Королевский патент

Лорд Джулиан Уэйд был единственным вельможей, который не стал участвовать в королевской охоте. Пышная кавалькада диковинной пестрой гусеницей тянулась по улицам, а он в это время шагал по коридорам Уайтхолла к покоям, вход в которые мог бы считаться высшей привилегией при дворе. Однако сложилось так, что высшей привилегией было вообще знать об их существовании. Охрана стояла лишь у входа в дальнее крыло дворца. Часовые были натасканы, как хорошие сторожевые псы: понятия не имели, что стерегут, но наперечет знали тех, кому открыта дорога. При виде лорда Джулиана они подтянули к себе алебарды и снова сдвинули их у него за спиной. Дальше путь был свободен. Лорд Джулиан неторопливо двинулся по длинному пустынному коридору. Шпалеры на стенах словно поглощали стук шагов. Он остановился у массивной дубовой двери. Казалось, даже для того, чтобы приотворить ее, понадобилась бы недюжинная сила. Лорд Джулиан легонько стукнул по двери костяшками пальцев. Раз... Другой... Третий... Вот и весь несложный этикет. Торжественные церемонии быстро хиреют, оставшись без вереницы преданных служителей. Тут-то и выясняется, что они необходимы только на пути к власти. Истинное могущество обходится без внешней помпы. Ответа на стук не последовало, но лорд Джулиан знал, что его услышали. Он толкнул дверь. Та с тихим шорохом проехалась по ковру, и он вошел в комнату. Здесь было темно. Тяжелые складки портьер, громоздкая мебель, подобный пещере альков — все будто бы служило одной-единственной цели: создать как можно больше тени, сплести огромное гнездо для мрака. Слабое пятно света вползло из коридора, робко замерло на пороге — и сгинуло, когда лорд Джулиан затворил за собой дверь. Ему не нужен был свет, чтобы разглядеть человека, устроившегося в глубине покоев в обитом бархатом кресле. Худощавое лицо с высоким лбом и живыми темными глазами, ухоженная эспаньолка... Это лицо было знакомо большинству жителей Англии по портретам — старинным, часто потрескавшимся и поблекшим. Лорд Джулиан Уэйд был одним из немногих, кто удостоился чести увидеть воочию короля, основателя династии Дрейков, истинного правителя Англии. Иаков Второй, отбывший сейчас на охоту с толпой придворных, был королем в глазах всего мира. Он появлялся на торжествах, приветливо улыбался восторженно кричащим горожанам, он принимал иноземных послов, подписывал указы, дарил супруге маленьких горластых наследников. Он делал все, что велел ему Франциск Дрейк, Король-Дракон. — Можно было и не закрывать дверь, — проговорил Дрейк, сплетая пальцы и задумчиво разглядывая тяжелый рубиновый перстень. — Мне уже наскучило это потакание традициям. Ими нельзя увлекаться. Особенно когда речь идет о таких слабых отблесках света. Лорд Джулиан невольно оглянулся на дверь, словно колеблясь, не отворить ли ее снова, однако спохватился — это выглядело бы нелепо. — Вы сами ведь достаточно хорошо переносите солнечный свет? — спросил Дрейк, поднимая голову. — Да, ваше величество. — В голосе лорда Джулиана прозвучало удивление. На дневном свету умели находиться все приближенные короля Франциска. — Я имею в виду очень яркий свет, лорд Уэйд, — заметил Дрейк. — Тот свет, который въедается в кожу смертных, делая ее темной, словно древесная кора. Свет, лишь ненадолго сменяющийся ночной прохладой. Лорд Джулиан замер. Сколько лет он мечтал о путешествиях в дальние страны, о волнах, рассекаемых стремительно летящим кораблем, о берегах, на которые так редко ступает нога европейца. Он не считал свою мечту несбыточной — она непременно исполнилась бы, но только тогда, когда он ушел бы в отставку. А этот день наступил бы еще не скоро. Сначала пришла бы пора щедро осыпать лицо пудрой — так, чтобы люди замечали усилия, прилагаемые для сохранения цвета кожи и скрытия морщин. Это могло бы длиться несколько лет. Потом пришлось бы сутулить плечи, говорить с одышкой после быстрой ходьбы... Но в конце концов и этих наигранных признаков старения оказалось бы мало. Два-три восклицания: "Вас как будто не касается