После

      — Здравствуй, Хеймитч, — Эффи была искренне рада видеть ментора, с удовольствием отметив для себя, что тот не был пьян, разве что, совсем чуть-чуть поддат.       Ей пришлось простоять на крыльце в ожидании отклика хозяина дома несколько долгих минут, за которые женщина успела дважды испугаться звуков, что исходили из дома, и тихонько вскрикнуть, когда прямо над головой пролетела сойка-пересмешница.       Мужчина, открывший Тринкет дверь, совсем не изменился, да и должен ли был? Длинные светлые волосы скрывали половину лица и почти доходили до плеч, неожиданно крепких, на которые была надета рубашка, незастегнутая ни на единую пуговицу. Это заставило капитолийку задержать дыхание и задержать взгляд на рельефном торсе Хеймитча на мгновение дольше приличного. Каким бы пьяницей и разгильдяем Эбернети не казался, большую часть времени, что он находился в трезвом состоянии, блондин проводил в спортзале подвала его дома, избивая грушу.       — Привет, принцесса. Какими судьбами? — от столь знакомой хрипотцы у капитолийки перехватило дыхание на пару мгновений. Но женщина быстро справилась с чувствами и, выровняв дыхание, встретилась взглядом с ментором. Его голубые глаза лучились теплотой, разбавленной искорками веселья.       Хеймитч всем своим видом старался показать, что такой неожиданный, пусть приятный сюрприз совсем не трогает его, вроде как, зачерствелое сердце. Первые пару секунд ему было тяжело узнать в этой хрупкой женщине в простой одежде взбалмошную сопровождающую, известную своими сумасшедшими нарядами и маниакальном соблюдении всех правил этикета.       Сейчас Эффи представляла собой обычную (невероятно красивую, конечно) женщину, светлая макушка которой едва доставала до подбородка коренного жителя Деревни Победителей, а большие голубые глаза, широко распахнутые, смотрели на мужчину по-детски наивно.       Хеймитч отошел с прохода и пригласил куратора в дом. Мягко закрыв входную дверь, мужчина приобнял за плечи несмело шагающую гостью, уже забыв, что о своем вопросе. Как только ментор открыл рот, собираясь предложить гостье чай, или что-то покрепче, Эффи вслух признала то, в чем пару дней назад боялась признаться самой себе даже в мыслях.       — Я скучала по вам. Капитолийка, конечно, имела в виду «по тебе», но не смогла произнести этого вслух. А Хеймитч не требовал. Он все понял и заключил продрогшую гостью в горячие объятия, стараясь отогреть и ее тело, и душу.       Она действительно скучала. Эффи и команда не виделись порядка трех месяцев. Сойка и Пит были заняты восстановлением пекарни и приходили в себя, Хеймитч пил, с каждым днем все меньше, и много думал, а бывшая сопровождающая пыталась успокоить бурю, бушующую внутри, которая поднялась, как только Тринкет смогла во всех подробностях рассмотреть Голодные Игры и Капитолий, сняв розовые очки.       Они справлялись.       Пит понемногу разбирал завалы на месте старой пекарни, по вечерам обсуждая и зарисовывая вместе с Китнисс планировку нового здания Mellark’s Bakery.       Хеймитч с каждым днем уменьшал дозы алкоголя, которые он вливал в себя, и увеличивал дозы свежего воздуха. Километры на дорожке он наматывать перестал, зато каждый вечер ментор пробегал по паре десятков кругов вокруг Деревни Победителей, выгоняя физической нагрузкой непрошеные мысли о новой соседке. Он много времени проводил с Эффи, которая поселилась одном из многочисленных вечно пустых Домов Победителей по соседству с мужчиной.       Они любили беседовать на отвлеченные темы, сидя на скамейке, которую ментор установил между их домами. С каждым днем все ближе подпускали друг друга к своим мыслям и сердцам. Через пять недель нужда в отдельном доме для Эффи отпала, и она переехала к Хеймитчу, чем совсем не удивила Пита и Китнисс, которые с самых первых игр не раз обсуждали между собой очевидную искру между двумя разными, но такими похожими людьми.       Эбернети стал раньше просыпаться. Он любил смотреть на спящую Эффи и любоваться ее красотой в лучах солнца. Естественной красотой, без пудры, розовых теней и париков. Только разметавшиеся по подушке золотистые пряди, и подрагивающие темно-русые ресницы. Когда женщина просыпалась, они шли пить утренний чай на их лавочку. Они разговаривали или молча сидели, Эффи обязательно в объятьях Хеймитча, рассуждая о том, как им предстояло по крупицам выстраивать новую жизнь.       Жизнь, наполненную умиротворением, в редкие моменты даже чем-то, напоминающим счастье. Жизнь после игр.