Одно решение.

      Этот день резко отличался от других, его, пожалуй, смело можно было раскрасить темными цветами. Гибель молодых Поттеров большой трагедией не являлась, он просто не знал их настолько хорошо, чтобы их смерть затронула что-то на сердце. Миссис Поттер не вспоминалась вообще, в замке всегда было много девушек: ярких и красивых, словно цветы, взбалмошных и пугливых, как жеребята фестралов, они обычно не подходили близко, таращась издалека, шушукаясь и посмеиваясь. Магловоспитанные, что с них взять. Выросшие в магическом мире девушки подходили в компании сокурсников и, опасаясь смотреть в глаза, просили шерсть и волос единорога. Из полученной вручную пряжи они выплетали скромные пояски, считающиеся лучшими оберегами для беременных. Рубеусу всегда льстило выказанное ему доверие, так как получить шерсть единорога можно было только в подарок и только от разумного, воспринимаемого волшебными «лошадками» в качестве своего, в противном случае оберег терял Силу. А вот Джеймса он помнил. Мистер Поттер был парень не злой, но беспутный, импульсивный и по молодости жестокий. Нет, не от злобы человеческой, просто чувствовал за собой силу и власть, вот и пользовался. Не приходилось еще встречать достойного соперника. Джеймс Рубеуса презирал, не считал магика – полукровку достойным беседы, кивал, словно слуге при встрече, хорошо, хоть дорогу уступал. Хагрид и не пытался ничего доказывать, считая, что все придет со временем. Подросшие за лето жеребята фестралы тоже начинали ему грозить, злобно фыркали, прядали ушами, скалили клыки и били копытами землю. Ничего, английская зима хоть и не особо сурова, а все же не лето, половина молодняка не доживала до весны. Это уже потом, набравшиеся ума и силы жеребцы благосклонно позволяли не только подойти к себе, но и вычесывать свалявшуюся клочьями при линьке шерсть, открывать пасть, проверять копыта. Лес добро помнит. И зло тоже. Так и повзрослевшие маги приходили потом к Рубеусу. Кто-то за особыми травками, в глубине Леса растущими, кто-то за шерсткой, кто-то за трофеями. Последние всегда четко называли, какая именно добыча им нужна и терпеливо ждали, когда он, Хагрид, разрешит охоту и укажет конкретную дичь. Как Хранитель Леса он четко знал, над кем из его обитателей сама Смерть распахнула крылья, и выводил охотников именно на него. Полувеликан своей должностью очень гордился, Хранителя назначал сам Лес, ему не было дела до людских дрязг и решений. Под его ногами сами собою стлались тропы, хищники смиряли свой нрав, а «мирные» твари сами подходили к дому. Вот только брать деньги с людей Хагрид не мог. Лес дарил людям свои плоды, а брать деньги за подобное – это уже не грех – преступление. А маги щедро одаривались, и тоже не деньгами. Да, сам Рубеус не знал что такое достаток, но и нищеты не знал. В магических лавках его обслуживали бесплатно, благо, что и брал он немного.       Именно поэтому весть о гибели Поттеров ничего в душе и не всколыхнула, не были они друзьями, просто знакомыми. А вот Северуса, напротив, едва не убила. Хагриду нравился молодой Снейп, Лес ему тоже благоволил, показывал некоторые места потаенные. Две родственные души, объединенные доступом к единой тайне, договориться могут всегда. Мальчишкой Северус часто приходил тайком в домик лесника, усаживался на высокий для него табурет, и, болтая ногами, с удовольствием пил чай на травах. Ему, как и Рубеусу, от жизни много не требовалось, теплый плед, кресло у горящего очага и чашка горячего взвара создавали для них одинаковое ощущение уюта. Со Снейпом было уютно молчать, немногословный в силу не богатства словарного запаса, Хагрид много говорить не любил и предпочитал объясняться короткими предложениями. Северус своего собеседника дураком не считал, среди полувеликанов умственно отсталых вообще не бывает. Просто они – не люди, и мыслят не по-людски. Сравнивать обычного мага и потомка гигантов все равно, что оценивать эффективность гепарда и волка на охоте. Первый все вкладывает в один стремительный рывок, в один шанс, второй – медленно и методично загоняет свою жертву в течение нескольких дней. Так и здесь. Великаны и их потомки живут долго, им некуда торопиться, а значит и скорость мышления не важна, благо, что магия на них почти не действует. Но и цена за неуязвимость и долголетие высока. Медленное взросление – не самая высокая из них.       