Страшные сказки

Этот голос поселился в его голове, когда Арагорну исполнилось пять. Теперь он всегда просыпался по полнолуниям, и бледный диск девы-луны пересекали багровые тени, а люди в селениях, где они с матерью жили раньше, проверяли засовы. Эльфы из Ривенделла не верили в Волчью Луну. Лорд Элронд как-то сказал, что бояться нужно реальных врагов, а не суеверий. Но когда лунный свет вдруг заслоняла уродливо-черная тень, Арагорн остро ощущал свою смертность. — Здравствуй, сын Араторна, — шепот невидимых губ, от которого меркли все свечи в их с матерью комнате, касался ушей и отдавался внутри головы. — Здравствуй, я рад тебя видеть. — Почему ты приходишь ко мне? — говоря это, он каждый раз вглядывался в темноту, а она улыбалась зубастой усмешкой. Ритуал, который оба участника чтили и соблюдали. Закрыть глаза было страшно, ведь тогда темнота станет полной и сможет… что? Арагорн не знал этого, но опасность, исходящая от этой тени, казалось, сгущала в комнате воздух. «Она не тронет меня, если я притворюсь, что совсем не боюсь. На самом деле Тени не существует». — Я давно искал тебя, мальчик, — голос у Тени был все же мужским, вкрадчивым, подчиняющим волю. — Ты ведь особенный. Хочешь, я расскажу тебе сказку? И Арагорн, конечно, кивал, слушая голос как зачарованный. Эти сказки были жестокими: обычно взрослые не говорят детям о таком. Но обычные дети и не разговаривают с темнотой, уютно усевшейся на их кровати. — Маленький мальчик жил в королевстве под сенью эльфийских чар, его все любили и берегли. И мальчик вырос, не зная пределов своих человеческих сил. Он взял у воспитавших его волшебный меч и пошел убивать Зло, отнявшее у него отца. Но в самый решающий момент мальчик, которого хорошо воспитали, остановился послушать, что скажет Зло. И тогда Зло его поглотило. — Это нечестно. Почему мальчик из сказки не победил? — Ему забыли сказать, что драконы порой разговаривают с едой. Но потом все равно ее слопают. От таких слов по спине Арагорна побежали мурашки, но эта опасность одновременно и бодрила, подстегивая сердце и мускулы к битве и спору. — И он действительно жил в Средиземье? Пауза. — Да. Ты можешь прочесть о нем в книгах Элронда, когда выучишь синдарин. У него было много имен, но мать назвала его Турином. Впереди у нас длинная ночь, а вернусь я нескоро. Рассказать тебе еще что-нибудь? — А можно историю с хорошим концом? — Разумеется. Слушай. Храбрый воитель увидел принцессу в лесу и влюбился. Но он не был принцем, и должен был стать героем, чтобы заполучить ее руку. Тогда он пошел к другу отца, которого тот когда-то спас на войне, и попросил отдать сохраненную жизнь за него. Друг отца вернул долг и погиб. Герой и принцесса жили долго и счастливо. — Разве это хороший конец? Выжить должны были все. Ответ — тихий смех. — Когда герой убивает чудовище, выживают не все. В чем различие? В этих словах что-то не так, но чарующий голос сбивает с мысли, мешая сосредоточиться. Однако ребенок упрямо мотает головой. — Герои должны биться с чудовищем грудь на грудь, а не посылать на смерть своих спутников. В семь лет это не требует доказательств, и Арагорн абсолютно уверен в своей правоте. А его Тень снова смеется, на сей раз — с нотками горечи. — Ты скоро поймешь, что настоящие короли так не делают. Иначе их род слишком быстро... закончится, как в истории о Пламенном Духе и его семерых сыновьях. Я говорил о них в прошлый раз, помнишь? — Я боюсь твоих сказок. — Но все равно жадно слушаешь их? — хмыкает Тень. — Лучше бы ты опасался того, что закончишь, как их герои. После этого разговора голос в его голове исчез на три года, и Элессар почти убедил себя в том, что ему приснился кошмар, порождение слишком живого воображения после сказок его матери. Голоса в голове были не лучше, чем лангольеры в шкафу. Но когда ему было восемь, голос опять проявил себя, и на сей раз днем. Арагорн в это время сидел в библиотеке Ривенделла и уронил драгоценную книгу, услышав знакомое: — Здравствуй, сын Араторна. На улице стоял ясный день, и Тени не было видно, но голос звучал громче и как-то отчетливее. — Тебя давно не было, — ответил Арагорн. — И я решил, что ты — плод моих детских фантазий. К тому же Элронд сказал мне, что голоса в голове — плохой признак. — И