время, милорд!" — и по Уайтхоллу пронесется слух, будто лошади понесли карету лорда Джулиана, или же на озере внезапно перевернулась лодка, или же он подхватил оспу. И тогда наступит время отставки и вынужденного путешествия. От лорда Джулиана останется лишь надгробие в фамильном склепе Уэйдов, а где-то на островке, затерянном в океане, появится молодой человек, как две капли воды похожий на своего отца — английского вельможу. И ему тоже придется исчезнуть, как только местные жители начнут дивиться его вечно юному виду. Но это будет так не скоро, что не стоит и задумываться. Сейчас гораздо важнее было то, что его мечта могла исполниться гораздо раньше. Улыбка, мелькнувшая на губах Дрейка, свидетельствовала, что грезы приближенного были ему хорошо известны. — Похоже, то, что должно было вас напугать, на самом деле вас притянуло, — усмехнулся он. — Впрочем, на это я и рассчитывал. — Я готов исполнить любое ваше поручение, сир, — произнес лорд Джулиан, склоняя голову. — Отлично, — сказал Дрейк. — Мне нужен именно такой посланник, как вы. Не боящийся жаркого солнца и обладающий дипломатическим даром. "Дипломатическим даром?" Лорд Джулиан поднял на Дрейка удивленный взгляд. Тот сидел, закинув ногу на ногу, и по-прежнему разглядывал тяжелый рубиновый перстень на пальце. — Видите? — проговорил он, протягивая руку лорду Джулиану. Один завиток оправы был погнут, будто от сильного удара. Камень, однако, остался цел. — Хороший удар, — сказал Дрейк. — Сабельный. Я получил его в морском сражении. Будь я к тому времени еще человеком, мог бы остаться без руки. Морские битвы куда страшнее боев на суше, лорд Джулиан. Люди, сражающиеся на земле, в самой земле и находят поддержку. Море же в любую минуту может обернуться врагом. Только самые отважные люди выбирают такую судьбу. — Он умолк на мгновение и закончил, понизив голос: — Только такие люди мне и нужны. Лорд Джулиан молчал, гадая, к чему клонит король. Тот протянул руку к ларцу, стоявшему рядом на мраморном столике, и похлопал по резной крышке. — Знаете, что тут? Донесения. Жалобы. И все они связаны с одним-единственным человеком. Дрейк откинул крышку ларца. Несколько свитков выпали на столешницу. — Вы ведь слышали о Питере Бладе, лорд Джулиан? — Да, ваше величество. Беглый каторжник, участник восстания. Бежал с плантаций, сделался пиратом вместе со своими помощниками. — Одним из лучших пиратов, лорд Джулиан, — поправил Дрейк. — Э... Сир?.. В представлении лорда Джулиана лучшим могло быть только хорошее. Что же хорошего в пиратах? — Он умен, дерзок и бесстрашен. — Дрейк поднял один из свитков. — Признаться, кое-что из этих докладов я читал, как увлекательную повесть. Лорд Джулиан терпеливо дожидался разъяснений. — Вы ведь знаете, что в Европе есть силы, которые не угомонились с подавлением восстания? — спросил Дрейк, бросая свиток обратно на стол. — Кое-кто роет землю, доказывая, что я — потомок побочной ветви некоего валашского рода, который незаконно занял английский престол. Сначала они опутывали своей паутиной Европу, но теперь им стало тесно в Старом Свете. Они расползлись по всему миру, пытаются подтолкнуть к мятежу колонии. И мне нужны все, кто способен им противостоять. Мне нужны такие, как Питер Блад. — Пират? — на губах лорда Джулиана появилась растерянная улыбка. — Капер, — поправил его Дрейк. — Капер, имеющий королевский патент. Авторитетный человек, представляющий наши интересы в Карибском море. Лорд Джулиан закусил губу. Он, наконец, понял, что от него хотят. И ведь угадал. — Вы отправитесь на Карибы, мой друг, — сказал Дрейк. — Вам, с вашей-то силой и выносливостью, будет достаточно шляпы с широкими полями, чтобы сладить с туземным солнцем. А вашей дипломатичности вполне достанет, чтобы сладить и с Бладом. Вы отвезете ему наш патент со всеми прилагаемыми привилегиями, а нам привезете нового союзника. Он поднялся с кресла и бесшумно подошел к окну. Лорд Джулиан торопливо отступил в глубину комнаты, когда король взялся за гардины. Выносливость выносливостью, но шляпу он в