first time

Гарри с Луи встречались уже целых два месяца, и это время, бесспорно, было самым лучшим в их жизни. Они только что заняли третье место на Х-факторе и выпустили свой первый сингл, буквально взорвавший Британию, да и весь мир, они были молоды, популярны, у них были самые лучшие на свете друзья и прямая дорога впереди, и они точно знали, что всё будет просто замечательно. Несмотря на своё неугомонное шило, врождённую вредность и нежную любовь к чужим страданиям, Луи оказался очень внимательным, чутким, просто идеальным бойфрендом. Иногда Гарри даже задумывался о том, как кто-то, кто часами напролёт доводит Лиама до состояния невменяемого бешенства и в итоге выводит из себя даже вечно невозмутимого Найла, после всего, вечером, может заботливо поправлять одеяло и обнимать так нежно и крепко. Как этот реактивный двигатель, без устали придумывающий пакости, носящийся по коридорам отеля, будто за ним гонится стая баскервильских собак, и подмешивающий Зейну в зубную пасту снотворное, гаснет и урчит довольным котёнком, прижимаясь к спине Гарри тёплой грудью… Впрочем, все эти мысли разбегались в разные стороны, как рассыпанный по полу попкорн, стоило Томмо появиться в поле его зрения. Рядом с ним Гарри ощущал себя настоящим Гарри, и, наверное, это было самое главное. Ничего не предвещало… да ничто, впрочем, ничего не предвещало: всё шло своим чередом. Они всё так же снимали два или три номера в отеле каждый раз, и каждый раз вечером Луи и Гарри каким-то совершенно непостижимым образом оказывались вместе, в одной постели. Иногда сразу же засыпали, уматываясь за день – написание альбома было в самом разгаре, - иногда сидели вместе допоздна: Луи заваривал свой любимый чай, и они пили его из больших кружек, глядя по телевизору какое-нибудь шоу… а иногда позволяли себе немного больше, чем простые объятия. Когда это произошло в первый раз, Гарри не нервничал совсем. У него не было на это времени: они только что дали очередное интервью, поднялись на свой этаж, и едва за ними обоими закрылась входная дверь и щёлкнул ключ, Томмо без предупреждения прижал Стайлса бёдрами к стене прямо в прихожей и поцеловал. Конечно, они уже делали это раньше, каждый чёртов раз, когда хоть на мгновение оставались наедине, но так его Луи никогда не целовал. Мозг отключился напрочь: поцелуй был жарким и требовательным, собственническим и ненасытным, как будто Томлинсон дорвался и отпустил все поводья, и через несколько минут Гарри мог только цепляться пальцами за его футболку, стонать ему в рот и умолять прикоснуться к себе – совершенно неосознанно, инстинктивно, раскрываясь перед Луи и позволяя его рукам скользить и гладить абсолютно везде. Луи недолго думая стащил с него футболку, быстро расправился с ремнём на джинсах и спустил их до колен, не отрываясь от его губ, а потом сложил ладонь лодочкой и опустил её на член, скрытый боксерами… Гарри было плевать, что всё это у него, в общем-то, в первый раз: он наслаждался каждым движением ловких пальцев и ласкового языка в своём рту и судорожно шарил руками по бёдрам Томмо, силясь стащить с него штаны… Четверть часа спустя они, пошатываясь и не расцепляя объятий, кое-как дошагали до спальни и рухнули на постель. Гарри чувствовал себя так, словно он пробежал кросс до Венеры и обратно, на пути перепрыгивая через все астероиды, кометы и космический мусор. Луи отрешённо пялился в потолок, устроив голову на его плече, а правая ладонь в обладающем жесте покоилась на тазобедренных косточках кудрявого. И всё это было невероятно правильно, так, как и должно быть. Потом, на следующее утро, был и второй, и даже третий раз, а вечером - четвёртый, затем на неделе пятый, шестой, одиннадцатый... Впервые страх кольнул Гарри на девятнадцатом разе две недели спустя. Они были в студии и ждали, пока их всех загримируют для фотосессии. Гарри усадили в кресло первым, пока остальные что-то обсуждали между собой и с персоналом, потом загримировали Найла, Лиама, Зейна… а у Луи снова включился режим беспилотного управления, и он, допив свой барбарисовый чай, который всюду носил с собой в термосе, носился, скакал, увёртываясь от вызванных для его поимки охранников и команды