потом, разумеется, рассказал тебе про осанве? — в голосе проскользнула смешинка. — Кстати, что ты такое читаешь? — Это мое задание по изучению языков, история о Тевильдо, принце Котов. — Тевильдо не существовало, мой маленький принц. — И Моргота — тоже? — Нет, Темный Вала — не вымысел. Много столетий назад он правил на Севере из твердыни, которую половина Белерианда звала Ангамандо, а треть — Аст-Ахэ. — Судя по твоим словам, был и третий вариант — для оставшихся? — Оставшимся было плевать на северный трон, и они знать не знали ни про неприступную цитадель, ни про ее владельца. Такое случается: когда люди и эльфы живут спокойно и хорошо, они забывают все неприятное. Если судить по Тевильдо, ты еще не совсем вырос из сказок? Послушаешь еще парочку? — Пожалуй что да. Я нашел книгу про Турина, и теперь мне кажется, что все твои сказки правдивы. Но, если так, почему в них почти всегда все умирают? — Потому что такова жизнь. Что же касается смерти... Я знаю, какую историю надо тебе рассказать. Один великий король по имени Ар-Фаразон захотел стать бессмертным, как Черный Враг. Он пошел в крепость Врага и защелкнул на его шее ошейник, вынуждая служить. Но, ослепленный могуществом, позабыл, в чьих руках был конец поводка, и его королевство исчезло в пучине, а из подданных спаслась только горстка людей. — Выходит, что Враг обманул короля и бессмертия не существует? — Бессмертие существует. С ним можно родиться и его можно получить — но ценой, на которую согласятся лишь очень жестокие или крайне отчаявшиеся люди. Ты уже слышал о назгулах? — Они были королями людей, но потом Саурон дал им Кольца Власти, поработив их души и превратив в верных себе призраков. Так? — Мордорский Властелин дал им Кольца, но они бы не приняли их, не желая жить вечно. Они знали цену заранее, но, вероятно, рассчитывали, что ее не придется платить. — Саурон обещал им бессмертие? — Арагорну говорили о том, что не стоит звать Врага по имени, но молодость часто упряма. Его невидимый собеседник, казалось, нахмурился. — Кольца дали им много возможностей, в том числе и способность взять время в долг, когда их собственное уже на исходе. Сложность лишь в том, что, когда ты берешь жизнь взаймы у людей, они старятся и умирают. А твой долг перед ними растет год от года, и существовать с этим сложно. — Это звучит очень странно. — Все может быть. Но когда повстречаешь назгулов — не давай им прикоснуться к тебе ни оружием, ни одеждой, ни пальцами. — Когда повстречаю? Разве они не ушли навсегда? Пустота улыбнулась. — Хороший король всегда отличает возможное от просто желательного для себя. — Я поверю в их существование, только если увижу. — Меня ты тоже не видишь. Значит ли это, что меня нет и ты болен разумом? — Ты есть, — упрямо мотнул головой Арагорн. — Но я не знаю, кто ты и зачем говоришь мне все эти вещи. — Ты знаешь, кто я — во всяком случае, в глубине своей юной души, иначе давно бы задал мне подобный вопрос, не побоявшись услышать ответа. — Я не боюсь! Скажи, как твое имя и где ты сейчас? В ответ — смех. — За ответ на второй твой вопрос многие отдали бы даже свою правую руку. Что же касается имени... у меня, как и у Турина, тоже много имен. Валар называли меня Артано, люди — Зигуром, эльдар — Аннатаром. Но все Средиземье знает меня скорее по прозвищу, которое ты, мальчик мой, недавно уже называл. — Зачем тебе разговоры со мной... Саурон? — Возможно, мне просто скучно? — Не верю. — А я, между прочим, и не настаиваю. *** Арагорн услышал крик, от которого у него оборвалось что-то внутри. Этот вопль просто не мог принадлежать существу этого мира. Следопыт побежал к Амон-Сул со всех ног, и тут страшный звук повторился. Теперь Арагорн понял, что так поразило его в этом крике: сначала он казался исполненным лютой злобы, но там, где в обычных человеческих воплях, выражающих боль и страх, присутствовали эмоции, в этом голосе пряталось пустота. Существо, издававшее вопль, не злилось — оно лишь притворялось, что в ярости. И крики хоббитов по контрасту казались такими живыми, а ужас в них — столь настоящим... Факел, зажатый в руке, заставил фигуру в черном шарахнуться прочь, и край чужого плаща пролетел на расстоянии ладони от левой ноги Арагорна. Бедро обожгло жутким холодом даже через одежду. Не хотелось и