монарших покоях не носил, а без нее ему делалось не по себе. Ему показалось, что солнечный свет плеснул из-за гардин расплавленным золотом. Лучи не дотягивались до того места, где стоял лорд Джулиан, и все же он невольно попятился. Король стоял, подставив лицо солнцу, и даже не сразу сощурил глаза, что удалось бы не каждому человеку. — У Питера Блада даже фамилия словно создана для того, чтобы ее владелец состоял у нас на службе. Не находите, лорд Джулиан? Дрейк оглянулся, широко улыбаясь, и солнечные блики заиграли на его ощеренных клыках. *** У одних людей чувство собственной правоты усиливает ненависть, у других — умеряет. Дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес относился к первым, его племянник Эстебан — ко вторым. Дон Мигель хотел мести, Эстебан — справедливости. Объединяло их то, что помыслы обоих устремлялись к одному и тому же человеку — Питеру Бладу. Время немного успокоило боль, оставшуюся в сердце Эстебана после нелепой и страшной смерти отца. Юным легче отвлечься, чем зрелым; кроме того, они еще хранят детскую веру в непременное торжество правосудия. День накануне отплытия на Карибы укрепил в Эстебане эту веру. Приближалось время сиесты, и Эстебан, с утра выходивший прогуляться перед отбытием из Испании, торопился возвратиться домой до того, как жара разойдется не на шутку. Два конных экипажа, стоявших у входа в особняк, вызвали у него удивление: гостей сегодня не ждали. Кроме того, он не узнал гербов на дверцах. Удивление Эстебана усилилось, когда он вошел в гостиную. Мать, не снимавшая траурных одежд с того дня, как узнала о смерти супруга, сидела в кресле с высокой прямой спинкой, напряженная, бледная, похожая на задрапированную статую. Дон Мигель стоял посреди зала, улыбаясь и то и дело стискивая руки; казалось, он был чем-то взволнован. В худощавом высоком господине, стоявшем рядом с ним, Эстебан узнал дона Карлоса Эрреру, одного из тех вельмож, которым часто доводилось представлять интересы Испании при королевских дворах Европы. Помимо них, в зале находились еще два человека, о которых Эстебан ничего сказать не мог по очень простой причине: их почти не было видно. Они стояли в дальних углах комнаты. Окна же оказались завешены темными гардинами, и в гостиной царила полутьма, лишь слегка разгоняемая свечой на столе. — А вот и Эстебан! — удовлетворенно провозгласил дон Мигель, обращаясь к Эррере и, кажется, одному из тех, кто держался в тени. — Его это касается не меньше, чем меня, могу вас заверить. При этих словах уголок рта доньи Эспиносы нервно дернулся. Если у Эстебана и были сомнения насчет цели этого странного визита, то теперь они развеялись. — Мое почтение, дон Эстебан! — Эррера поклонился. Из углов донеслось невнятное бормотание, которое, видимо, стоило расценивать, как приветствие. Дон Мигель повернулся к Эррере. — Вы введете моего племянника в курс дела? — Разумеется. Насколько я понимаю, дон Эстебан тоже изъявлял желание участвовать в поимке этого негодяя? Имени называть не понадобилось. У Эстебана сжались кулаки, и на миг перехватило дыхание. — Да, — вырвалось у него. — Что же, возможно, нам удалось устроить для него ловушку, — сказал Эррера. Эстебан с оживлением повернулся к дяде, ища у него подтверждения. Дон Мигель по-прежнему улыбался, но при этом казался слегка обеспокоенным. — Расскажите ему все, прошу вас, — проговорил он, понизив голос. — Конечно. Хотя должен предупредить, дон Эстебан, что мой рассказ может вас удивить. Такое вступление само по себе показалось Эстебану странным, однако он не стал перебивать рассказчика. Эррера продолжал: — Думаю, вам известны те слухи, которые ходят о правителях Англии. — О Дрейках? — В памяти Эстебана всплыли темные тени, качающиеся на занавесках и тянущиеся к его горлу. Вспомнился тягучий шепот няни, от страшных сказок которой сладко сжималось сердце, а покой родного дома становился еще более теплым, родным и любимым: "И король высасывал кровь у всех, кто переходил ему дорогу, и каждая погубленная жизнь делала его еще сильнее и