***
В диалоге с жизнью важен не её вопрос, а наш ответ. — Привет, — медленно и сладко протянул Гарри, целуя мужа в щёку. Его горячие губы коснулись холодной кожи, и он спешно отстранился. Луи потянулся за продолжением, но Гарри демонстративно поднял руки в резиновых перчатках вверх, показывая, что он не хочет испачкать супруга. Луи лишь усмехнулся на это. — Я принёс ланч. Давай перекусим? — потряс он бумажным пакетом перед собой, и Гарри лишь глупо улыбнулся, делая короткие вдохи, потому что на большее не хватило сил: нежность затопила всю грудную клетку, не оставляя места ни мыслям, ни другим чувствам, ни банальному кислороду. — Только стряхну с себя всю эту землю. Луи кивнул и внимательно проследил глазами за сильными плечами мужа, мышцы на которых проступили отчётливее, когда Гарри поднял руки, стаскивая через голову фартук, запачканный землёй. Его красивые волосы были убраны в высокий пучок, а розовые пухлые губы очаровательно улыбались одной из ассистенток, когда он предупреждал, что уходит. Луи вышел из помещения в застеклённую оранжерею и прошёл сквозь строй экзотических цветов в самую глубь, туда, где едва слышно журчала вода в фонтане. Здесь Гарри выращивал свои особенные растения. Franklinia Alatamaha — вымершие в дикой природе маленькие белые цветочки с золотой сердцевиной. Сокровища его нежного мужа. Луи стоило огромных усилий и очень больших денег купить семена, а Гарри потом разве что не спал на этой земле, пытаясь вырастить цветы. В результате заботы супруга Дерево Франклина всё же проросло. И теперь это место было любимым местом абсолютно всех работников оранжереи и особенно четы Томлинсон. Луи снял пальто, укладывая его на ажурный металлический стул поодаль, и присел на край фонтана. Ему всегда была по душе успокаивающая атмосфера этого места. Она была пропитана Гарри: его неторопливыми словами, нежными взглядами, любовными прикосновениями. Всё, до чего он дотрагивался, цвело и полнилось жизнью. Как и сам Луи. Томлинсон часто думал, что давно бы сломался под гнётом своей безумной жизни, если бы однажды не встретил этот сгусток любви с яркими зелёными глазами. Гарри был его воздухом, его пищей, его разумом. Гарри был его сердцем. — Сендвич с огурцом, да? — спросил Гарри, присаживаясь рядом и запуская свой любопытный нос в бумажный пакет. Луи всегда удивлялся, как супруг отличал малейшие изменения запаха, будь то цветы одного семейства или бутерброды. Луи так не мог. Именно Гарри был тем, кто чувствовал множество оттенков, а потом дарил Луи понимание. Томлинсон пил крепкий чёрный кофе из стаканчика и с любовью наблюдал за Гарри, что уплетал за обе щеки бутерброд с огурцом. Его мальчик был таким голодным. — Хазз, — позвал шатен и, когда тот поднял голову, внимательно глядя в глаза, спросил. — Ты любишь меня? — Больше, чем ты можешь себе представить, — почти не задумываясь ответил Гарри. Его изумрудные глаза уверенно блеснули, а губы сложились в трогательную улыбку. Никаких сомнений в правдивости ответа у Луи не возникло. — На что бы ты не смог пойти ради меня? Улыбка померкла на долю секунды, показывая замешательство Гарри. Он попытался осознать вопрос, увидеть глубинный смысл. Он был озадачен. Луи положил свою руку поверх его длинных пальцев, успокаивающе поглаживая. — Это не тест, малыш. Мне просто стало интересно, — Томлинсон придвинулся ближе, стирая большим пальцем крошки хлеба с уголка рта Гарри. — Тут нет правильного или неправильного ответа. — Ты же знаешь, Лу. Всё было в моей брачной клятве. Я за тобой в ад. Длинные пальцы шатена дрогнули, и он с обречённым стоном прижался своим лбом ко лбу мужа. — А если я и есть ад? Что, если отношения со мной разрушат тебя как личность? Ты готов отказаться от себя в угоду мне? Гарри сжал худое колено Луи, заглядывая в голубые глаза. Он не хотел отвечать банальными словами. Он всё ещё