стилисток, а потом – как был, в одних кедах и шортах, - выскочил за дверь и словно растворился в ходах и переходах большого здания вместе со всеми мужчинами, помчавшимися следом. В помещении воцарилась тишина, и команда, придя в себя, заново настроила снесённый кем-то из телохранителей свет и всё-таки отсняла четверых парней по отдельности, дожидаясь, пока приведут беглеца. Но всё было тихо, Луи не появился, зато Гарри обнаружил у себя в телефоне смс-ку: «Ангар. Титаник. Скорее!». Недоумевая, что же это может значить, Стайлс втихую улизнул ото всех – благо, этому он легко у кое-кого научился, - и отправился на поиски Титаника в ангаре. Ангар нашёлся на первом этаже, и когда Гарри, осторожно прикрыв за собой дверь, вступил в огромное помещение с высокими потолками и приглушённым, мягким светом, то мгновенно всё понял. Всё пространство от стены и до стены было заставлено старинными каретами и автомобилями, и оставалось только найти тот самый… Очень, очень похожий. Томмо развалился впереди и важно сжимал руль, и Гарри, почти полностью копируя знаменитую сцену, забрался на заднее сидение. Луи нажал на клаксон; из него вырвался только сиплый хрип. - Куда желает мистер? У Гарри на языке так и крутилось «к звёздам», но он прекрасно знал, какое количество людей прочёсывает сейчас здание в поисках Луи и сколько ещё у них работы впереди. Поэтому он наклонился вперёд, касаясь губами и носом шеи Томмо, растягивая момент… - В студию, - медленно проговорил он, и Луи притворно застонал, снова раз за разом терзая клаксон. - Ты скучный, Хаз! - Зато ты весёлый, - ответил ему Стайлс, откидываясь на сидении, - почему ты удрал от них? Они бегают и ищут тебя, ты сбиваешь нам график. - Да плевать я хотел на график, мы работаем восемнадцать часов в сутки, без выходных, помнишь? Когда ты последний раз просто был самим собой, а не Гарри Стайлсом из One Direction? - Наверное, в пятницу вечером, когда ты... когда ты и я... - Гарри вдруг обнаружил, что это слово ему не даётся никак, а щёки предательски краснеют от внезапного смущения. - А ещё в субботу, и в воскресенье, кажется, раза три... - Хочешь сказать, когда я дрочил тебе, а ты - мне? Луи смотрел ему прямо в глаза, беззастенчиво наблюдая за реакцией, и Стайлс опустил взгляд на собственные колени, молясь, чтобы полумрак в салоне автомобиля не выдал его позора. Он только кивнул, соглашаясь, а Луи фыркнул, правда, уже не так язвительно, как до этого. Он забрался внутрь, к Гарри, и тот почувствовал и даже увидел, как настроение Томмо улучшается, как смягчаются черты его лица и успокаиваются резкие, порывистые движения. Ёрнический, повседневный Луи снова стал таким, каким всегда становится только для Гарри. Их пальцы нашли друг друга и переплелись в привычном жесте словно сами собой, а губы соприкоснулись в нежном и мягком поцелуе. Но жар нарастал, темп становился всё быстрее, и когда воздуха в маленьком замкнутом пространстве стало катастрофически не хватать, а кожа раскалилась под лаской шершавых ладоней, Луи соскользнул с Гарри на пол, встав на колени между его разведённых в стороны дрожащих ног. - Ч-что ты... - холодок закрался в живот Гарри, пока жадные губы путешествовали по бедру. - Луи, господи, я... Он не давал себе отчёта в том, чего именно боится, ведь это казалось чистейшим идиотизмом - бояться чего-то, когда рядом Луи, но он ничего не мог с собой поделать и дрожал, отчаянно дрожал, пока Томмо медленно тянул вниз его ставшие тесными трусы, и потом, когда отбросил их в сторону и отправил ногу Гарри себе на плечо... На первом прикосновении мокрого языка к головке ужас внутри Гарри дёрнулся, словно в агонии, породив в голове мысль "ты тоже будешь делать так", а потом исчез в пелене чистого удовольствия, застлавшего всё вокруг... И пусть потом уже ничего не имело значения, зерно было посеяно всё равно: каждый раз, когда Гарри видел изогнутые в улыбке, или просто спокойные, или, боже упаси, растянутые вокруг горлышка бутылки родные губы, он думал о том, что должок нужно вернуть. А он же ни черта не умеет. Все последующие дни казались медленной пыткой. Гарри... не избегал Луи, но старался свести к минимуму все их моменты сближения, в безвыходных