Ничего особенного

В ней нет ничего особенного. "Совершенно ничего", — думает Цукишима, потягивая воду из предложенного Ячи бутыля. Пластик все еще теплый в тех местах, где она его касалась, теплый и слегка влажный: когда она волнуется, у нее потеют руки. Кей смещает пальцы по бутылю немного вверх, искоса смотрит на Хитоку: сейчас она отвернется и пойдет за стопкой полотенец, слишком большой и высокой для нее. Нет. Нет, Цукишима не выучил на зубок каждое ее движение, конечно, но ко всему так или иначе привыкаешь. К Ячи он привык: она настолько проста и непосредственна, что на это ушло меньше суток. Каких-то полчаса — и Хитока уже порхала среди мощных Карасуновцев, как влитая, хоть краснела, робела и поскальзывалась через каждые два шага. Все равно — как влитая. Маленький кусочек пазла, завершающий огромную картину. Ячи смотрит на Карасуновцев, и в глазах ее горит благоговение, счастье и бескрайняя гордость. В частности на Цукишиму она смотрит... как-то еще. По-другому. Вот по-другому — и все тут, хоть в лепешку расшибись, а точнее не скажешь. Но Цукишима не может понять наверняка, нравится ли ему то, что он видит в ее глазах. Может, ему вообще все равно. Нет. Нет, нет. Глядя снизу вверх, как-то нервно теребя край футболки, Ячи будто просит пощады. Будто она провинилась в чем-то и теперь выпрашивает самое мягкое наказание, какое есть, и когда Цукишима ловит такой ее взгляд, то чувствует себя самым последним изувером на свете. Ему становится не то чтобы неловко... он просто отворачивается, разрывая зрительный контакт. Ничего особенного. Он самый что ни на есть обычный. Ну да, высокий, даже очень: чтобы посмотреть Цукишиме в лицо, нужно та-ак задрать голову, что аж шейные позвонки хрустят. После такого Хитока нещадно растирает себе шею, но не перестает давить неловкую улыбку, потому что все это приносит ей странное удовольствие. А еще Цукишима тихий. Его редко услышишь во время тренировок, но он не теряется среди других, на площадке его как будто даже много. И так уж получилось, что его позицию центрального блокирующего Ячи изучила в первую очередь, и, честное слово, это было абсолютной случайностью! Наблюдая за Цукишимой, она вспоминает статьи из спортивных журналов, известных волейболистов, играющих на этой же позиции, и считает — считает на полном серьезе, — что его потенциал не просто большой: он огромен и испускает жар. Это вдохновляет. Это вынуждает сильно податься вперед, сжать коленки ладонями и смотреть, смотреть до боли в глазах, не моргая. Цукишима вдохновляет, не вдохновляясь при этом сам, — Ячи не считает, что это плохо. В конце концов, долго и упорно занимаясь каким-то делом, к которому у тебя, к тому же, врожденный талант, невозможно не полюбить его хотя бы на йоту. Тень удовлетворения на лице Цукишимы — прямое тому доказательство. Порой Ячи не может сдержаться: украдкой изучает эту эмоцию на этом лице, протягивая Кею полотенце или бутыль с водой и надеясь, что он не заметит, как вспотели ее руки. О том, что ему может быть плевать, Хитока старается не думать. Время от времени она чувствует на себе его взгляд, спокойный, незаинтересованный, с извечной поволокой скуки, но вот парадокс: он задерживается на ней чуть дольше, чем нужно, чтобы Ячи смогла посчитать это случайностью. Хитока отчаянно делает вид, что занята и ничего не замечает. Пунцовые кончики ушей выдают ее с потрохами, но да и неважно. Мало ли от чего она, впечатлительная и робкая, может краснеть, да? "Ничего особенного", — думает Цукишима, наблюдая, как Ячи возвращается к ним со стопкой полотенец. "Ничего особенного". — Ячи идет осторожно, чуть выглядывает из-за высокой махровой башни. Ловит его взгляд. И в лучшей своей традиции оступается. Пол во время тренировки по обыкновению скользкий, а Ячи недостает не то хорошей координации, не то банального везения, чтобы удержаться на ногах. Левая скользит вперед, правая куда-то в сторону, махровая башня опасно покачивается. Ячи взвизгивает, готовая поцеловаться с полом носом, и проходит не меньше десяти секунд, прежде чем она понимает, что что-то не так. Прямо на нее смотрят яркие глаза — те самые глаза с поволокой скуки и, если копнуть глубже, искрой снисходительного смеха где-то в темноте зрачка. Цукишима. Его рука, надежно обвивающая ее, как спасательный трос. Ворох полотенец вокруг. На то, чтобы связать все это воедино, уходит непозволительно много времени, и в итоге Ячи вспыхивает, как спичка. — Осторожнее, Ячи-сан! — раздается голос Хинаты, стук мяча возобновляется. — П-прости! — восклицает она и хватается за руку Кея. — Простите! — говорит уже всем, вертя сплошь пунцовой головой. От тела Цукишимы исходит невыносимый жар, или так только кажется. Она смотрит в сторону, да куда угодно, лишь бы не на это его лицо, и чувствует кожей, как чужой взгляд сверлит ее висок. Боже, если она не умрет от стыда, то от его близости — уж точно. Ячи не хочется ни о чем думать. Ни о твердой, сильной руке на своей талии: ее вполне достаточно ощущать. Ни о дыхании Цукишимы на своих волосах: его можно просто чувствовать. Ни о том, что они похожи на танцующую пару, замершую во время проигрыша. О том, что так они стоят уже полминуты, Ячи не хочет думать в самую первую очередь. И вдруг Цукишима склоняется к ней — ниже, ниже, еще ниже... Он тянет руку за полотенцем, увлекая Ячи за собой: ей приходится переставить ноги и схватиться за его футболку, судорожно смяв белую ткань под пальцами. На какую-то ошеломительную, совершенно безумную долю секунды щека Цукишимы касается ее щеки, его дыхание обдает ее пунцовое ухо — и тут же он резко выпрямляется, отчего Ячи с тихим писком впечатывается носом ему в грудь. — Ладони вспотели? — Тон у Цукишимы мягкий и вместе с тем насмешливый, но по-хорошему насмешливый. — Спасибо за полотенце. Он отходит от Ячи, словно бы насмерть перепуганной, с бешено бьющимся сердцем и дрожащими губами, и не ждет ответа: тщательно обтирает шею и, сняв очки, глаза. Возвращается на площадку. Только перед этим задерживает взгляд на лице Хитоки дольше, чем обычно, и задается вопросом, когда эти звездочки в ее волосах успели ему понравиться. А красная, как помидор, Ячи начинает собирать полотенца только через минуту. Вся команда Карасуно делает вид, что ничего не замечает.