надеялся, что супруг поймёт и так. Вспомнит последние годы, что они прожили бок о бок: горячие ночи, пылкие признания, горькие ссоры, недопонимания и душевное единение в конце всего. Гарри верил, что он отдал себя мужу давно, и теперь его единственное желание — быть рядом с Луи. — Что, если я плохой человек, Гарри? — Луи не оставлял попыток убедить мужа в собственной тёмной натуре, не раскрывая всех секретов. Но Гарри видел лишь своего Лу, нежного и заботливого мужа, неспособного причинить боль. — Я не могу понять, что именно происходит в твоей голове в последнее время, и ты совсем не пытаешься объяснить, лишь путая меня сильнее, но… Я верю вот во что, — мягко произнёс Гарри, очерчивая кончиками пальцев изгиб брови мужа. — С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше он стремится вверх, к свету, тем глубже впиваются его корни в землю, вниз, в мрак и глубину — ко злу. Ты не ад, милый. Ты весь мой мир. Томлинсон обмяк в руках супруга, а его сердце колотилось быстро-быстро, норовя вырваться из груди. И может, так было бы даже лучше, если бы Луи мог вырвать его и отдать мужу. Но он был слишком слаб. Ответственность давила сверху, расплющивая кости в теле под прессом обязательств. И лишь Гарри помогал справиться с тяжестью всех обстоятельств. День за днём, даже не предполагая, этот котёнок давал сил вести войну дальше. А теперь пришло время поставить супруга в известность о том, в каком мире они жили на самом деле. И Луи очень боялся, что Гарри сломается. Даже не так. Он боялся, что ему придётся сломать Гарри, чтобы оставить его рядом с собой. Потому что его супруг не был тем человеком, что мог видеть зло ежедневно. Но возможности защитить Гарри и не потерять его больше не было. Пришло время рассказать правду.***
Я научился смотреть на смерть просто как на старый долг, который рано или поздно придётся заплатить. Гарри не понимал, почему именно цветок красного Адониса был приколот к петлице его пиджака. Но Лиам передал тонкий стебелёк с алым бутоном в его протянутую руку и велел прикрепить как можно лучше. Ли предупредил, что сегодняшний вечер будет сложным и цветок ни за что не должен открепиться и потеряться. У самого Пейна из нагрудного кармашка торчал такой же. Луи позвонил и строгим голосом попросил слушаться Лиама без возражений, и Гарри оставалось лишь кивнуть и спешно переодеться в официальный костюм, привезённый Пейном. Дорога прошла в тишине. Лиам сидел за рулём, отказываясь отвечать на вопросы, а Гарри позади него бездумно смотрел в окно. Он не знал, куда они ехали, не знал зачем. Всё, что было ему известно — то, что супруг приготовил сегодня нечто особенное. Но напряжённое лицо Пейна и какое-то предчувствие внутри подсказывали, что это скорее экзамен, нежели праздник. Луи проверял его. И не сказать, что Гарри был не готов. Последние дни Лу задавал всё больше странных вопросов, всё чаще требовал от Гарри подтверждения его чувствам. И тот старался, как мог, всем своим существованием показывая, насколько он был предан и открыт перед мужем. Но беспокойство не уходило из голубых глаз Томлинсона, и Гарри наконец понял, что дело было в самом Луи. Место, в которое их привёз Пейн, оказалось частным загородным отелем, о котором Гарри как-то читал, но никогда не чаял попасть внутрь: лишь у особенно богатых людей была возможность веселиться за этими светлыми с прожилками золота стенами. И тем страннее было проходить внутрь, следуя за широкими плечами Лиама. В холле Гарри смог оглядеться, подмечая для себя роскошное убранство этого места. Вокруг сновали люди, пока он разглядывал искусно раскрашенный потолок и огромную хрустальную люстру. Свет отражался от кусочков стекла, создавая сказочные блики, отчего роспись на потолке обретала новые, волшебные краски. Кто-то задел Гарри плечом, отрывая от созерцания окружающего пространства, и он