ситуациях чаще всего переходя в наступление сам, обескураживая напором и умелостью своей ладони и не давая времени думать над чем-то ещё. И Луи, даже и не подозревая, как сильно его мальчик боится, кончал в его руку, на его живот, на бёдра, а потом рушился на простыни рядом, едва дрожа от усталости. А на следующий день Гарри каждую свободную минуту проводил в интернете, почти наизусть заучивая статьи о том, как правильно... о да, ему ещё придётся произнести это вслух - делать минет. Сосать член. Стайлс бесился. Ничего такого страшного в члене Луи не было. Член и член. В меру толстый, в меру длинный, с выступающей и рельефной по краю, а сверху гладкой головкой. Красивый и крепкий член, удобно укладывающийся в ладонь, так здорово скользящий вместе с собственным в двойном захвате ладоней... но стоило Гарри даже немного наклониться над ним, почувствовать тёплый и терпкий запах, от которого рот наполнялся слюной, как он впадал в ступор от идиотского, дебильного, совершенно необоснованного страха. Ох и поржал бы над ним Найл, если бы узнал об этом. Он бы орал налево и направо о том, что у Гарри херофобия, пусть даже это слово означает совсем другое, и, наверное, выиграл бы в этом месяце кубок самого раздражающего парня в группе. Конечно, всё это было так, лирика, и нужно было что-то делать. И Гарри сделал, когда они в очередной раз вырвались в Теско: купил связку бананов. Каких усилий ему стоило пронести гроздь в номер так, чтобы это не заметил Луи, знал только Зейн, который неожиданно посмотрел на него, несчастного и прячущего за спиной плоды, с пониманием в глазах. Он отвлёк Томмо какими-то чипсами, пока Стайлс, торопясь и путаясь в двух руках, расплачивался на кассе и запихивал бананы в рюкзак. А дальше начались настоящие муки ада. Причём были они не физические, а самые что ни на есть ментальные: в процессе своего самообучения по видеоурокам Стайлс понял, что не может засунуть жёлтый тренажёр так далеко в глотку, как это делает девушка на экране, так, как это делал Луи... раз за разом рвотные позывы гасили в нём не только нарастающее возбуждение, но вообще всё желание учиться, и он страдал. Страдал настолько сильно, что однажды чуть не проболтался об этом Луи, когда тот, потеряв терпение выспрашивать, что же так беспокоит его любимого парня, раз он в десятый раз за вечер запирается в ванной в одиночестве, припёр его к стенке во всех смыслах этого слова. - У меня всё в порядке, - еле дышал Стайлс, запрокинув голову, пока Луи медленными и чувственными поцелуями прижимался к его шее, потом к груди и затвердевшим соскам, - всё в порядке... о-о-ох!.. - Врать ты не умеешь, - уверенно констатировал Томмо, распуская пояс его халата и с восхищённым вздохом прижимаясь щекой к низу его живота. - Но любую проблему можно забыть с помощью хорошего минета, правда, солнышко? Гарри едва нашёл в себе силы для протестующего стона, поднял руки, чтобы оттолкнуть Луи, но так и оставил их на его плечах... и всё повторилось: жар и желание, стоны, капельки пота, стекающие по груди и вискам, и умелый рот, и горло, сжимающееся вокруг члена идеально и жёстко... и абсолютное отсутствие рвотного рефлекса. Гарри удвоил рвение. Гарри участил тренировки, стал выбирать фрукты потоньше, чтобы начать с малого. Отныне и всегда Гарри теперь носил в сумке пакет с тщательно завёрнутым в него бананом. Гарри запихивал его себе в рот перед завтраком в ванной, когда чистил зубы, в ту минуту, когда Луи уже одет и болтает с парнями в коридоре, а он сам ещё завязывает кроссовки в прихожей. В перерывах во время работы, в туалетах в торговых центрах, на заднем сиденье автомобиля - везде, где не было посторонних глаз, Гарри вытаскивал из сумки свою заначку и честно трудился. Усердие – мать успеха, как гласит известная английская пословица, и наконец-то настал тот день, когда самый большой банан за всю историю уникальных тренировок Гарри вошёл в его глотку на всю длину, и Стайлсу не захотелось выкашлять его вместе со своим желудком. Это была победа, абсолютная и безоговорочная победа, и окрылённый Гарри с нетерпением ждал вечера, чтобы взять в руки сначала себя и свой страх, а потом и член Луи и сделать ему самый