Ненависть

Когда они встретились впервые, Алекто еще не было известно ее имя. Она вообще ничего не знала о ней, но уже не могла не восхищаться — эта рыжая школьница умудрялась не только отбивать все атаки опытного Амикуса, но и выглядеть при этом упрямой, храброй и полной ненависти одновременно. Джинни Уизли — если верить Снейпу, то звали рыжую именно так, — была идеальной. Именно из-за нее Алекто согласилась стать преподавателем в Хогвартсе несколько месяцев спустя. К детям она относилась равнодушно, в отличие от брата, но ради призрачной возможности вновь встретить свой идеал и исполнить давнюю мечту была готова пойти почти на все. Теперь Алекто нужны были две вещи: провокация и наказание. Джинни села за третью парту в четвертом ряду — предсказуемо далеко от преподавательского стола. В ее ушах были сережки в виде маленьких львят, а рядом с тяжелой чернильницей лежало перо, выкрашенное в цвета факультета. «Вызов. Смелость, плещущая через край. Я знала, что ты не подведешь меня». — Магглы — существа низшего сорта, — начала провоцировать Алекто, — на уровне животных, если не ниже. Они примитивны, слабы и бесполезны. Как крысы несли чуму и погибель в четырнадцатом веке, так и они сейчас... Шагая вдоль рядов и рассказывая о никчемности магглов и грязнокровок, Алекто чувствовала на себе десятки неинтересных для нее взглядов, полных одобрения, удивления, страха или злости. И только один, самый важный, выражал неприязнь на грани с ненавистью. Глаза Джинни в тускловатом свете свечей — Алекто выбрала в качестве аудитории один из кабинетов подземелья, — казались больше желтыми, чем карими. Эта иллюзия заводила. — ...надеюсь, что к концу года нам выпадет возможность испытать несколько заклинаний из списка непосредственно на магглах. — Надеюсь, что к концу года я испытаю несколько заклинаний на вас. Дверца ловушки захлопнулась. В аудитории на мгновение стало ужасно тихо, как и всегда, наверное, в похожих ситуациях. — Встаньте! — Алекто едва не улыбнулась, услышав ее голос, едва не рассмеялась, увидев, как она покорно поднимается. — О, мисс Уизли, ведь так? Кажется, вы будете первой в вашем потоке, кому придется идти на отработку. Вас устроит в семь в моем кабинете? — Отлично, значит, раз я уже получила, то мне не нужно будет больше здесь находиться, — проигнорировав Алекто и свою подружку-блондинку с Рейвенкло, попытавшуюся ее остановить, Джинни быстро сложила вещи в сумку, взяла под мышку толстый том «Современной трансфигурации» и исчезла. Ничего не напоминало о том, что она была в этой аудитории, кроме опустевшей третьей парты в четвертом ряду, смеси восхищения, волнения и неодобрения на лицах других учеников и предвкушения, нежно обволакивавшего сердце Алекто. * * * — Снимайте мантию, мисс Уизли. — Что? Алекто улыбнулась. — Неужели вы незнакомы с новыми положениями школьных правил о телесных наказаниях? — Вы шутите. — Вовсе нет, — Алекто протянула ей пергамент — копию соответствующего указа министра, подтверждавший ее слова. — Или вы думали, что я просто заставлю вас чистить котлы после того, что вы сделали? — Я не... — она замерла, раз за разом перечитывая нужный параграф правил. Почти наверняка ее сердце стало биться быстрее. — Я не понимаю, мисс. — Вы и не должны. Снимайте. Или мне стоит позвать мистера Филча? Или отложить порку до следующего занятия? Теперь ненависть в глазах Джинни смешивалась со страхом. Она быстро скинула мантию и, неловко скомкав, бросила на ближайший стул, чтобы потом, не дожидаясь еще одного приказа, лечь животом на стол. — Похвально, — Алекто улыбнулась еще шире. — Теперь можете задрать юбку и приспустить белье. Ударов будет всего пятнадцать, если вам интересно. Джинни послушалась снова. Она дрожала, а ладони ее с силой сжимали края стола, но едва ли источником этого был именно страх. Алекто позволила себе несколько секунд просто смотреть на нее, на бледные ягодицы с несколькими едва заметными веснушками, на до смешного прозаичные белые хлопковые трусики, оставшиеся висеть над коленями. Розгу Алекто уже сжимала в руке. Взмах — ивовая ветвь оставила после себя стремительно краснеющий след, — Джинни дернулась, но не издала ни звука. Взмах — новая линия легла накрест с первой, — Джинни с шумом выдохнула, прижалась лбом к столу. Шесть ударов без паузы — и Алекто услышала стон и несмелый всхлип. «На сколько же тебе хватит выдержки, моя милая?» — Хватит! — в голос выкрикнула Джинни на одиннадцатом и попыталась сбежать. Вместо ответа Алекто с помощью палочки и простенького заклинания заставила ее лечь обратно. Взмах — двенадцатый неудачно попал по бедрам. Линии уже начали превращаться в одно большое пятно. Немного выждав, Алекто намеренно ударила по самому алому месту, и Джинни тонко взвизгнула, одним движением смахнув чудом уцелевшую до этого момента стопку пергамента. «Она моя», — осознание опьяняло лучше массивного стакана излюбленного грога. Последние два удара вышли не такими, какими бы ей хотелось, но достойными идеала. Отбросив ненужную теперь розгу в сторону, Алекто намотала волосы Джинни себе на руку, оттянула назад, наклонилась к уху, шепнула: — Что ты чувствуешь? Теперь она видела лицо Джинни так близко, как ей хотелось. Она могла посчитать, сколько ресничек на ее веках слиплось от влаги, сколько слез скатилось по щекам, чтобы исчезнуть в темной шерсти форменного джемпера или оказаться на столе, сколько веснушек скрыто под волосами на шее. — Ненависть, — едва слышно ответила Джинни. — Я вас ненавижу. — Хорошая девочка, — хрипло сказала Алекто. Она не сдержалась, провела свободной рукой по ее бедру, по израненным ягодицам и, сжав, почти сразу отпустила. — А теперь беги и никогда не забывай. «Пока ты ненавидишь — будешь совершать ошибки, а, значит, вновь возвращаться сюда. Ты снова будешь моей, Джинни Уизли».