Ваббаджек!!

В Айварстеде мне случалось бывать раньше - тогда, когда мы с Хильди и Одавингом отправлялись за Ваббаджеком в Предел, именно здесь пришлось оставить ставших ненужными лошадей. Мы за ними тогда так и не вернулись, но куплены животные были совсем даже не на мои деньги, потому особо жадничать смысла не было. Должно быть, лошадки теперь трудятся на какой-нибудь ферме, хозяин которой вспоминает нашу троицу добрым словом. Мы двинулись к таверне: близилось утро, глаза закрывались у нас обоих, Маркурио даже несколько раз умудрился зевнуть, пока мы шагали по непривычно-пустынным после Рифтена сельским дорожкам. Навстречу попались несколько стражников, я инстинктивно шарахалась от них в сторону, будто каждый Рифтский страж обязательно должен был знать в лицо каждого жителя "Цистерны". Понимаю, что глупо, но осторожность никогда не повредит. Маг же следил за моими тактическими отступлениями с нескрываемой иронией: в его улыбке читалось больше колкости, чем мог бы произнести его язык. Ничего, я ему ещё устрою... дорога впереди длинная. Двери таверны открылись, впуская нас в тёплое нутро постоялого двора ака питейного заведения. В целом меня чуть удивлял тот факт, что во всех барах Скайрима обязательно были съёмные койки, в какой бы глуши эти бары не находились. И почти в каждой обитал какой-нибудь бард, и почти у каждого барда был аналогичный собратьям по ремеслу репертуар. Редкие менестрели гуляли по дорогам, собирая Скайримское народное творчество, и ещё более редкие - сочиняли что-то своё. Говорят, у бардов, как и у магов, есть своя коллегия в Солитьюде, но что о ней, что о самом Солитьюде я не знала совсем ничего. Как-то не случалось там бывать, да и не особенно интересно было такое дело. Посетителей в питейной оказалось немного: несколько фермеров медленно потягивали пенный эль из глиняных кружек, чуть в стороне от них ошивалось несколько походно одетых меров - должно быть, паломники. Айварстед находился как раз у подножья священной для нордов горы, называемой "Глотка Мира". На её вершине, куда вела кривущая и зигзагообразная лестница, находился какой-то монастырь, сильно важный для почитателей "Легенды о Довакине", каких за последние несколько месяцев стало достаточно много по понятным причинам. И все эти паломники шуровали к вершине, дабы предаться раздумьям по дороге, а потом повернуть назад. Не глупо ли? Подумать можно и в Айварстеде, в этой самой таверне, например... - Эль, две кружки, пожалуйста, - Маркурио выложил на стойку горсть монет, - И комнату на двоих до завтра. Трактирщик дружелюбно улыбнулся и сгрёб деньги, после чего принялся наполнять кружки. Мы скинули рюкзаки в комнате и уселись за один из столов. Бард, заметив новых, не сонных посетителей, встрепенулся и вскочил со стула, после чего хорошо поставленным голосом изрёк: - Специально для новоприбывшей прекрасной леди, я спою балладу, которую придумал сам! Посетители зашевелились, оглядываясь по сторонам в поисках леди, но, заметив, что это всего лишь я, повернулись к барду, ожидая начала, собственно, баллады. Юноша прокашлялся, тронул струны лютни... - "Назло злым морозам, дарю тебе розу, роняешь ты слёзы на дивный наряд! О, муза! Поднимем же чарки, за день наш последний, за этот весенний уют возле арки!" Дальше было еще хлеще. Песню не спасал даже мотив - завывание барда напомнило мне то, что раздавалось у меня под окном в России каждое грёбаное лето, когда погода была достаточно тёплой, а соседские мужики - достаточно пьяными. Правда, выли они обычно что-то матерное и про зону, но и блатняк показался бы сладкой трелью по сравнению с отвратным и кривым сочинением барда. Каждую секунду, с каждой нотой, с каждым издаваемым бардом звуком я закипала, но он всё не унимался! Когда пошёл третий куплет, полный любви к некой "музе высОкой", я вскочила с лавки и твёрдым шагом направилась к певцу. Он замолк и вытаращил на меня полные непонимания глаза, догадавшись, что я не похвалить его иду, прижал к груди лютню и вжался в стул, на котором восседал недавно подобно ярлу на троне. Чем ближе я подходила, тем сильнее он, кажется, усыхал, уменьшался в размерах, сползая по спинке сиденья всё ниже и ниже. Я запоздало вспомнила, что по привычке сжала в руках Ваббаджек и бросила на него беглый взгляд. Но... Палка-ковырялка в моей руке пылала своим особым красным свечением уже целиком. Раньше у нее лишь глаза поблёскивали после использования, но теперь недобрый красный огонь объял каждую деталь рельефа даэдрической деревяшки, и даже, похоже, медленно взбирался по моей руке. Я испуганно вскрикнула и разжала пальцы, но посох никуда не делся, будто прилип к ладони. В таверне повисло абсолютное молчание, меня буравили взглядами все присутствовавшие, я сама была готова на себя так же тупо уставиться, если бы какая-нибудь магия переместила мои глаза на пару метров в сторону, но... - Ерунда! Просто последняя разработка в области