незабываемый минет в его жизни. Гарри посмотрел на себя в зеркало: растрёпанные кудри, горящие глаза, огромный банан в ладони, и негромко сказал своему отражению: - Ми-нет. Сосать член. Отражение призывно облизнулось и почти закатило глаза от того, как вкусно перекатывались эти слова на языке. Да. Гарри определённо делает успехи. И это совсем не страшно. Поздним вечером того же дня Луи возился в прихожей, напевая что-то себе под нос. Потом он, судя по звуку, зашвырнул свои вансы в дальний конец коридора, как проделывал это всегда, и босиком прошлёпал в ванную. Зашумел душ, и Гарри, устроившийся на краешке кровати, коротко и нервно вздохнул. Он не знал, почему нервничал. То есть, знал, конечно же: ему хотелось всё сделать идеально, настолько сильно хотелось, что его от этого даже немного потряхивало. Луи зашёл в спальню пятью минутами позже - свежий, умытый. На его плечах лежало полотенце, а джинсы без ремня едва держались на тазовых косточках, и сердце Гарри сделало тройное сальто и безжизненно ухнуло вниз, затерявшись где-то на уровне члена, а может быть, простаты: его парень был прекрасен, как сам мир. Томмо сразу понял, что что-то не так, и подходил к постели медленной, плавной кошачьей походкой. Каждый шаг маленьких ступней оставлял шрам на душе Гарри, и когда Луи наконец-то подошёл к нему вплотную, так и не произнеся ни слова, Стайлс поднял на него испуганные глаза, но тут же опустил их вновь, с каким-то странным, почти отчаянным чувством облегчения зарываясь носом в мягкую кожу живота. Руки Томмо легко погладили его плечи, царапнули шею, а потом зарылись в кудри, ласково ероша и массируя голову, и, ободрённый, Гарри обнял его за бёдра, опускаясь на колени, чтобы наконец-то сделать то, ради чего он столько мучился... И вдруг его правая ладонь совершенно нечаянно нащупала в заднем кармане джинсов квадратный шуршащий пакетик. Мозг Гарри мгновенно сложил два и два, и кудрявый почувствовал себя так, как чувствует себя ребёнок, только что научившийся плавать от стенки до стенки бассейна и вдруг открывший для себя, что у бассейна есть ещё и глубокая сторона, такая большая, что его умения точно не хватит, чтобы её переплыть. И это было так глупо, так не вовремя, так странно и так страшно, что Стайлс едва не заплакал от обиды: уж Луи мог бы и посоветоваться с ним! По крайней мере, просто сказать, что собирается сделать, и Гарри, может быть, подготовился бы, почитал бы в интернете какой-нибудь ускоренный курс обучения, а теперь... Страх, до этого подавленный, затаённый, снова вырвался наружу, почти заморозив его в объятиях. Луи, заметив, как парень закаменел в его руках, легонько отстранил его от себя. - Эй, милый, ты чего? Всё в порядке? - Д-да, - едва слышно пробормотал Стайлс, сильнее прижимаясь к нему щекой и боясь убрать ладонь с ягодицы, где в кармане хрустела квадратная обёртка. - Всё хорошо. Томмо нахмурился и осторожным движением толкнул его в плечи, заваливая на кровать, а сам забрался сверху, усаживаясь верхом. Он наклонился, обдавая губы тёплым дыханием, нашарил пальцы Гарри и переплёл их, ободряюще сжимая и отпуская вновь. Зелёные глаза были закрыты, а рот плотно сжат, и, нахмурившись ещё сильнее, Луи заскользил ладонями по не широким ещё плечам, разминая мышцы и разгоняя по юному телу кровь. Потребовалось всего десять минут такого массажа и, может быть, чуть больше круговых движений бёдрами, чтобы парень распахнул свои невозможные глаза и издал первый, но совершенно не робкий, полный удовольствия стон и зашарил руками по простыне, не зная, за что схватиться, чтобы не утонуть в ощущениях. Луи смотрел на него, окутанного мягким светом настольной лампы, извивающегося, такого живого и жаждущего, и в нём в ответ росла почти болезненная нежность. Он привстал, чтобы расстегнуть пуговицу и освободиться от джинсов, скомкал их и уже хотел сбросить с кровати на пол, когда пакетик снова зашуршал в его кармане, а Гарри вдруг, скуля, вцепился в его запястья. - Лу, Лу, пожалуйста, давай не сегодня, ладно? Пожалуйста. Я не хочу. Я... боюсь. Правда. Серьёзно. Знаю, это глупо, но я ничего не могу с собой поделать, я даже не подготовился, Лу, пожалуйста, я... - голос его сорвался, и