думать о том, что же случится, когда это создание коснется чьей-нибудь кожи и выпустит из-под контроля свой лютый голод по человеческому теплу. — Мистер Фродо, он ранен! — крикнул Сэм Арагорну, и в свете живого факела, в который его меткий бросок превратил одного из назгулов, следопыт увидел ужас на лице хоббита. «Не позволяй им касаться себя ни одеждой, ни оружием, ни руками», — всплыли в памяти слова давнего предупреждения. Подходя к распростертому на камнях Фродо, Арагорн уже подозревал, что увидит. Волосы хоббита побелели, а лицо его сильно осунулось, как будто он неожиданно постарел, причем так, что теперь почти... умирает? Не позволяя себе тратить время на размышления, Арагорн склонился над раненым, одним быстрым движением вытащив клинок из плеча. Он держал наготове свернутый плащ, чтобы прижать его к ране, останавливая кровотечение, но она не кровоточила, а черное лезвие кинжала, будучи вытащено из теплого и живого тела, рассыпалось в пыль. Нет, не в пыль — в мелкую рыжую ржавчину. Теперь Арагорн знал, как умирают клинки, когда приходит их время, и очень боялся, что увидит и то, как именно следом за ними умирают и хоббиты. — Мы победили? — спросил Мерри, отбросив с глаз белую прядь. Полурослики храбро сражались, защищая носителя Кольца, и эта неравная битва оставила следы на всех обращенных к Арагорну лицах. Морщинка — там, седина — здесь, изменившийся взгляд, проступивший под почти детской внешностью возраст... хоббиты жили дольше людей, и, похоже, их время пришлось назгулам не по вкусу. — Да, — ответил он Мерри. — Но боюсь, что это только начало. Темному Властелину служит множество тварей. — Как пауки, с которыми бился Бильбо? — воскликнул хоббит, вспоминая страшную сказку собственного детства. — Если это начало, то что же будет потом? — почти одновременно с ними спросил Пиппин, жалобно глядя на следопыта. — Не знаю, — вздохнул Арагорн. «Знаешь, — ответил вкрадчивый голос в его голове. — Ты же помнишь о них из рассказов своей матери, о маленьких существах с короткими лапками из маминых сказок, об их острых зубах... они служат не Тьме, как, впрочем, и пауки. Но ваше Братство притянет их как маяк». «Это же выдумка. В библиотеке Элронда о них не нашлось ничего». «Такая же выдумка, как я и назгулы». «Ты, к сожалению, не кошмар, и твои рабы — тоже. Но лангольеров не существует». «Хорошо. Пожалуйста, помни про это, когда они сожрут тебя заживо». *** Нечто, похожее на зубастый шар, пролетело сквозь роханского всадника, даже не снизив скорость. На землю шлепнулись голова скакуна и четыре копыта, обрезанные на два пальца выше бабок. Секундой позже к ним упала верхняя часть знамени, которую всадник держал в руках. Все остальное исчезло. Назгул, сидящий верхом на кошмарном создании, ухмыльнулся и в развороте снес голову еще одному зазевавшемуся роханцу. Зубы его «скакуна» вращались со странным, скрежещущим звуком раздираемого на куски металла, а за гигантским, во всю «голову», ртом виднелась поистине бездонная глотка. Подоспевший Гэндальф поднял посох, и тварь Тьмы, восседающая на другой твари, шарахнулась в сторону. Еще один из медлительных членов их маленького отряда, оказавшийся на пути у зубастого рта, упал наземь, захлебываясь от крика. Левой ноги до бедра и правой стопы у него теперь попросту не было, но раны не кровоточили. Плоть на краях порезов была измочалена чуть ли не в фарш, странные зубы летающей твари, казалось, не откусили, а отпилили ему конечности, причем менее чем за мгновение. — Уходи прочь! — закричал старый маг. Зубастый шарик издал страшный, скрежещущий звук, нацеливаясь пастью на посох, однако назгул резким свистом заставил его изменить направление. Теперь мерзкая парочка летела прочь от места сражения, не стараясь обогнуть какие-либо препятствия. Деревья, камни и даже неровности почвы исчезали в ужасающей пасти с такой же легкостью, как люди и лошади. Казалось, что этому существу все равно, что именно поглощать, и пространство вокруг него словно сжалось от страха. — Что это, Моргот его за ногу, было? — удивленно спросил кто-то. — Призрак кольца верхом на пожирателе, — устало произнес Гэндальф. — И нам повезло, что назгулы опасаются света от моего посоха. — А чего боятся они? — спросил у него Арагорн. Даже сейчас, когда