наконец обратил внимание на людей вокруг. Было в них что-то не то. Дорогие костюмы не справлялись со своей обязанностью до конца, а может, их подводили выражения лиц и манеры движения. Эти люди были явно из другого мира. Из мира Гарри, но никак не этого шикарного места. А ещё в петлице каждого был прикреплён красный Адонис. Луи обещал, что сегодня Гарри получит исчерпывающие ответы на все свои не заданные вопросы, но пока что всё становилось только запутаннее и сложнее. И пока Гарри размышлял о природе происходящего вокруг, откуда-то из глубины послышались выстрелы. Плечи Гарри вмиг напряглись, а сердце ухнуло куда-то вниз. Беспокойство, тихо дремавшее где-то глубоко внутри, проснулось, раскручивая тугую спираль волнения. Напряжение сковало кончики пальцев, путая мысли. Гарри прерывисто вздохнул, медленно пятясь к выходу. Он не собирался проверять, что именно там случилось, но Луи мог быть в здании, и эта мысль разорвала сознание, словно бомба, скинутая в многолюдную толпу. Она произвела тот же эффект разрушения в голове парня. Гарри огляделся, вглядываясь в незнакомые лица вокруг, совершенно не удивлённые. Эти люди определённо были замешаны в происходящем. Логическая цепочка выстроилась сама собой, когда Гарри бросил взгляд на собственный цветок, алым пятном расползающийся по груди. Он был одним из них, потому что Лиам дал ему этот цветок по просьбе Луи. Луи был одним из них. Знал ли Луи о том, что за выстрелы слышал Гарри? Или именно Луи стрелял? Какой-то мужчина на заплетающихся ногах спустился по лестнице и буквально вывалился в холл. Он выглядел напуганным. Обе его руки были прижаты к животу, а сквозь пальцы сочилась бурая густая кровь. Гарри затошнило от мысли о том, что супруг планировал показать ему эти убийства. До сознания Гарри уже дошла мысль о том, что стреляли на верхних этажах не в стены. Зейн, лучший друг Луи, парень, не пропустивший ещё ни одного семейного праздника Томлинсонов, медленно спускался следом за незнакомым мужчиной. Его тёмный костюм был идеально отглажен, а в нагрудном кармане находился всё тот же проклятый цветок. Чёрные глаза Малика неотрывно следили за теряющим кровь человеком. Он позволил своей жертве сделать ещё несколько шагов по направлению к выходу, а потом не спеша поднял правую руку с зажатым в ладони пистолетом. Ещё один выстрел прозвучал совсем близко к Гарри. Голова мужчины резко дёрнулась, когда пуля вошла в черепную кость, выбивая сноп ярких капель, разбрызгивая кровь щедрыми мазками вокруг. Гарри зажал рот двумя руками, сдерживая крик. Его мутило от ужаса. Зейн поднял дьявольский взгляд с трупа у его ног и посмотрел Гарри в глаза. На его губах мелькнула усмешка, и он слегка склонил голову, приветствуя. Это стало последней каплей. Тело среагировало самостоятельно. Гарри даже не успел обдумать свои действия, он просто развернулся и побежал, расталкивая попадающихся на пути людей. Дверь главного входа оказалась слишком тяжёлой, или это ослабевшие трясущиеся руки никак не могли с ней справиться. Гарри отчаянно навалился грудью, и лишь тогда монолитный кусок резной древесины поддался. Яркий солнечный свет ударил в глаза. Гарри не собирался терять ни секунды, он хотел как можно быстрее убраться подальше от этого места. И Зейн за спиной, сжимающий пистолет, лишь увеличивал его желание. В плечи врезались грубые ладони, сильно сжимая. Гарри поднял голову и с облегчением понял, что это был всего лишь Лиам. А потом до сконфуженного происходящим вокруг безумием мозга дошло, что и у Пейна в петлице цветок. — Отпусти меня, Ли! Отпусти! — закричал Гарри, пытаясь вырваться. Рядом с глухим стуком упало тело, за ним ещё одно. Людей выбрасывали с верхних этажей, и они разбивались насмерть об асфальт подъездной дорожки. Гарри выругался, стараясь не смотреть на трупы, не отводя взгляда от добрых глаз Лиама. Только