Прибыв на развалины дома в Годриковой Лощине, Хагрид ничего особого не испытал. Камни и камни. Мало ли развалин таится в Лесу. Погибшие здесь его не интересовали, а вот просьбу директора исполнить надо. Дамблдора Рубеус уважал, не считал непогрешимым, но правым в большинстве случаев. Полувеликаны хоть и взрослеют умственно быстрее своих чистокровных сородичей, но пять-шесть десятков лет для этого нужно, а, значит, необходим и старший. Взбалмошный Сириус приплясывал на месте в нетерпении, ему словно щенку было сложно усидеть на месте, что всегда вводило Хагрида в недоумение. Рубеус хорошо знал, что детское поведение сохраняют взрослые особи только прирученных видов, а маги явно относились к «диким». Когда и кто успел приручить непоседу он не знал, да и узнавать не хотел. Под его присмотром были только обитатели Леса, которых никто не назвал бы ручными, а вот домашние твари раз и навсегда выходили за границы его ответственности. Ручного Сириуса Хагрид проигнорировал, ему было сказано прибыть к дому Поттеров – он прибыл, а вот дальше инструкций не было. Несколько минут Блэк еще пытался привлечь новоявленного союзника к ответственной работе по разбору развалин или поиску предателя, но безуспешно. Тогда он вручил полувеликану сверток и попросил доставить ношу к Дамблдору. - Позаботься о нем, Хагрид. Отдаю его под твою защиту. Храни его, - сказал Блэк прежде, чем обернуться псом.       Так был сделан первый шаг к изменению тщательно лелеемого плана Великого Светлого волшебника. Ну откуда мог знать, отвергнувший традиции магического мира, Сириус, что именно эти слова запускают механизм перехода Хранителя на следующую ступень развития отношений с Источником запретного Леса и признается Магией совершеннолетним? Что делать с ребенком Хагрид не знал. Маленький человечек казался ему хрупким и абсолютно беспомощным. «Возможно, с ним следует поступать так же, как с другими четвероногими сиротами?» - подумал он, решив отнести малыша в свой дом и напоить единорожьим молоком. Хагрид развернулся, собираясь ступить на тропу, но не успел. Перед ним появился призрачный феникс. Противиться приказу Хагрид бы смог, старший больше не имел власти над ним, но сила привычки сработала, и он отправился по указанным патронусом координатам.       Решение оставить малыша на Дамблдора Хагриду не понравилось, неспокойно на сердце было, но противоречить старшему не решился. Несколько раз оглянувшись на Гарри, он активировал портключ до Хогвартса и исчез вместе с мотоциклом. Но на душе было муторно. Как бы не доверял старшему полувеликан, он не верил, что тот сможет справиться с маленьким ребенком. Сам Хранитель не раз выхаживал сироток и хорошо понимал, как это сложно. Если бы все ограничивалось только бутылочкой с молоком, он был бы спокоен, накормить малыша не сложно, но ведь этим все не ограничивается! Ребенок на месте не сидит, ему все интересно, все нужно проверить и исследовать. Только Клык, будучи щенком, умудрился свалиться в яму, закрыться в сарае для метел, забраться на Хогвартскую кухню и обворовать домовиков. И это за один день! За прошедшие годы пес вырос, шкодить и делать глупости перестал. Обычных магов собака поражала своей недисциплинированностью и необученностью, вот только мало кто понимал, что Хранителю для управления животным дрессировка не нужна. Хагрид хорошо понимал, что с ребенком будет больше проблем, и сам он с этим не справится, но в тоже время он сильно сомневался в компетентности Дамблдора. Живя рядом со школой, он не раз наблюдал, как подростки преследовали и травили ровесника, словно оленя собачья свора. И сам не раз утешал взахлеб рыдающую жертву, а однажды вытащил из петли. Хагрид, пока затащил мотоцикл Сириуса на вещевой