он увидел ожившую сказку вживую, что-то мешало назвать их по имени. — Они ничего не боятся. Их не создал Саурон, они были всегда. — Почему же наш мир до сих пор существует? Судя по быстроте, с которой они поглощают пространство, Арда должна была кануть в прошлое менее чем за неделю. — Они были всегда, — недовольно повторил Гэндальф, — но не всегда были здесь. И если Саурон как-то открыл им проход в Средиземье, то он очень глуп. «Сам ты дурак, — ответил голос в голове Арагорна. В последние годы он говорил очень мало, не отвечая ни на какие вопросы, но зато стал куда громче. — Лангольеров не приглашают в миры. Они просто приходят, если где-то образовалась мертвая масса, которую можно сожрать. А потому стоило бы спросить, кто из нас превратил Средиземье в ненужный балласт, отставший от времени». «И кто же?» «Уж точно не я». «Откуда они появляются и как загнать их обратно?» «Возьми у Гэндальфа видящий камень, и я тебе покажу». «Он не отдаст палантир добровольно». «Насколько ты хочешь ответов, великий король? Задай себе этот вопрос на досуге». *** Внутри палантира клубилась багровая мгла, прорезаемая всполохами яркого пламени. Арагорн протянул было руку, но замер, так и не прикоснувшись пальцами к бурлящей злобой поверхности. Все его естество, казалось, мешало закончить движение, а разум надсадно кричал, что его посетила ужасно плохая идея. Но у него был еще долг. Арагорн вспомнил безногого воина и седину в волосах хоббитов и положил ладонь сверху на палантир. И окружающий мир померк. Теперь он был в Гондоре, но город казался странно пустым, словно вымершим. Здесь не было звуков и запахов, облака не двигались по небу, а все цвета приобрели красноватый оттенок. Арагорн ожидал появления Ока — таким, каким он видел его в зеркале Галадриэли, но вместо этого под Белым Древом стоял... Аннатар. У Элронда было достаточно книг о тех временах, когда Саурон жил среди эльфов, и в одной из них даже нашлась гравюра, отражающая дивный облик Врага, которым он обманул народ Келебримбора. Черноволосый красавец с этой гравюры улыбнулся ему и медленно откусил кусок от плода, сорванного с Древа. На памяти Арагорна оно даже и не цвело никогда... — Ты все же пришел, — Саурон первым нарушил молчание и отбросил надкушенный плод в сторону. — Признаюсь, что я удивлен. Было слишком легко. Губы Аннатара двигались, когда он говорил, но произносимые им слова по-прежнему звучали у Арагорна исключительно в голове, и его обостренные чувства следопыта из дунадан не ощущали даже малейшего движения воздуха при разговоре. Казалось, что Саурон не дышал. — А вот тебя, похоже, на самом деле здесь нет. — Это место, — Темный Властелин кивнул на пустой город вокруг, — по сути своей лишь фантазия, одноразовый мир, который я создал внутри палантира ради нашей с тобой встречи. Мы оба присутствуем здесь не физически, а в виде воображаемых обликов. Я думал, что это понятно без пояснений. — Ты даешь мне много знаний, но я всегда ощущаю за этим подвох. — Правильно делаешь. Любопытство — это крючок, на который такие, как я ловят подобных тебе. Келебримбора, например. Помнишь, я говорил тебе, что даже драконы иногда разговаривают с добычей? — Значит, ты все же меня обманул? Саурон неожиданно оказался рядом, совсем близко. Будь это обычный человек, подобный контакт заставил бы Арагорна отпрянуть, но здесь не было ощущения близко стоящего тела, глаза его видели, но прочими органами чувств Аннатар ощущался как пустота. — Не совсем. Я отвечу на все вопросы, расскажу и даже покажу то, что тебе нужно сделать. А потом... — Что потом? Саурон заразительно рассмеялся. — Ну, Элессар, не будь таким недогадливым. Ты же помнишь, чем завершаются сказки о мальчиках, которые возомнили, что могут сражаться со Злом. Эти слова напомнили Арагорну о чем-то страшном и темном, но, прежде чем память извлекла из закромов нужное воспоминание, Саурон сделал еще один шаг и прижался губами ко рту Элессара. «Маленький мальчик жил в королевстве под сенью эльфийских чар, его все любили и берегли». Взрослый Элессар пытался освободиться из неприятных объятий, в то время как пятилетний Элессар зачарованно слушал волшебную сказку о Турине. Для бестелесного образа руки у Саурона оказались на удивление сильными. «И мальчик вырос, не