После всех

Надя гладит огромного пса, словно перед ней маленький щенок. Она мягко касается лобастой головы, чешет за ушами, зарывается пальцами в густую черную шерсть на загривке. Одного удара лапой достаточно, чтобы переломить хрупкое девичье тело, но пес утыкается носом ей в шею и радостно виляет хвостом. Он вываливает язык, отчего пасть растягивается в подобии улыбка, и перекатывается на спину, подставляя живот. Когда Надя с тихим смехом начинает его щекотать, пес блаженно щурится, едва не подвывая от удовольствия. Кеша даже не смотрит в их сторону, но все равно видит, как пасть раскрывается в чудовищном оскале, а затем окрашивается красным. Сквозь зубы просачиваются алые струйки крови. Пес стоит на задних лапах, размером и яростью ничуть не уступая медведю. Кеше доводилось видеть медведя, и это было страшно. Еще страшнее маленькие фонтанчики крови и шерсти, выбивающиеся на брюхе зверя, и медленно стекленеющие глаза. Едва слышный зов проносится в голове, и пес, оторвавшись от надиных рук, уносится к хозяину. Кеша, пошатываясь, опускается прямо на землю, сил нет даже на пару шагов. Его пробивает озноб, на лбу выступает испарина, так всегда бывает после предвидения. Ужасно хочется есть. Трясущимися руками он достает из кармана шоколадку, такую редкость здесь и сейчас, отламывает небольшой кусочек и судорожно запихивает в рот. Надя тем временем раздвигает ветки раскидистого бурого дерева и открывает вид на поляну. У ручья двое. Оба вооружены, но один — совсем еще молодой мальчишка — снаряжен лучше. Несмотря на это, сразу понятно, что победителем ему не выйти. Но драться они не будут. Кеша видит обоих стоящих у входа в пещеру, вокруг скалы — странно, пейзаж похож на скалистые горы, но там нет ничего ценного — оба изрядно потрепаны: обожженные лица, обгорелая одежда, усталость в каждом жесте. Пахнет сыростью, ржавчиной и тем странным, едва уловимым тошнотворным запахом, каким могла бы пахнуть радиация, если бы ее можно было учуять. Кеша чувствует страх, боль и решимость. Надя подходит и опускается рядом на землю, игнорируя поваленное дерево в паре шагов. — Может, попробуем их остановить? — она прекрасно умеет просчитывать вероятности. Кеша мотает головой — ничего не изменить. Можно сколь угодно точно просчитать вероятности, можно быть уверенным в результате на девяносто девять процентов, но все же это останется предположением. Кеша просто знает. — Они погибнут, — он не спрашивает, он утверждает. — Идем, здесь недалеко деревня, можно найти еды. Они уходят, оставляя заранее обреченных людей. Это очень сложно — знать, что и когда случится, и ничего не сделать. Знать, что попытаешься и не сумеешь, но все равно пробовать. Трудно оставить этих двоих жертвовать собой ради тех, кого давно уже нет.