сегодня в них не было сострадания. Лишь непогрешимая уверенность в собственных действиях. — Я не могу, Хазз. Прости. Ты нужен ему. А он нужен нам. Слёзы сами по себе солёными каплями покатились по щекам, когда Гарри понял, что друг говорил о Луи. О его прекрасном, нежном Луи, который каким-то чудовищным образом был замешан во всём этом кровавом безумии. Он хотел возражать, кричать, отрицать очевидное. И рот уже открылся для первой порции оскорблений и опровержений, когда тяжёлая дверь отеля громко хлопнула позади. Он вздрогнул, поворачивая голову, зажатый в тисках ладоней Пейна. Луи не выглядел собой. Его волосы растрепались, а полы синего костюма взметнул налетевший вдруг ветер. Светлая рубашка была забрызгана кровью, будто он стрелял в упор, а может, так и было. На лице тоже были капли. И Томлинсон, не торопясь, поднял правую руку, стирая их, но добился лишь того, что размазал красную субстанцию по лицу сильнее. Гарри захотел упасть на колени перед этим человеком, властным, опасным, немного безумным. Солнечный свет отражался в его глазах, заставляя их гореть маниакальным огнём. Это был не его Лу. Какой-то другой. Незнакомый. — Пожалуйста, — прошептал Гарри, дрожа. Он не знал, о чём именно просил. Может быть, закончить это безумие? — Ты сказал, что отправишься в ад за мной, любимый, — произнёс супруг злым, угрожающим голосом. — Но ты хотел сбежать. Ведь так? Любимая бровь изогнулась в недоверии к ситуации. Гарри прошептал ещё одно «пожалуйста», а потом руки Лиама отпустили его. Без опоры стоять стало практически невозможно. Томлинсон подавлял величием, и Гарри упал на колени спиной к мужу, пряча свою истерику в прижатых к лицу ладонях. — Я испугался, Лу, пожалуйста, — из последних сил дрожащим голосом выдавил Гарри, не решаясь поднять глаза. — Мне жаль, малыш. Видит Бог, я до последнего не хотел с тобой так поступать, но ты просто не оставил мне выбора, — родные ладони впились в волосы, вздёргивая безвольное тело Гарри вверх. Под жалобные всхлипы и просьбы остановиться, под бесконечное повторение горького «пожалуйста» Луи дотащил мужа до багажника машины, бросив через плечо: — Найл! Поджигайте тут всё. Встретимся в доме. А потом обратил своё внимание на человека, которого обещал всегда любить и защищать. Он неаккуратно приподнял Гарри, засовывая того в багажник, и, прежде чем захлопнуть крышку, оставляя супруга в темноте, Луи прошептал ему в самое ухо, едва слышно, но пробирая последнего до мурашек, оставляя после себя волну ужаса: — Ад — это я. Добро пожаловать.***
В жизни возможны только две трагедии: первая — получить то, о чём мечтаешь, вторая — не получить. Какие-то парни вытащили Гарри из багажника, не церемонясь, протаскивая его по заасфальтированному двору. Сам дом парень не рассмотрел, понял лишь, что тот был огромен, но всё внимание сосредоточилось на сильно колотящемся от страха сердце. Во время этой самой страшной и долгой поездки в жизни Гарри, многое в его голове прояснилось. Сначала он понял, что это были за люди с цветками Адониса — печально известная группировка 'We’dom. Потом медленно, но верно до Гарри дошло, что его муж не являлся её рядовым членом, он был кем-то посильнее, кем-то повыше. Кем-то особенным, ведь Лиам тогда сказал, что Луи нужен им всем. Всё завязано на Луи. И теперь все те слова, что твердил супруг последнее время, обретали смысл. Луи предупреждал его, готовил, как мог. А Гарри не понял, не отнёсся всерьёз и совершил самую жестокую ошибку из всех возможных — пытался сбежать, когда супруг открылся ему. Он позволил страху овладеть собой на какие-то минуты, но этого хватило, чтобы разрушить всё. Теперь Гарри не знал, что предпримет Луи. И его опасения подтвердились, когда незнакомые парни втолкнули его в комнату, захлопывая дверь за спиной. Гарри не удержался на ослабевших ногах и упал на ковёр кому-то под ноги. Он