опаснее..." — Ему уже давно, думаю, известно, что это не слухи, — вмешался дон Мигель. Эррера кивнул, — Это известно всем, но никто еще не смог ничего с ними поделать. Страной правит вампир, потомок валашского чудовища, выдавший себя за британца. На троне десятилетиями сидят его марионетки, а по всему миру разосланы его наемники... обладающие той же силой, что и он сам. Хотя, разумеется, в меньших масштабах... И все же достаточно опасные. — Что? — Эстебан не поверил своим ушам. — На службе у Дрейка состоят вампиры? — Вы совершенно правильно поняли, дон Эстебан. Это называется "особой королевской милостью", когда речь идет о придворных, и "королевским патентом", когда дело касается наемных солдат... — Он сделал небольшую паузу, прежде чем закончить. — И моряков. У Эстебана вырвался легкий вскрик. Он снова повернулся к дяде, словно надеясь, что дело не зашло настолько далеко, и сейчас дон Мигель скажет, что их общего врага это не касается. Но дон Мигель молчал, глядя в пол, и только желваки играли на его скулах. — Вы правильно поняли, дон Эстебан, — проговорил Эррера. — Не может быть! — воскликнул Эстебан. — Питер Блад был каторжником, его осудили как раз за участие в мятеже против Дрейка! — Один из способов покончить с врагом — переманить его на свою сторону. Питер Блад получил помилование и патент в обмен на свои услуги. — Услуги грабителя и убийцы, — в сердцах произнес дон Мигель с искренностью человека, забывшего о сотнях и тысячах жизней, отнятых его соотечественниками, в том числе — и его подчиненными. — Умелого грабителя и убийцы, — уточнил Эррера. Эстебан почувствовал, как гнев сдавливает его горло. — И что же это значит? — вырвалось у него. — Что теперь эту тварь нельзя убить? — Бог с вами, мой юный друг, — усмехнулся Эррера. — Если бы вампиров нельзя было убить, Дрейк бы уже давно прибрал к рукам весь мир. Нет, эти нелюди смертны, просто для того, чтобы отнять у них жизнь, приходится прикладывать больше усилий. Их нельзя уничтожить простым оружием, нужны осиновые колья или серебро. Сгодился бы и дневной свет, но в том-то и состоит покровительство Дрейка: он дает своим наемникам способность не бояться солнца. До определенных пределов, разумеется. — Вы сказали, что устроили для этой твари ловушку, — напомнил Эстебан. — Совершенно верно. — Эррера оглянулся на одного из людей в тени. — Мы обязаны этим нашему верному помощнику, господину Левасеру. Эстебану показалось, что слово "верному" было произнесено с легким нажимом, а может, и с иронией, но он не был в этом уверен. Человек, стоявший в углу зала, пошевелился. Кажется, это было подобие поклона. — Вы знаете о руднике Пуэбло-Вьехо, дон Эстебан? — спросил Эррера. — На Санто-Доминго? Разумеется, знаю. — А известно ли вам, что недавно там, помимо золота, были обнаружены и залежи серебра? — Я об этом не слышал. — Об этом почти никто и не знал. Мы держали открытие в секрете. Зато благодаря господину Левасеру для Питера Блада перестало быть секретом время, когда корабли забирают груз из Пуэбло-Вьехо, чтобы перевезти его в Испанию. Понадобилось несколько мгновений, чтобы Эстебан осмыслил услышанное. Когда же смысл слов Эрерры дошел до него, на его лице появилась радостная улыбка. — Он попробует перехватить груз, не зная, что это серебро? — Именно. Эстебан рассмеялся. — Господин Левасер специально для Питера Блада составил замечательный план захвата нашей добычи, — улыбаясь, сказал Эррера и оглянулся. — Кстати, хочу выразить вам свое восхищение, сударь. Вы учли даже любовь Питера Блада к риску. Для одних ценна богатая добыча, для других — кровь, пролитая при ее захвате, ну а Бладу дорога дерзость, с которой он нападает на наших соотечественников. — Как видите, не только на них. Левасер сделал шаг вперед, и Эстебан едва сдержал вскрик. Лицо Левасера было белым, как зола. — Это пустяки, поверьте, — усмехнулся Левасер. — Еще недели две — и это тоже пройдет. Но сразу после драки с Бладом все было намного хуже. Он оставил меня лежать на солнце, изображать собственную смерть, и проваляйся