склад замка, умаялся до состояния нестояния, и предпочел посетить кухню замка. Лопоухие домовики шныряли под ногами словно мыши, магия Хранителя пьянила их не хуже вина, и они торопились воспользоваться представившейся возможностью, ведь на территорию Запретного Леса и домик лесника допуска они не имели. Отхлебывая из огромной кружки, больше похожей на бочонок, горячее какао, Хагрид с удовольствием поглощал огромный торт, испеченный в преддверье праздника. Он сильно сомневался, что кто-нибудь вообще о выпечке вспомнит, ведь после трагической гибели Поттеров будет объявлен траур. Домовики все больше становились неадекватными, кое-кто уже оставил все свои дела и попытался потрогать одежду самого Хагрида. Рубеус недовольно покосился на самого смелого, притащившего огромные овечьи ножницы и попытавшегося отрезать клочок от кротовой шубы. Пожалуй, ему действительно пора возвращаться домой, пока эти паразиты не оставили от любимого костюма дырявые обноски.       Навстречу выскочил Клык, тявкнул глухо и пристроился рядышком, внимательно отслеживая, как под ногами хозяина шныряли полевые мыши. Пару раз ему даже улыбнулась удача: в пасть попалась очередная мышка. Собака, конечно, не лисица, но даже столь мелкая добыча приятна. Когда они приблизились к хижине, из-за угла вышла маленькая хрупкая фигурка. Хагрид опустил фонарь, освещая свою гостью. Лечурка. Человекоподобная хранительница деревьев. Меньшая сестра дриады. На ее руках попискивал сверток. Лечурка задрала голову, ловя взгляд полувеликана, и положила свою ношу на землю. - Выполни свой долг, - прошелестел ее голосок.       Рубеус наклонился и подобрал сверток. В покрывале из листьев лежал человекоподобный детеныш, похожая на древесную кору кожа, ярко зеленые, как первые листья, глаза. Мальчик. Лечурки часто заманивают к себе одиноких припозднившихся путников, завлекают в свои ласковые объятия. Если мужчина силен и здоров, то с рассветом он получит относительную свободу и шанс покинуть лесные дебри. Кому-то везет, кому-то нет. Лес укроет шелковой травою выбеленные хищниками кости, а у дев лесных по осени появится маленький. Девочка наследует судьбу матери, Лес станет ее домом, а многочисленные тетушки и сестренки – заботливыми родичами. А вот к мальчикам Лес вначале неблагосклонен, уже из новорожденного начинает высасывать жизнь. Кто-то из матерей – лечурок оставляет неугодное дитя в корнях своего дерева, щедро напаивая их горячей кровью, кто-то выносит на опушку и оставляет на милость прохожего, а кто-то понадеется на Хранителя. Когда-то лечурки подкидывали своих сыновей людям, подменяя ими человеческого младенца. Но современные города слишком далеки от природы, слишком мало в них вековых деревьев, чтобы лечурка могла подойти к жилью. Подкидыш рос злым и жестоким, покидая дом приемных родителей годам к пятнадцати. Лес щедр к своим детям, сыновья лечурок принимали наследие своих матерей. Будучи гораздо крупнее и сильнее своих сородичей, полукровки становились хранителями волшебных рощ и существ, надежно защищая подопечных от жадности магов. Но для этого младенцу нужно выжить и вырасти. Поэтому и оставляли лечурки из Запретного Леса своих малышей Хранителю, поручая ему подкинуть своего малыша людям. Как же их называют? Кажется, Северус называл их лешачонками.       Хагрид тяжело вздохнул и осторожно потрогал малыша пальцем. Тот повернул головенку и попытался цапнуть. В награду за заботу полувеликан получит увеличение личной магии, да и тропы станут гораздо длиннее и доступнее. В прошлый раз он оставил подкидыша в маленькой шотландской деревушке, а его «человеческую замену» подарил Лесу. Плохо только, что тропу можно провести только туда, где побывал сам. Рубеус зашел в дом, положил малыша на стол и разжег камин. Он не знал, куда девать подкидыша. Маги мальца не примут. Зачем им магический вампир, живущий за счет жизненной силы и положительных эмоций приемных родителей? Да и себе его не оставишь. В Хогвартсе есть свои паразиты – домовые эльфы, но они хоть отрабатывают свое существование, а