уловил знакомый аромат хлеба и табака, так пах Лиам. — Не нужно, Ли. Он поднимется сам и подойдёт ко мне, — холодный голос Луи разорвал тишину комнаты, обрывая порыв Пейна помочь другу подняться. Кровь застыла в жилах от этого тона. И не осталось никакой возможности не подчиниться. Гарри с трудом поднялся на ноги, обходя массивный стол в центре комнаты, не обращая внимания на скованные ужасом конечности. Взгляд Гарри медленно поднимался от пола, скользя по испачканным в крови туфлям, испорченным брюкам костюма, вверх, по заляпанной рубашке к лицу. Это было лицо его мужа, точно. Но будто из другой реальности. Челюсть была плотно сжата, на виске вздувалась вена, а глаза… При виде этих глаз Гарри пожалел, что был всё ещё жив. Жидкий металл, тяжёлый и густой. Эти глаза обещали боль. Вот только Гарри всё не мог до конца поверить в это. Луи сделал шаг навстречу, оказываясь так близко к супругу, что почувствовал его трепещущее дыхание и испуганное биение сердца. Он посмотрел в родные глаза, и Гарри тяжело сглотнул. — Что теперь? Убьёшь меня? Луи улыбнулся. Не так, как он улыбался Гарри последние три года: никакой нежности в глазах, никаких солнечных морщинок вокруг, лишь обжигающая холодом жестокость. — Я люблю тебя, дорогой. И ты нужен мне. Я надеялся, что ты сделаешь выбор в пользу меня, но, к сожалению, твой страх пересилил. Ты хотел сбежать. Гарри встрепенулся, намереваясь защититься. По правде, он не знал, что можно было сказать в такой ситуации. Он даже не знал, стоило ли ему начать умолять о том, чтобы Луи отпустил его, напирая на их взаимные чувства, или настаивать на верности до конца, надеясь на прощение со стороны мужа. Но Луи не дал ему возможности высказаться. Он ударил кулаком по столу, отчего вздрогнули все находящиеся в комнате парни, а Гарри сжался, втягивая голову в плечи. — Но я не отпущу тебя, детка. Ты должен понять одну очень важную вещь: ты принадлежишь мне, — пальцы Томлинсона коснулись щеки, нежно, невесомо. В его глазах загорелось обожание. То обожание, которое Гарри видел на протяжении всех совместных лет, но лишь теперь ему открылась истинная природа этого чувства. Это не была самоотверженная любовь, скорее, маниакальное желание обладать, всегда держать при себе. — Ты не можешь ждать от меня, что всё останется по-прежнему, Лу, — испуганно прошептал Гарри, осознавая всю горечь своего положения. Он был лишь куклой в руках маньяка. Он оказался любимой игрушкой человека, которого даже не знал. Все его представления о муже пошли прахом и развеялись на ветру в тот момент, когда цветок Адониса оказался в петлице его праздничного костюма. — О, малыш, я и не хочу, чтобы всё было по-прежнему. Я больше не буду притворяться, боясь потерять тебя. Я покажу тебе себя настоящего, и ты не сможешь уйти сам. Не посмеешь. Тяжёлая рука Луи резко взмыла вверх и опустилась на бледную щеку мужа, обжигая пощёчиной. Тело Гарри дернулось в сторону от силы удара, и он врезался в край стола. Луи прижался к его спине грудью. — Как же я не хочу этого делать, малыш, — прошептал Луи в шею, нежно обнимая его со спины. Гарри чувствовал его тепло на своих дрожащих лопатках, уверенные пальцы запутались в волосах, а любимый голос, что успокаивал и дарил надежду все долгие месяцы совместной жизни, звучал у самого уха. — Я бы всё отдал, чтобы мы оказались в нашей постели, занимались любовью, медленно и сладко. — Так не делай, Лу. Не нужно, — тихо прошептал Гарри, всё ещё не теряя надежды. Только вот он не понимал, именно надежды не должно было остаться. Только каменная уверенность в положении вещей. Луи не мог рисковать, оставаясь нежным и любящим. Он должен был показать мужу самую страшную сторону их отношений, самую страшную сторону всего окружающего мира. Он обязан был поселить этот страх внутри Гарри для его же безопасности. — Не могу, Гарри. Я тот, кто