я там на часок дольше, она бы и в самом деле настала. — На солнце? — переспросил Эстебан. Левасер ухмыльнулся. Эррера смущенно потупил глаза. — Господи... — прошептал Эстебан, невольно отступая на шаг. — Так у нас... тоже?.. — Мы же должны противостоять этим британским псам, — вмешался дон Мигель. — Главное — теперь мы знаем, когда и где можно встретить убийцу твоего отца и моего брата. Он окажется между хранилищем, полным смертоносного для него металла, и кораблями, жерла пушек которых также будут начинены серебром. — Серебряные ядра? — спросил Эстебан, пытаясь отвлечься от потрясшего его открытия. — Скорее, ядра, в которые будет добавлено серебро — чтобы канонирам не приходилось маяться с непривычными расчетами. Но для того, чтобы разнести на клочки стаю кровосовов, этого хватит. — Но все равно это много, — сказал Эстебан. — Где нам взять столько серебра? — Об этом не беспокойтесь, — человек, до сих пор молча стоявший в углу, двинулся к свету. Левасер как будто съежился и отступил обратно в темноту. Незнакомец остановился в нескольких шагах от стола со свечой, и Эстебан разглядел только узкое лицо, казавшееся еще более вытянутым из-за подернутой сединой эспаньолки, и витиеватый крест ордена Калатравы, вышитый алым на черной одежде. — Королевская казна будет к вашим услугам. — Уничтожьте этих упырей. Все невольно вздрогнули. Тихий, шелестящий голос пролетел по залу, подобно ветру. Обернувшись, Эстебан увидел, как его мать сидит, неподвижно глядя в стену и беззвучно шевеля губами, и пальцы с острыми ногтями вдавливаются в резные подлокотники кресла. *** — Поистине, это королевская добыча, — произнес дон Мигель, широко улыбаясь. — На такое везение мы даже не рассчитывали. Лорд Джулиан Уэйд стиснул зубы и прикрыл глаза. "Королевская добыча". "Везение". При других обстоятельствах он, наверное, мог бы чувствовать себя польщенным столь высокой оценкой, но сейчас она равнялась смертному приговору. И он даже не мог обрушить свой гнев на этого испанца с физиономией свирепого породистого пса, потому что винить оставалось только самого себя. Из него получился бы исследователь, ученый, оратор — но не военный. И сейчас, очутившись в мире, где шторма соперничали в ярости с несколькими державами, сцепившимися друг с другом, он не проявил самой обычной осторожности, целиком положившись на других, чужих ему людей. Экипаж корабля, на котором он возвращался в Англию, без звука сдался двум испанским фрегатам. Те не произвели ни единого выстрела, и матросы без раздумий отдали испанцам своего высокородного пассажира в обмен на свободу. Лорд Джулиан, мирно спавший в каюте, узнал о нападении только тогда, когда на его запястьях — на его счастье, через манжеты — защелкнулись кандалы. Инстинктивная попытка разорвать цепь вызвала внезапную боль, иглой пронзившую все тело, и слабость, которая отняла способность сопротивляться. В металлические звенья было вплавлено серебро — как и в эту цепь, которой его приковали сейчас к жерлу пушки, и в ядро, вложенное в ее ствол. Лорд Джулиан старался не шевелиться, чтобы как можно меньше соприкасаться с губительным металлом даже через ткань. О том, что случится, если звенья коснутся голой кожи, думать не хотелось. Возможно, прикосновение к руке его не убьет, но восстановится он нескоро, а может, и вовсе потеряет конечность. Дон Мигель подошел к пленнику вплотную и сорвал шляпу у него с головы. Оставался, по счастью, парик, но он мог защитить голову, а не лицо. Лорд Джулиан зажмурился от яркого света, ударившего по глазам. Кажется, он недооценил мощь Карибского солнца. Куда до этого пекла тусклому, мягкому небу Британии! "И я еще хотел поселиться где-нибудь в Африке!" — промелькнуло у лорда Джулиана в голове. Теперь эта мысль показалась ему издевкой над самим собой. Думать о жизни на экваторе теперь, когда его грозили убить здесь, на Карибах, было не лучшим занятием. Прошло несколько минут, прежде чем он решился приоткрыть глаза. Жгло терпимо, и все же приходилось щуриться, чтобы что-нибудь разглядеть. У борта