иллюзионизма, - Маркурио неожиданно вырос за моей спиной и, положив руки на плечи, принялся медленно сдвигать в сторону нашей комнаты, - Это часть представления! Билеты можно будет купить у ворот Солитьюда через полтора месяца, наш шатёр вы ни за что не пропустите! Говорил маг уверенно, по затихшим столикам (аж двум) пробежал шепоток, бард-неудачник крайне громко сглотнул... и нервно хихикнул. Остальные присутствующие поддержали его, постепенно начиная хлопать в ладоши. Дверь в комнату закрылась за нами под всеобщие овации, а я попросту не поняла, что вообще произошло. Ваббаджек всё так же висел на моей руке, но светиться всё-таки перестал. Я несколько раз неуверенно тряхнула кистью - помогло. Посох со стуком упал на пол, будто и не случилось ничего. - Что это было? Почему ты так взбесилась? - Маркурио, едва справившись с замком на двери, схватил меня за плечи и заглянул в глаза, - Этот бард - далеко не худший из тех, что мы видели, и... - Откуда ж я знаю, почему взбесилась эта деревяшка?! - меня снова стали душить откуда-то появившиеся в полной пустоте черепной коробки многочисленные противоречивые эмоции, - И вообще, почему это тебя так интересует? Маркурио смотрел на меня удивлённо, высоко вскинув брови и вцепившись пальцами в мои плечи. Я хлюпнула носом, пустила слезу и испытала отвратительно-сильное желание залиться идиотским хохотом. И крякнуть, обязательно громко крякнуть. И в этом не увидела ничего странного или необычного, нормальные же мысли нормальной девушки! Все люди иногда... - Мяу. - чётко и отрывисто произнесла я, не особенно разобравшись, каким образом кошка в моей голове заменила утку. Маркурио хотел сказать что-то ещё, он даже нахмурился, будто что-то совершенно жуткое заподозрил. А может, он просто не любит котиков? Да кто же не любит котиков! У этого мужчинки нет никакого понятия о милоте! Как же я с ним живу-то, вот как? Нужно срочно найти себе каджита. Приведу в "Цистерну" и скажу: "Это Барсик, он будет жить с нами!" И никуда Маркуша не денется, согласится. А не согласится - убегу из дома и присоединюсь к бродячему цирку. Конюхом. Люблю коней. Они такие... волосатые. Удивительно, насколько они могут быть волосатыми! Особенно котики... Вихрь собственных рассуждений закрутил меня, завертелся волчком в голове, воспоминания перемешались и заменили друг друга, я запуталась, что пережила сама, а о чём - слышала или читала. Поочередно в собственных мыслях я сжигала Жанну д'Арк и сгорала на костре сама, охаживала плетьми какого-то горбуна и сама получала плетей, я целовала какого-то синеглазого блондина с лицом, покрытым красными знаками, и тут же он превращался в рыжего Бриньольфа, а потом - в Маркурио, который всё так же смотрел на меня, его лицо становилось всё более обеспокоенным. Мои губы шевелились, но я не разбирала собственных слов, будто это были и не мои губы вовсе, будто кто-то другой говорил ими. Я не могла понять, кто или что именно. Страх дрожью пробежал по моей спине; я скорее поняла, чем почувствовала, что маг обнял меня и испуганно прижал к себе, что говорит что-то успокаивающее, что гладит по волосам и усаживает на кровать, а я почему-то тяну руки вперед, продолжая нести какую-то околесицу и пытаясь разобрать собственные слова... И тут Ваббаджек снова прыгнул мне в руку, заставив себя - и её - светиться. Маркурио какой-то силой отбросило в сторону, он с глухим звуком ударился головой о тумбу и потерял сознание. Я не могла пошевелиться, но чем дальше по мне забиралось красное сияние, тем яснее становились мои мысли, тем легче становились конечности... через несколько минут я вдруг снова получила контроль над собственным телом, но взлетела к потолку, фактически прилипла к нему. Пальцы помимо моей воли сжали Ваббаджек, который продолжал зловеще сиять кроваво-красным, а из открытой пасти на набалдашнике вырывалось отдельными всполохами алое сияние необычайной яркости. Я висела на потолке, смотрела на лежащего на полу Маркурио и мечтала спуститься к нему, проверить пульс, оказать какую-то помощь, но... В моей голове снова взорвался искрами целый фейерверк каких-то обрывков воспоминаний, дурацких цитат, чьих-то лиц, будто историю обоих миров пропустили через меня за несколько секунд, не упустив и единой детали. Я закричала, но не услышала собственного голоса: множество самых разных звуков сплошной какофонией проходили через мой слух, одни из них были громкими, как гудок паровоза в самое ухо, другие - совсем тихими, как поступь комара... Я металась, била кулаком и Ваббаджеком по потолку вокруг себя, и кричала так громко, как могла, насколько хватало воздуха. Не знаю, сколько я провела в таком состоянии, вопя и ползая по потолку, но закончилось всё так же быстро, как и началось. Ваббаджек выпал из разжавшихся пальцев, пытка информацией прекратилась, и я, отлипнув, с грохотом и матом повалилась на пол, понимая, что сознание готовится меня покинуть.