зная пределов своих человеческих возможностей. Он взял у воспитавших его волшебный меч и пошел убивать Зло, отнявшее у него отца». Эльфы. Меч. Утрата отца. Теперь, вспомнив все это, Арагорн удивлялся, почему он решил, будто это о Турине. Ах да, правильно... это ведь он так сказал, и многие факты совпали с историей о печальной судьбе сына Хурина. Но эта история вполне могла быть и о другом человеке, выращенном Элрондом и носящем на поясе перекованный меч Исилдура. Чужие губы становились настойчивее, ломая логику рассуждений и путая мысли. Саурон углубил поцелуй, и от движений его языка во рту и рук на спине по всему телу Элессара прошла волна возбуждения, отозвавшись в паху быстрой до ощущения боли эрекцией. В начале их встречи Враг казался бесплотным, но сейчас Арагорн ощущал на лице чужое дыхание, участившееся вместе с его собственным, а тело, прижавшееся к нему всеми своими неженственными изгибами, было не просто теплым, а даже горячим. Элессар думал о том, что не должен испытывать плотских желаний, целуясь с мужчиной, что все это неправильно и, несомненно, закончится плохо, но буря из ощущений, вызываемых в теле прикосновениями к наиболее чувствительным точкам на шее, ушах, спине, бедрах, мешала сосредоточиться, а жестко стоящий член уже превращался в проблему. Похоже, все шло к тому, что еще пара минут этого странного поцелуя, и, вместо того чтобы отталкивать Саурона, ему придется засунуть руку в штаны и позаботиться о разрядке. Аннатар и здесь успел раньше, и перед глазами у Арагорна словно взорвалась повозка Гэндальфа, груженная фейерверками. Оргазм наступил так быстро и оказался таким оглушительным, что после него тело словно онемело, а разум, боясь оказаться смытым эмоциями, вернулся к воспоминанию. Враг, его сказка про Арагорна. Что было в ней дальше? «Но в самый решающий момент мальчик, которого хорошо воспитали, остановился послушать, что скажет Зло». Арагорн вспомнил свои сомнения у палантира, когда все чувства и инстинкты кричали: «Не делай!», но разум требовал не отказываться от знаний, которые могут спасти много жизней. Потому, что Элронд воспитал его в убеждении, что король должен скачала заботиться о других, а потом — о себе? Или же — потому, что Саурон говорил ему только правду, но при этом не всю, и так с самого детства? Сейчас Элессар думал о том, что нужно было сразу рассказать Элронду об этом голосе и его сказках, но он боялся прослыть сумасшедшим... и в итоге попал сюда, в пустой Гондор, созданный волей Врага. Что сделало с мальчиком Зло? Мысли разбегались, на ум приходило лишь только циничное «отымело», но даже мордорский Властелин не сказал бы такого ребенку. Головокружение, накатившее на Арагорна после разрядки, прошло, и он открыл глаза, обнаружив себя прислоненным спиной к Белому Древу, хотя даже не помнил, чтобы двигался с места. Аннатар стоял напротив и молча смотрел на него. Аннатар? Нет, на сей раз — Саурон. Дивный облик майа словно дал трещину и, оставаясь прекрасным внешне, словно пропитался злом изнутри. Кожа Врага стала бледнее, почти как у князей из нолдор, уши чуть заострились, а вместо ясных и серых глаз на Арагорна теперь смотрели огненно-красные, с вертикальным зрачком. Вместо эльфийской одежды на темном майа появилась черного цвета броня, казалось, вся состоящая из острых углов. На тонких губах Саурона застыл намек на улыбку. — Ты уже готов услышать ответ, за которым пришел? — даже голос Темного Властелина изменился, став глубже и холоднее, чем в облике Аннатара. — Да, я готов. — Лангольеров не следует выгонять прочь из Арды, это попросту невозможно. Но пожиратели времени и пространства уйдут сами. — Когда? Улыбка стала чуть шире, а выражение лица Саурона сделалось откровенно недобрым. — Когда восстановится равновесие. — И что я могу ради этого сделать? — Помнишь, как пел менестрель, которому лорд Элронд велел замолчать на последнем пиру? Беззаботным очагам И бессильным ночникам Ночь погаснуть повелит: Холод вечен и велик. Смерть — навечно, жизнь — на миг... Равновесья хочет мир... Если ты хочешь прогнать лангольеров из Арды, придется позволить мне победить. — Я не пойду на это. Ты — Зло! Улыбка на губах Саурона превратилась в оскал, кажется, даже клыки удлинились. — О, мальчик, боюсь, от тебя это уже