лорд Джулиан увидел смуглолицего юношу, внимательно смотревшего на него. В его взгляде не было ни жестокости, ни злорадства. Уэйд не рискнул тешить себя ложной надеждой, ища сочувствие там, где ему явно неоткуда было взяться, и истолковал выражение лица молодого человека просто как задумчивое. Дон Мигель подошел к борту и посмотрел на каменистый берег, подернутый редкими, выгоревшими на солнце пучками травы. Небольшой форт, где хранились привезенные из Пуэбло-Вьехо слитки, казался вымершим, но это было не так. Впрочем, его можно было назвать безлюдным, потому что те, кто сейчас там обосновался, перебив охрану, давно утратили право называться людьми. — Только высуньтесь, жалкие вы крысы, — проговорил он. — Как там тебе говорил этот мерзавец, Эстебан? Один выстрел — и первой им ответит вот эта пушка. Солнце в небе походило на огромный ядовито-красный плод, нависший над пылающим морем. Лорд Джулиан пытался вычислить, сколько времени оставалось до заката, или хотя бы до того, как свет немного утратит свою силу. Не стоило обманывать себя: до этого момента было еще не менее двух часов. Дон Мигель, тяжело ступая по палубе, снова приблизился к пушке. Матросы, бродившие вокруг, не решались приближаться и бросали на вампира боязливые взгляды. Но дон Мигель не позволял опасениям отравить радость предвкушаемой победы. Лорд Джулиан почувствовал, как грубые пальцы скользят по его затылку. В следующее мгновение парик оказался сорван. "Два часа. Всего только два часа до заката", — напомнил себе лорд Джулиан, когда дон Мигель схватил его за волосы и, оттянув голову назад, заставил смотреть на солнце. *** В форте царила тишина — такая, какая бывает после бурной суматохи. Оглушенная, растерянная тишина, и прерывало ее лишь тихое поскуливание одного из матросов. Бедолага был так опьянен близостью колоссального богатства, что и внимания не обратил на слабость и дурноту, встревожившую всех остальных. Он по локоть запустил руки в ближайший из мешков, и руки его теперь походили на корявые, обугленные ветки дерева, в которое ударила молния. Команда Питера Блада впервые видела раны, нанесенные серебром. Поначалу все толпились возле товарища, с изумлением и ужасом глядя, как расползается кожа, чернеет мясо и крошатся пальцы. Теперь же все отошли как можно дальше, словно ожогом от серебра можно было заразиться. Матрос остался в одиночестве, съежившись на каменном полу, и с ужасом смотрел на свои культи. Питер Блад стоял в стороне. За последнее время он привык ко многому. Он привык быть каторжником, пиратом, вампиром. Все поначалу казалось диким и противоестественным, но ко всему удавалось приспособиться — надо было только найти в этих условиях способ остаться самим собой. Это оказалось невозможно лишь сейчас. И Питер знал, что никогда не сумеет принять себя как врача, не способного оказать помощь. Принимая королевский патент, привезенный лордом Джулианом, он старался заранее представить себе все ситуации, в которых может оказаться он сам или его команда, и обдумать, как в таких случаях поступать. Лорд Джулиан заверил его, что небольшое количество выпитой крови утолит голод, но не убьет жертву и не обратит ее в вампира — надо лишь знать точную меру. А если осторожно глотнуть кровь у спящего человека, то он даже не заметит случившегося и ничего не вспомнит наутро. Все оказалось правдой, и Блад первым опробовал это на пленном испанце. Кровь оказалась густой и сытной, а молодой солдат наутро только энергичнее налегал на завтрак — видимо, чувствовал необходимость подкрепить силы, но не осознавал ее. Блад продержал его на корабле дня три и высадил на берег лишь тогда, когда убедился, что тот не думает ни болеть, ни обзаводиться клыками. Этот опыт убедил Питера, что обращение в вампира несет в себе не больше зла, чем обращение в пирата. Питер Блад не предусмотрел одного: того, что раны, наносимые вампирам, тоже придется залечивать. И здесь все его медицинские познания оказались бессильны. Впервые в жизни. — Питер! — окликнул его Джереми Питт, устроившийся