я есть. Я слишком долго смотрел в бездну, я превратился в чудовище, потому что не замечал, как она смотрит в ответ. Но, знаешь, — Луи стянул с плеч Гарри пиджак, заставляя его поёжиться от потери иллюзорного чувства защищённости, что дарила плотная ткань. Властные руки мужчины опустились на плечи, ведя вниз до локтей, нежно, успокаивающе, — я понял, что это к лучшему. Я стал сильнее, Гарри, отринув почти все свои моральные принципы, я смог сражаться на их поле их же оружием. У меня есть шанс победить. Но мне нужен ты, любимый. Мелкие пуговички рубашки поддавались проворным пальцам, расстёгиваясь мгновенно. Словно даже эти неживые куски пластика вдруг почувствовали могущество Луи. Гарри дрожал всем телом, стараясь подавить страх, но, будто кролик перед удавом, он чувствовал себя в смертельной ловушке. Когда с пуговицами было покончено, и Луи попытался распахнуть полы рубашки Гарри, тот намертво вцепился в края бледными пальцами, сводя их вместе. Луи нежно провёл носом между лопаток Гарри, вдыхая родной запах, а потом рванул ткань так, что она затрещала. Гарри всхлипнул от ужаса, когда порванная рубашка полетела на пол. Зейн откашлялся, привлекая внимание Луи. — Нам выйти? Гарри уставился в отполированную поверхность стола, молясь о том, чтобы супруг попросил их удалиться. Все трое: Найл, Зейн, Лиам — были его лучшими друзьями, людьми, которых Гарри любил, которых безмерно уважал. И тем ужаснее было думать о том, что Луи подвергнет его этому унижению у них на глазах. — Нет, парни. Вы останетесь, — Гарри закусил нижнюю губу, стараясь сдержать крик бессилия. — Просто для того, чтобы мой супруг понял — мы не будем заниматься сексом ради удовольствия одного из нас, это всего лишь способ показать Гарри истинное положение вещей и его место. Луи осторожно коснулся трясущихся плеч и повернул мужа к себе лицом. Его горячее дыхание прошлось по оголённой груди, вызывая рой мурашек, по нежной шее, обжигая и пугая, и замерло у губ. Между ними были жалкие миллиметры, когда Луи дотронулся пальцами до подбородка Гарри, оттягивая его немного вниз. — Поцелуй меня, — прошептал он супругу. Гарри задержал дыхание, замер. Он не хотел выполнять просьбу Томлинсона. Луи повторил громче, добавляя в голос металл, и Гарри, вздрогнув, отвернулся в сторону. — Детка, ты же никогда не был таким глупым, — угрожающе произнёс Томлинсон. Рука опустилась вниз, сжимая член сквозь плотную ткань брюк, и Луи удовлетворённо хмыкнул — муж был возбуждён. Щеки Гарри залил алый румянец, он судорожно вздохнул, и всхлип вырвался изо рта помимо воли. Гарри был на грани истерики. Внутри было слишком много разных, крайне противоречивых чувств. Знакомый запах и тепло от ласкающих рук супруга заставляли кожу гореть страстью, а член — наливаться кровью в ожидании удовольствия. И Гарри не мог совладать с этим. За три года Луи приучил его тело реагировать именно так. Но холодный взгляд и полный жестокости голос внушали трепетный ужас. — Зачем? Ты же не плохой человек, Лу. Я знаю это! Но Томлинсон лишь сильнее сжал ладонь, заставляя Гарри болезненно заскулить от боли. — Всё различие между плохими и хорошими людьми состоит в том, что у первых корысть личная, в то время как вторые жертвуют своим собственным благом ради общества, — произнёс шатен в губы Гарри. — А теперь поцелуй меня, дурак. И Гарри раскрыл губы, несмело касаясь ими уст супруга. Они были вместе давно и имели сотни разных поцелуев, но ни один не был похож на этот. Ни один не был таким особенным. Гарри коснулся языком губ Луи, слегка лаская, осторожно и пугливо. Томлинсон застонал от этого потрясающего чувства господства над разумом и телом человека, что значил для него весь мир. Рукой он обнял Гарри за талию, прижимая его голый торс к своей окровавленной рубашке, и, с силой раздвигая зубы мужа языком, просунул его глубже. Тело Гарри