Гарри со стоном закрыл лицо ладонями. Опешивший Томмо смотрел на него сверху вниз, замерев с джинсами в руках, а потом всё-таки спихнул штаны с кровати и лёг на Стайлса сверху, решительно отводя в сторону его сопротивляющиеся руки. - А теперь объясни мне внятно, пожалуйста, что ты не хочешь, чтобы я делал? - сказал он максимально раздельно и медленно, чтобы до перепуганного невесть чем парня всё-таки дошло. - Клянусь, что не сделаю ничего, чего ты не захочешь, просто скажи мне, милый. Давай. Он сам настолько был удивлён этим внезапным приступом паники, что боялся даже поцеловать Гарри и просто смотрел на него, пока тот собирался с мыслями и кусал губы. - Ну... ну... ну, это! - наконец выговорил Стайлс, подавая отчаянные сигналы бедствия бровями, который не понял бы только откровенный дурак, ну или Томмо, который, прищурившись, захотел его переупрямить. - Ну... ты понял меня. - Нет, - невозмутимо отозвался Луи. Гарри заёрзал под ним, зашевелился, но не посмел скинуть с себя. А потом, глядя ему прямо в глаза, демонстративно вскинул бёдра вверх, толкаясь пахом в его пах. Раз, другой, третий, но выражение вежливого ожидания так и не ушло с лица парня. Стайлс застонал от отчаяния, остатков страха и всё той же обиды, и, крепко зажмурившись, громко и раздельно сказал: - Пожалуйста, давай ты сегодня не будешь трахать меня. Не будешь засовывать свой член мне в задницу. Он готов был провалиться со стыда куда угодно, желательно сразу в Антарктиду, или лучше на Нептун, чтобы остудить горящие огнём щёки. Это был такой щекотливый, напряжённый и странный момент, что Луи не придумал ничего лучше, как ляпнуть: - С чего ты решил, что я собрался тебя трахать? На щеках Стайлса можно было жарить яичницу, когда он едва слышно прошептал, борясь со своими растерзанными остатками смущения: - У тебя в кармане... презерватив. На долгую минуту в комнате воцарилась тишина. Потом Луи, гибко склонившись, подобрал с пола джинсы и, не отрывая взгляда от широко распахнутых зелёных глаз, выгнул бровь и эффектным жестом фокусника вытащил из заднего кармана... пакетик чая "Greenfield". И бросил его Гарри на грудь. - Не желаете ли со вкусом барбариса? Или, может быть, мне сходить на кухню за бергамотовым? Или... - Боже, заткнись, просто заткнись! - зарычал Стайлс, сбрасывая с себя и дурацкий пакетик, и джинсы, и пытаясь спихнуть и Луи, но тот не дался, перехватывая его руки и вновь прижимая к постели. - Ты сбил мне весь настрой! Я готовился, я ждал, и, блин... этот твой чай!!! - К чему ты готовился, милый? - проурчал Луи, целуя его подбородок, мешая собраться с мыслями. - К минету! - вот это слово далось уже в сто раз легче, и, воодушевлённый, он продолжил, стараясь не замечать загоревшихся голубых глаз: - Хотел сделать тебе приятное, тренировался, и всё такое... на бананах, если что, вот... - Так что тебе мешает сделать это сейчас? Они очень быстро поменялись местами - Гарри почти без злости сошвырнул на пол глупый чай, ещё раз мысленно обозвал себя дураком, а затем наконец-то наклонился над пахом Луи. - Ты только не смейся, пожалуйста, я раньше никогда... - Я знаю, милый, - проговорил Томмо, ласково перебирая его кудряшки. - Знаю, и... ох, Гарри, боже мой, да, вот так... а-а-а-ах!.. *** Спустя час или полночи они лежали, потеряв себя в переплетении рук и ног. Кудряшки Гарри лезли в нос Луи, чья-то лодыжка упиралась кому-то в голень, чьё-то бедро касалось чьего-то мягкого члена… Томмо уже почти отлетел в мир сна, когда Гарри вдруг больно укусил его кожу рядом с соском. - Почему это ты не собираешься меня трахать? - Прямо сейчас? – сонно отозвался Луи, дёргая парня за локон. - У меня только пакетик чая, прости, милый, я не готов. Он просто почувствовал, как Гарри залился краской, а потом заёрзал от смущения, накатившего на него вновь. - Не сейчас, но… потом? - Потом – обязательно. Ага. Обяза-а-тельно, - зевнул Томмо и сгрёб своего парня в охапку, прижимая ближе к себе. – Только обещай мне, что не будешь тренироваться на бананах. Гарри уже открыл было рот и собрался возмутиться, мол – а как же иначе? – но в самое последнее мгновение решил благоразумно промолчать. В конце концов, можно ещё попробовать огурцы.