у амбразуры с подзорной трубой. — Взгляни-ка сюда. Блад подошел и взял у него трубу. Джереми молча указал, куда смотреть. С минуту Питер Блад разглядывал пушку, выкаченную на палубу испанского фрегата, и человека, привязанного к ней цепью. Слов дона Мигеля, произнесенных некоторое время тому назад, он не слышал, и все же эхом повторил их: — Эта пушка выстрелит первой. — Бедняга, — вырвалось у Джереми. Блад взглянул на него. — Ты уже понял, чем она заряжена? Джереми угрюмо кивнул. Питер оглянулся на матроса. Тот лежал, подтянув колени к груди, и хрипло постанывал. Если вампир мог доверять врачебной интуиции человека, то раненому могли помочь только темнота и кровь. Много крови. Но взять ее было негде, потому что единственные люди поблизости были вооружены до зубов, и вооружены серебром. И еще они держали под прицелом заложника. Оставалась одна надежда. Совершенно безумная, а для людей еще и бессмысленная. Но Питер Блад и его матросы уже не были людьми, а к безумствам они уже давно привыкли. Санто-Доминго принадлежал испанцам, и уходить вглубь острова означало неминуемо нарваться на врагов. С другой стороны, чьей еще кровью подкреплять свои силы? Надежда оказалась не только безумной, но и недолговечной. — Плохо дело, Питер! — проревел Волверстон, вваливаясь в дверь. Он ушел на разведку еще с час тому назад, сообщив, что осмотрит окрестности форта. Похоже, ничего хорошего он высмотреть не сумел. — Отсюда нет пути? — скептически спросил Питер. Лорд Джулиан не скупился на краски, описывая выносливость и силу вампиров. По его словам выходило, что они легко могут карабкаться даже по отвесным скалам и перепрыгивать через широкие расщелины и рвы. И верно, Питер не раз потом любовался той стремительной легкостью, с какой передвигались его матросы по мачтам. Сейчас, конечно, близость огромных запасов серебра вытягивала из них силу и гибкость. Но все равно оставалась надежда, что они способны на большее, чем простые люди. Волверстон мрачно засопел и покосился на изувеченного серебром матроса. — Путь-то есть, — буркнул он. — И не один. Да только все заняты. — Кем? — нахмурившись, спросил Питер. — Да испанскими чертями, кем же еще! На суше форт оцеплен тьмой тьмущей этих испанцев, у всех мушкеты заряжены серебряными пулями. И к каждому отряду приставлен капеллан со святой водой. Кто-то яростно выбранился себе под нос. Питер постоял несколько мгновений, обдумывая услышанное, а потом вернулся к амбразуре и поднес трубу к глазам. Уже стемнело, но он все равно отчетливо видел и пушку, и лорда Джулиана с обожженным лицом. — Так что же, конец? — тихо спросил Огл. Непривычно было слышать растерянные нотки в его голосе. — Нет, — произнес Питер. Он чувствовал, как взгляды всей команды обращаются к нему. Ему привыкли доверять. Поверили и тогда, когда он принес патент, как ни трудно им было это сделать. Что же, придется поверить и сейчас. Хотя сейчас, пожалуй, окажется еще труднее. Питер повернулся к своим матросам и обвел всех спокойным, почти безмятежным взглядом, какой бывает только у человека, твердо принявшего решение. — Мы вернем патент, — сказал он. *** Ночь принесла небольшое облегчение: хотя бы не жгло голову. В темноте восстановилось зрение, и лорд Джулиан снова четко различал происходящее вокруг. Хотя он не мог бы сказать, что это зрелище доставляло ему удовольствие. Дон Мигель, заложив руки за спину, прохаживался по палубе взад и вперед, то и дело бросая на форт торжествующие взгляды. Он так явственно представлял себе, как распотрошит зарядом серебра ненавистного Блада, что от одних этих фантазий у него улучшалось настроение. Было уже за полночь, когда он убрался, наконец, к себе в каюту. Утром, когда восходящее солнце отнимет остатки сил у вампиров, несколько часов проведших в серебряной западне, можно начинать наступление. А пока вдоль бортов выстроились часовые, готовые до зари следить за малейшим движением в форте. Конечно, они не обратили внимания на темное облачко, взмывшее над крышей форта и рассредоточившееся по окрестным