не зависит. Похоже, ты так и не вспомнил, что именно делает Зло с теми детьми, которые останавливаются, чтобы послушать его сладкие речи? Последняя строка сказки как раз в этот момент всплыла в памяти Арагорна. «И тогда Зло его поглотило». — Я стал твоим верным слугой с одного поцелуя? — Элессар не скрывал недоверия. Он вовсе не ощущал в себе какой-то особенной склонности к злу или желания убивать, но голова продолжала немного кружиться, да и онемение в руках и ногах проходить не спешило. — О. Я понял, в чем сложность. Ты все еще склонен понимать «поглощение» только в моральном и, я бы даже сказал, метафорическом смысле. Но все куда проще: тогда Зло его съело. — Ха. Не смешно, Саурон. — Посмотри на свои руки. Арагорн посмотрел. На вид руки остались прежними, но при одном взгляде на них у него появилось знакомое ощущение нереальности, то самое чувство, которое вызывал Аннатар в начале их встречи. Теперь же Владыка Мордора казался живым... а Арагорн — нет. — Что ты со мной сделал?! — Поцеловал, — хмыкнул Саурон, но, видя волнение Элессара, все же решил снизойти до пояснений: — Все просто. Утратив Кольцо, я по ряду причин долго не мог создать для себя полноценное тело. Поэтому я забрал его... у тебя. И обещаю, когда я разрушу Мордор, ты будешь при этом присутствовать, Арагорн. — Ты... — Да. Я — древнее бессердечное Зло, и ты знал это заранее. Возможно, тебя немного утешит тот факт, что ты первый, с кем мне удался этот трюк. Так что — счастливого бестелесного существования, потомок Исилдура. Надеюсь, тебе еще хватит времени, чтобы почувствовать все те «прелести», которые я вкушал целых три тысячи лет. Возможно, тебя немного порадует, что из двух способов проследить нить, соединяющую твои фэа и роа, я выбрал оргазм, а не пытки. А мог бы сжечь тебя, привязав к белому древу, и твоя боль была бы такой же реальной, как и полученное удовольствие. — Чтоб ты сдох, тварь! — Арагорн кинулся на Врага, но одно движение закованных в металл пальцев отбросило его на ствол дерева. Следопыт не почувствовал боль от удара, и это его ужаснуло намного сильнее, чем все слова Саурона. — Ты, разумеется, прав: смертное тело имеет свои ограничения, — спокойно ответил Темный Владыка. — Но ты хорошо постарался, и у меня будет жена из эльдар и потомки с их кровью. Думаю, мне не придется выселять их из тел слишком часто. Арагорн хотел броситься на Врага еще и в этот раз умереть, но добраться до горла — но пустой Гондор вдруг исчез в яркой вспышке, и он обнаружил себя стоящим на вершине высокой башни. Справа курился Ородруин, выбрасывая в воздух тонны пепла, а вдалеке ясно виднелись Черные Врата Мордора. Он попытался пошевелить руками, но не смог: у него больше не было рук. Захотел закричать, но отсутствующее горло не могло издать ни единого звука. Теперь у него был только Глаз, и Арагорн мог видеть все, но не участвовать. «Сначала я хотел запереть тебя в палантире, — вклинился в его разум знакомый голос. — Но потом решил дать тебе шанс». «Какой еще шанс?» «Кольцо, Арагорн. Оно сможет дать тебе новое тело, и тогда, может быть, ты мне отомстишь. Как приманка?» «Ты знаешь, что я никогда…» «Никогда? Очень сильное слово. Твой предок Исилдур вот не устоял, насколько я помню. А ведь у него не забирали руки, ноги и голову, обрекая на роль злобной тени без шансов на что-то активно влиять. Так что — не зарекайся». Безмолвный вопль боли пронесся по Мордору, заставив орков насторожиться, а Девятку — найти себе несколько срочных дел в Средиземье, подальше от черной крепости в предгорьях Эред Литуи. Они не любили разгневанного Властелина и предпочли бы не возвращаться к нему без Кольца, а Саурон вряд ли мог изменить мнение по этому поводу. Не мог же, правда? Чуть успокоившись, Арагорн думал об этом снова и снова, разглядывая земли Врага — единственное развлечение, доступное бестелесному Оку. Надо отдать Врагу должное: кость, брошенная им напоследок, величайший соблазн, который сложно забыть при желании, дразнила хищника внутри Арагорна. Получить Кольцо, найти эту мразь и разорвать острым клыком вену на шее, обагрив лицо кровью врага. Раньше ему было сложно вкусить это чувство ликующей, волчьей победы, но пребывание в палантире как будто сдвинуло что-то в душе, и зверь, ранее спавший внутри