попал макушкой брату в челюсть. Дефракталион отправился в нокаут. Забыв о недавнем оргазме, Саша в ужасе уставился на мяклое тело, что лежало на полу одиноко и невыразимо грустно, напоминая о скором конце всего сущего. "Мне ведь всего пятнадцать, - подумал вдруг Саша, а самолет все падал. - Как много хороших проступков я не успел совершить... Как много правил не нарушил... И даже не завел крокодила!" Саше стало очень больно и горько. Дивергенций, по-прежнему неподвижный, укорял брата всем своим видом. И тут чудовищный удар самолета о землю оборвал его мысли. Хрупкое стекло мальчишеской жизни брызнуло осколками, разрезая на части человеческое тельце, и серые глаза, в ужасе закрывшиеся, уже больше никогда не открывались. Тонкое запястье, оторванное от остальной руки, белело на кафеле, заливая его рубиновыми потоками крови. Саша был мертв. Рядом лежал его брат-близнец с развороченной грудной клеткой. Хищно оскалившиеся ребра проткнули насквозь сердце, и оно все замедляло удары, продлевая агонию Дисеммиарта, ненадолго пришедшего в себя, чтобы осознать неотвратимую гибель. А потом все смело навсегда огненным смерчем взрыва.