эта тварюшка если прицепиться к Источнику, то уже не оставит. Пока не опустошит. Нет, нужно идти к маглам. Вот только где найти маглов с младенцем? А успеть надо до рассвета, иначе появится у Хогвартса новый магический поглотитель. Лешачонок на столе завозился, приподнялся, встал на четвереньки и шустро пополз к забытой хозяином миске. Раздался треск. Закаменевшего кекса надолго не хватило, и оголодавший детеныш принялся грызть миску. Рубеус снял с полки короб с выпечкой и выбрал для подкидыша кекс побольше. Самого Хагрида всегда удивляло то, что столь вкусный и полезный продукт гостям не по нраву. Ну и что, что черствый, зато зубы стачиваются. Это великаны могут себе позволить грызть камни, а вот у самого Хагрида зубы хрупкие, от отца-человека достались, но растут всю жизнь, совсем как у матери. Подкидыш радостно захрустел подачкой, и полувеликан порадовался про себя. Хоть кому-то его труд пришелся по нраву. В очаге затрещало пламя, вода в котелке над ним начала нагреваться. Лешачонок заинтересовано повел носом. - Ну и куда тебя девать? - проворчал Хагрид. – Где я сейчас тебе человечку с детенышем до утра найду? Лесу тебя возвращать придется. Не могла твоя мамаша мне пораньше памятку оставить, как приличные лечурки делают? Я бы и маглов для тебя присмотрел заранее. А так я и маглов с пискунами не знаю.       Рассуждения вслух навели полувеликана на мысли о маленьком Поттере. Говорила же профессор Макгонагалл, что у тех маглов свой детеныш имеется. Вот его и можно приспособить. А у маленького Поттера будет братец. Магия лечурок не заставит любить обменыша, чужака даже неодаренные чувствуют, но и выгнать его маглы не смогут. Так и будут кормить и заботиться, глухо ворча на приблуду. Это все, что может мать сделать для малыша. Решено. Хагрид сгреб недовольно заверещавшего лешачонка со стола, запихнул во внутренний карман и вышел в ночь. Нельзя проложить тропу туда, где сам не был, а Хагрид в силу своей юности к путешествиям не склонен. Да и старший у него – домосед и редко покидает Хогвартс. Где уж здесь маленькому полувеликану опыта набраться?       На тропу Хагрид вступил почти от порога. Сумрак привычно окружил, едва заметные тени заскользили на границе зрительной области. До этого Рубеус редко ходил так далеко, в Лесу есть свои тропы, а в Лютный переулок целая дорога проложена. Ни один Хранитель может перемещаться по Граням миров, на свете много тех, для кого наше время-пространство не дом родной, а охотничьи угодья или детская площадка. Тропа вывела на уже знакомую улицу, к множеству уродливо одинаковых домишек и выщипанных полянок. Хагрид растерянно завертел головой: вот куда теперь идти? Лешачонок за пазухой завозился, заскребся, высунул мордашку и щелкнул клычками. Память человека, ну пусть не совсем человека, большую часть своей жизни прожившего в лесу безошибочно привела Рубеуса к одному единственному нужному дому. Полувеликан замер на пороге в задумчивости почесывая бороду. Ну и как ему войти в дом без разрешения? Сам бы он просто постучал и перешагнул через порог, но вот существо за пазухой – нечисть, и с ним такой трюк не пройдет. Лешачонок тихо заверещал, и когда ему удалось привлечь внимание своей няньки, ткнул пальчиком во что-то, лежащее на крыльце.       Хагрид заинтересовано наклонился и отшатнулся. Там в корзинке лежал уже посиневший от холода ребенок. Поттереныш. Хагрид глухо, по звериному заворчал. Ребенка отдали под его защиту, а он, Рубеус, поверил старшему и позволил тому решать судьбу маленького мага. Доверчивый полувеликан от природы был лишен такой черты как подозрительность, но вот обида в его душе подняла голову и открыла мутные глазки. Обидно. Обманули как щенка молочного. Хагрид не мог поверить, что кто-то мог оставить ребенка на пороге. В такую холодину! И вот что ему делать?! Забрать себе? Но старший обещал позаботиться о Поттереныше… Из внутреннего кармана шубы выбрался лешачонок, переступил босыми лапками по холодным плиткам крыльца и потянулся к корзинке.       