Арагорна, теперь яростно рвался прочь из него, на свободу. «Ничего не случится, — шептал предательский голос в душе, пока Око смотрело в сторону Эфель Дуат, словно пытаясь пронзить взглядом горный массив. — Фродо ведь надевал Кольцо — и устоял перед волей творенья Врага. Бильбо владел им шестьдесят лет — тоже без всяких последствий. Так неужели я не смогу надеть его даже один раз?» Там, на западе, в Итилиэне, тек Андуин, и на запад стремилась его душа. Саурон не зря выбрал Гондор для их первой встречи: Арагорн не был там много лет, но стоило лишь ненадолго вернуться, и этот город опять занял свое место в его сердце. А сейчас он размышляет о том, чтобы, приняв Кольцо, сравнять Гондор с землей, переигрывая итог битвы при Пелленоре… «Властелин, — новый голос, раздавшийся в голове, принадлежал не Саурону. Этот голос был эмоционально пуст, лишен модуляций и казался смертельно усталым. Арагорн без труда вспомнил, что за существа производили подобное впечатление. — Хоббиты направляются в Мордор. Они несут Кольцо к вам». «Чтобы уничтожить его», — он сказал это не для назгула, скорее, просто мысль вслух, но призрак ее уловил, и итогом стала волна… одобрения?! Похоже, что мысль уничтожить Кольцо взбудоражила даже угасшие много столетий назад чувства назгула. — Ты бы хотел этого? Отвечай. — Разумеется, да. — Но тогда ты умрешь. Секунда молчания, ощущение пристального взгляда через пространство, как будто в волосах на затылке запуталась бабочка. — Ты не наш Властелин, — заключил назгул. — Кто ты такой? — Я — Арагорн, сын Араторна, и Саурон запер меня в этом облике. — Поймал тебя, как и нас. Понимаю. Чего же ты хочешь теперь? — Он сказал, что Кольцо сможет вернуть мне тело. И даст отомстить. — Это все так. Но навряд ли ты сможешь потом этому радоваться, сын Араторна. Чем бы ты сейчас ни считал Единое, ты все равно ошибаешься. Я чувствую его Зов, и это так страшно, что я бежал бы в обратную сторону от него, если бы не Великая Цепь, объединяющая все Кольца Власти в единое целое. — Ты говоришь о нем так, будто Кольцо разумно. — Оно не разумно — в людском понимании этого слова. Но для того, чтобы злиться, не нужно иметь развитый ум, на это способны даже улитка или моль, поселившаяся в шкафу. Это Кольцо собирало эмоции три тысячи лет, вытягивало их из тех, кому не посчастливилось брать его в руки, собирало и позже использовало все накопленное против владельцев. Никто не мог выносить подобного долго, ведь худший враг человека — он сам, а Кольцо будило во всех темную сторону. Наверное, можно сказать, что после стольких столетий Единое может испытывать чувства само по себе, без носителя, но это такие эмоции, что тебе вряд ли захочется запустить их в голову. Лучше позволь Злу умереть. — Это лишит нас всех будущего, ты понимаешь? — Да. Но ты знаешь, что будущее, которое обещают тебе кольца — любые из них, — уже не является человеческим. Я сделал свой выбор тысячелетия назад, и ты знаешь, каков он, можешь видеть последствия. А вот развилка твоей дороги еще впереди. — Ты когда-нибудь жалел о том, что принял кольцо у Врага? — Каждый день. Но, возвращаясь мыслями в тот самый день и проигрывая его в памяти снова и снова, я и сейчас не уверен, что смог бы отказаться от вечности… даже если это вечность в обличье нежити. — Если я откажусь от Кольца и позволю его уничтожить, то я убью всю Девятку. Вы, так желавшие вечности, будете ненавидеть меня в этот момент. — Еще очень недавно ты отдал бы левую руку, чтобы стереть нас из мира, — в голосе призрака появился намек на веселье. Арагорн поймал себя на том, что чем дольше они разговаривают, тем проще угадывать интонации собеседника. Нынешние чувства назгула казались такими же призраками эмоций, как и он сам — тенью того человека, который когда-то принял Кольцо, но они не исчезли совсем. — А теперь вдруг озаботился нашими чувствами? — Раньше мы были врагами. Теперь наши цели… почти совпадают. — Мы исполняем приказы хозяина Барад-Дура, кем бы он ни был. И вряд ли в этом есть для тебя что-то новое, наследник Исилдура, последний из гондорских королей. Видишь, теперь я тебя вспомнил. Но мы еще и рабы колец, как называют нас в Гондоре, и должны подчиняться Единому. Ты это имел в виду под словом «почти»? — Я думал другими словами, но — да, в целом именно это. — Мы не станем тебя ненавидеть, если ты разрешишь полуросликам бросить Кольцо в жерло вулкана. Напротив, мы будем тебе благодарны, ведь выбираем бессмертие не потому, что хотим этого, а из страха перед возможностью отказаться, и наш долг миру растет с каждым прожитым годом. Мы не вспоминали об этом тысячи лет, но теперь, когда Первый из Девяти смог уйти, и у нас появилась надежда. Однако… — Вы не помощники в том, чтобы избавиться от Кольца? — Именно так. Оно и само может дернуть за ниточки, связывающее наши Кольца с Единым, и тогда мы понесемся спасать его от опасности. А оно сделает это — из страха. — Страха чего? — Страха смерти. — Ты опять говоришь о Кольце как о чем-то живом. — Повторюсь: оно больше, чем просто волшебная вещь. Не уверен, что можно считать это жизнью — как и наше подлунное существование в последние сорок веков. Но мы опасаемся потерять свою иллюзию, выбирая бессмертие улаири, а не честную смерть настоящих людей. Почему бы Кольцу не бояться того же? В конце концов, нас создала общая магия. — Я хотел спросить вас о лангольерах. — Мы ничего не знаем о них. — Но я видел, как один из Девятки использовал лангольера как скакуна. — Да. Пожиратели времени прилетели в Мордор, и мы летали на них по приказу нашего Властелина. Как оказалось, они поглощают не все, есть вещи, которых они словно не видят, и назгулы входили в этот список. — Только назгулы? — По сути, весь Мордор, за исключением нескольких орков. Саурон говорил, что это от нарушения равновесия, и что они едят то, чего в мире с излишком. А за три тысячи лет отсутствия Тьмы лишним стал Свет… — Ерунда! — Лангольеры так не считали. Повисла пауза, которую прервал Арагорн. — Они — ужасающе жуткие твари. — Согласен, — прошелестел далекий голос назгула. — Но ведь в Мордоре их нет? — Око не видело Пожирателей, но, может быть, Саурон их куда-нибудь отослал? — Лангольеры ушли, так же внезапно, как и появились. Я не знаю, почему, и не хочу знать, зачем. Но теперь я все время размышляю о том, что они где-то рядом… — И что заставит их к нам вернуться, — закончил фразу Арагорн. — Да, у меня схожие мысли. Еще одна пауза. — Если решишь дать Кольцу умереть — лучше не говори нам заранее. — Ладно. Еще что-нибудь? — Даже не знаю… удачи? Присутствие назгула в его разуме стало стремительно блекнуть и, почувствовав это, Арагорн крикнул: — Подожди! Ощущение чужого внимания вернулось, и теперь оно излучало молчаливый вопрос. — Ты не назвал свое имя. — Полагаю, оно давно затерялось в анналах истории, да и навряд ли сегодняшний я имеет что-то общее с тем человеком. Его называли Кхамулом. Меня же — Вторым из назгулов. — Благодарю тебя. Я запомню. Кхамул счел это окончанием разговора, и Арагорн снова остался один. Беседа с назгулом помогла ему утвердиться в решении, которое, как он знал, было единственно правильным. Он подумал о Фродо и, к своему удивлению, без труда разглядел двух хоббитов, спрятавшихся за кустами колючей ежевики. Так вот как работает магия Ока! Сожаление о том, что у него нет времени как следует разобраться в возможностях полученного от Саурона «наследства», мелькнуло и тут же погасло, сменившись радостным предвкушением. Они уже в Мордоре! Принять решение насчет Единого было трудно, но думать о том, было ли оно правильным, день за днем, мучительно вглядываясь в бесплодную черную землю своего нового гм… королевства в поисках… вот чего? Надежды? Или же — разрешения просуществовать еще день, отсрочить кончину, как назгулы? Брр! «Эру, — Арагорн редко молил о помощи Илуватара, но сегодня не мог удержаться. — Я знаю, какое решение должен принять, и сознаю его цену». В памяти всплыло любимое лицо Арвен и слова Саурона о ее детях и внуках. Неужели возлюбленная способна спутать его с Врагом, ведь эльдар видят фэа, а не оболочку? Не думать, не думать. Наверняка Саурон специально сказал это, чтобы смутить ум своей жертвы и посеять сомнения. У него хорошо получилось. Но даже если и нет… Арагорн представил себе Средиземье в огне и Кольцо, злобным блеском сияющее на его собственном пальце. Нет. Это нельзя оправдать ни любовью, ни местью — ничем! «Я готов ее заплатить, и прошу тебя лишь об одном». Арагорн снова нашел взглядом хоббитов. «Пусть они сделают это… быстрее».