деревьям. Его увидел только лорд Джулиан, и, поняв, что оно означает, тихо застонал. Но и этого тоже никто не заметил. О том, что форт опустел, дону Мигелю доложил утром один из офицеров, которые окружали вампиров с суши. По счастью, это был именно офицер. Принеси такое известие рядовой, он рисковал бы получить пулю в лоб. Однако теперь адмиральская ярость обрушилась на лорда Джулиана. — Куда делись эти твари? — прорычал дон Мигель, склоняясь над пленником. Он протянул было руку, чтобы снова схватить его за волосы, но передумал и вместо этого сгреб цепь, натянув ее. Глаза лорда Джулиана расширились от боли. Эстебан, стоявший рядом, нахмурился. — Отвечай! Звенья цепи врезались в тело. Джулиану показалось, что рубашка на нем вот-вот задымится. — Они отказались от патента, — сквозь зубы вымолвил он. — И улетели. В следующую секунду он сорвался на крик — так сильно натянулась цепь. — Ты что несешь, английская собака?! Лицо дона Мигеля было так близко, что на миг у лорда Джулиана возникло неукротимое желание вцепиться в него зубами. Помешала, как ни странно, брезгливость. — Они отказались от королевского патента. Снова стать людьми они уже не могут, и они превратились в обычных вампиров. Это значит, что они могут оборачиваться летучими мышами, могут передвигаться по воздуху, но даже минуты не могут продержаться на солнце. У них больше нет силы, дарованной Дрейком. Дон Мигель выпустил цепь из рук и выпрямился, задумчиво глядя на лорда Джулиана. — То есть, ты им теперь больше не нужен? Уэйд прикрыл глаза. Проклятый испанец сразу догадался, в чем дело, и теперь ему конец. Пусть дону Мигелю не удалось на этот раз расправиться с убийцей брата — зато он сможет вволю отыграться на англичанине, враге, приближенном самого Дрейка. — Там спрашивают, что делать с серебром, — послышался ровный голос Эстебана. Дон Мигель развернулся и зашагал к борту. У корабля покачивалась шлюпка с несколькими солдатами, которые ждали его распоряжений. Эстебан подошел прямо к лорду Джулиану и наклонился над ним. Коротко скрипнул ключ в маленьком замке, и цепи с лязгом упали на палубу. — Убирайся, — услышал Уэйд тихий голос у себя над ухом. Дон Мигель обернулся как раз в тот миг, когда фигура лорда Джулиана бесшумной тенью скользнула через противоположный борт корабля. — Какого дьявола?! — взревел он, бросаясь за ним следом. Но куда там! Когда он свесился через борт, догадаться, в какую сторону поплыл вампир, уже не представлялось возможным, — За каким чертом ты это сделал?! — Дон Мигель с побагровевшим лицом развернулся к племяннику. Тот пожал плечами. — Чем больше врагов у Блада, тем лучше, верно? Теперь есть, кому рассказать Дрейку о том, как английский пират обошелся с его патентом. Дон Мигель с шумом втянул в себя воздух, постоял с минуту, буравя палубу яростным взглядом, а потом махнул рукой и ушел к себе в каюту. *** Волны плескались о стены маленькой пещеры, выточенной водой и временем в скалистом берегу. Несколько летучих мышей покачивались, уцепившись лапками за выступ под самым сводом. При других обстоятельствах Питер Блад, наверное, с любопытством рассматривал бы собственные кожистые крылья. Но сейчас на любознательность не оставалось сил. На палубе возле дона Мигеля стоял Эстебан. Мальчик не допустит, чтобы невинного человека постигла участь его отца. Значит, за Джулиана Уэйда можно не волноваться. Сам лорд Джулиан вряд ли оценит, что его бросили как раз для того, чтобы спасти. С новым врагом тебя, Питер Блад. Что уж говорить о новом старом враге Дрейке. Ночью придется искать свой корабль, который наверняка захвачен испанцами. И еще придется искать свежую кровь для того матроса, которого сейчас поддерживали крыльями его товарищи. Но ведь на "Арабелле" наверняка испанцы? Все решаемо. Надо только разобраться с этими вопросами — и тогда он начнет искать способ вернуться в человеческий мир. Правда, лорд Джулиан говорил, что это еще никому не удавалось. Но, возможно, просто никто раньше этого не знал — того, что все решаемо. А он, Питер Блад, это знает.