У лешачонков магии почти нет, они гораздо глупее и слабее человеческих детенышей, но кое-что они могут. Взять себе чужую судьбу. Чужую внешность. Лечурки не убивают, особенно чужих детей, но могут оставить на волю судьбы, на милость любого прохожего. Так обычно и бывает с оригиналом. Лешачонок забрался в корзинку, коснулся лапкой холодной щеки, скользнул по синим губам. Его внешность начала меняться, волоски на головке потемнели, подобная древесной коре кожа стала по-детски нежной и немного смуглой. Лобик прорезала ссадина с запекшейся кровью. Неожиданно лешачонок насторожился, повел носом и резко перебрался к голове спящего малыша. Он оскалился на Хагрида, обнажив острые треугольные клыки, и прижался губами ко лбу человечка. Раздался резкий всасывающий звук. Ребенок вздрогнул, его глаза распахнулись. Хагрид в ужасе следил, как выцветает у малыша яркая радужка. Он буквально чувствовал как Поттереныша покидает магия. Лечашонок медленно отвалился, похлопал себя по раздувшемуся пузику и сыто рыгнул. Пару минут он водил осоловевшим взглядом по окрестностям, затем начал вытеснять человеческого детеныша из его корзинки. Рубеус подхватил малыша, и лешачонок поспешил занять его место. Полувеликан посмотрел на жертву обменыша и едва удержался от вскрика. Замерзшего полутрупика больше не было. Кожа стала розовой, губки – алыми, а тельце – горячим. Ребенок завозился, сел на ладони своей невольной няньки, держась за отставленный большой палец. Личико сморщилось. Он явно собирался заплакать. Пора уходить. Прижав к себе маленького человечка, Хагрид поспешил встать на тропу. Путь был выбран. Тропа вывела его прямо к кованным воротам поместья. Едва Хагрид коснулся ограды, как перед ним предстал домовик, его уши встали торчком, он облизнулся и потянулся к гостю. Прежде чем наглое создание смогло его коснуться, Хагрид потребовал встречи с владельцем мэнора. - Проходите… мистер Хагрид. Могу я поинтересоваться, какая нужда привела вас в мой дом? – поинтересовался невысокий полный блондин.       Магу было уже больше пятидесяти, он хорошо помнил неуклюжего потомка гигантов, но составлять мнение о нем не спешил. Еще в те годы декан Слизерина озаботился информированностью своих подопечных и рассказал им о магиках-полукровках. В частности о том, что не безызвестный им Хагрид останется ребенком почти полвека, и его одиннадцать лет соответствуют пяти-шести человеческим. Поэтому слизеринцы и не торопились задирать неуклюжего гриффиндорца, прощали ему неуклюжесть в словах и действиях. Кто в здравом уме оскорбиться словам малолетки, особенно если тот сам не понимает смысла произнесенных слов? Поэтому для них стало шоком осуждение Хагрида, ведь он все еще оставался ребенком, за все действия которого отвечает опекун. Поэтому и не вызвал удивления тот факт, что полувеликан остался при школе. Действительно, где ему еще быть, как не рядом со старшим? Он был недалеким и доверчивым, но чего еще требовать от ребенка, так и не получившего полноценного образования ни до Хогвартса, ни после? Старый лорд Эйвери хорошо знал, что дети, какими бы большими они не были, по ночам по чужим домам не шляются, и, следовательно, перед ним посланец. А послал его трус, не решившийся действовать сам. Иначе зачем посылать ребенка? - Я… это… я пришел требовать Долг. За спасение жизни Наследника. - А имеешь ли ты на это право? – поинтересовался Эйвери-старший. - Да. Это… Мне человечка отдали… вот, - Хагрид продемонстрировал своего «питомца», - под защиту. - И кто же это? - А? – Хагрид задумчиво почесал в затылке: имя-то он забыл. – Поттереныш. - Нет, - едва сдержал улыбку маг, - отдал кто? - А отец его… который крестный.       Маг подобрался. Отец мог отдать ребенка только перед смертью. Никто в здравом уме не отдаст своего сына несовершеннолетнему магику, если только… Больше нет никого, кому можно доверить. А за твоей спиной Смерть стоит. Лорд Эйвери приказал домовикам принести с кухни еды и побольше. Особенно мясного. Ребенок на руках Хагрида зашевелился, сполз на пол и пустился в путешествие. Посматривая краем глаза на шустрого мальчишку, маг начал осторожно расспрашивать своего гостя, пока картина произошедшего не сложилась полностью. Плохо, что обменыш магию из мальчика выпил. С другой стороны, без причины лечурки такого не делают, что-то очень не чисто было с малышом. - Чего ты хочешь? – поднял он взгляд на гостя. - Чтобы вы вырастили его как своего Наследника… - Хорошо, - кивнул маг и быстро, пока наивный гость не усилил обязательство, проговорил, - Я, лорд Альтаир Джозеф Эйвери обязуюсь воспитать ребенка, принесенного в мой дом Рубеусом Хагридом, Хранителем Запретного Леса, как Наследника Благородного Рода и обеспечить ему защиту до его совершеннолетия во исполнении Долга Жизни за спасение Наследника моего рода. - Свидетельствую! – от дверей прозвучал голос супруги.       Хагрид оглянулся и расплылся в улыбке. Джессика Эйвери ему нравилась. Она уже трижды приходила к нему за шерстью и волосом единорога и щедро одаривалась. Огромный котел над очагом, мешочек приправ, шкатулочка резная с солью морской. Незаменимые мелочи. Женщина подошла, подняла мальчика с пола. И только сейчас Хагрид ощутил, что то мучающее его всю ночь напряжение и не спокойствие ушло. Едва полувеликан покинул поместье, глава семьи откинулся на спинку кресла и щелкнул пальцами, призывая домовика. - Приведи сюда моего сына.       Высокий парень, всего пару лет как оставивший школу, появился очень быстро. Он был бледен, взволнован, первыми его словами было сообщение о состоянии метки. Альтаир Эйвери внимательно выслушал сына и тайно порадовался, что успел женить наследника. Теперь наверху, в самых защищенных комнатах поместья тихо посапывал внук, будущее и надежда Семьи. Лорд Эйвери поднялся и велел сыну следовать за ним в ритуальный зал вместе с подкидышем. - Что бы он не сделал, какую судьбу не выткали ему Мойры, сейчас это принадлежит обменышу. Без нити жить нельзя, а его жизнь – плата за твою. Поэтому ты признаешь его вымеском*… младшим, а я внуком… до того, как обменышу срок не придет в Лес возвращаться. Положи его на алтарь. На свою рубаху, нет не заворачивай, просто положи сверху. Принимаю тебя в род мой как бас…       Маг замер, беззвучно хватанув ртом воздух, оба: и отец, и сын уловили давление Магии и переглянулись. Малыш на алтаре не просто чистокровный, а родовой магией наследником названный. Станет он им или нет, зависит от того, каким человеком он вырастет, каким его воспитают. Но в чужой род, да еще младшим, его уже не принять. - Принимаю тебя в род мой как воспитанника и нарекаю именем Джес Тадеус** Эйвери.       И пока родовая магия окутывала присутствующих, лорд Эйвери провел предварительный сговор – помолвку с еще не только не рожденной, а только планируемой внучкою. Нельзя такое сокровище, как последний Поттер, выпускать из Семьи. Сам вырастишь, сам воспитаешь, и будут два рода вместе стоять, как братья.       Солнце позолотило верхушки деревьев Запретного Леса. Начинается новый день. В замке в Шотландии мирно курлычет огненный феникс, его хозяин пьет чай из фарфоровой чашечки и ждет сову с утренней прессой. На опушке леса полувеликан открывает ставни на единственном окне, под его ногами крутится верный Клык. На пожухлую, прихваченную первым заморозком траву ступает тонконогий единорожек и, зажмурившись, стаскивает на землю брошенную на пенек кротовую шубу. Далеко отсюда в маленьком тихом городке довольно жмурится младенец, лежащий на пороге дома. Сын лечурки нашел себе дом, где он сможет вырасти. И только от хозяев этого дома зависит, какую плату они получат через несколько лет: удачу и здоровье или нищету и болезни. В маленьком домике в Паучьем Тупике горюет молодой человек, потерявший свою любимую. А на другой части Оловянных островов, там, где суровые волны северного моря безуспешно ударяются о серые скалы, под защитой родового мэнора спят в одной постели два мальчика, два брата. Внизу, на первом этаже, у камина сидит лорд Эйвери и тоже ждет рассвета.       Начинается новый день. И новая история. * вымесок – бастард, приблудыш. **Джес – подарок, Таддеус - данный богом.