сотрясало крупной дрожью, когда он слабо пытался вырваться, отклоняясь назад. Ему не хватало воздуха. Поцелуй был сильным, агрессивным, Луи никогда не дарил ему таких прежде. И Гарри вдруг подумал, что ему это нравилось. Нравился такой Томлинсон, от которого кровь стыла в жилах, совершенно непредсказуемый и опасный. Гарри неосознанно толкнулся вперёд, в сжатый на его члене кулак, и Луи оторвался от поцелуя для того, чтобы засмеяться. — Ты всё же решил побыть сегодня хорошим мальчиком? Гарри слабо кивнул, а Луи уже мог разглядеть туман возбуждения, застилающий яркие зелёные глаза, превращающий их в два мутных болота, в которых Луи тонул день за днём в течение нескольких последних лет. Он опустил голову, прикусывая кожу на шее, вырывая у супруга жалостливый стон, затем ключицу и ниже, к бусине соска. На каждый лёгкий укус Гарри выдавал низкий грудной стон и толкался в руку мужа всё сильнее. — Я буду хорошим, Лу. Прости, что я пытался сбежать, — прошептал Гарри наконец, самостоятельно дотрагиваясь до супруга. Он приподнял руку и коснулся дрожащими пальцами изгиба брови, так, как он привык делать последние три года. Несмотря на всё это жестокое и кровавое безумие, чувства между ними остались прежними. Они, Гарри и Луи, остались прежними. Луи поймал губами кончик указательного пальца супруга, когда Гарри вдруг дёрнулся, убирая руку, и аккуратно поцеловал. Гарри самостоятельно расстегнул пуговицу на собственных брюках, небрежно стянул туфли с ног и выпутался из остатков одежды, оставаясь абсолютно обнажённым перед Луи. Обнажённым не только физически. Гарри, наконец, понял, каков был его муж на самом деле. И, несмотря на чувство ужаса, что возникло в первый момент, сейчас, когда дыхание выровнялось и страх больше не застилал глаза, он мог признаться себе, что его любовь никуда не делась и осталась прежней. Гарри всё ещё хотел быть с Луи. Поэтому он медленно повернулся к мужу спиной и покорно лёг на деревянную поверхность стола грудью, предлагая Томлинсону себя вновь. Как в первый раз. Луи упёрся в край стола по обе стороны от Гарри и прижался эрекцией, скрытой под тканью брюк, к голым ягодицам супруга. Он зарычал, когда Гарри начал выписывать мелкие круги задом, создавая трение между ними. Луи кусал губы, стараясь не сорваться, потому что единственным, чего он хотел сейчас, было уничтожить, сломать своего прекрасного нежного супруга. Он хотел в первый раз за их долгие отношения, не сдерживая себя, вытрахать из него душу, заставить извиваться и рыдать, задыхаясь от просьб остановиться. — Гарри, ты хочешь, чтобы я показал, какой станет твоя жизнь с этого момента? — не свойственным себе, слишком низким голосом прошептал Томлинсон. Гарри кивнул, потому что у него больше не было ни одной мысли в голове. Он больше не был разумным существом, тем, кто осмысливал реальность и принимал решения. Он являлся одним сплошным сгустком ощущений и желаний. Его кожа горела, член пульсировал, а всё внутри скручивалось в одну тугую спираль, сжимающую внутренности напряжением и заставляющую кровь течь по венам медленнее. — Найл, — требовательно произнёс Луи, и до сконфуженного, замутнённого сознания Гарри дошло, что они были не одни. Он вздрогнул, повернул голову к источнику шума и столкнулся с голубыми глазами лучшего друга. Найл смотрел на него, не моргая, а по выражению лица совершенно ничего нельзя было понять. Блондин поставил на стол маленькую баночку лубриканта и медленно, демонстративно протащил её по столешнице мимо лица Гарри к нетерпеливым пальцам Томлинсона. — Спасибо, — произнёс Луи, и Найл медленно моргнул, бездумно, словно зомби, отворачиваясь от Гарри и возвращаясь на своё место. Гарри провожал его задумчивым взглядом, пытаясь понять, когда он упустил этот огонь подчинения в глазах своих друзей. Всегда ли они смотрели на Луи так, будто он был Божеством во плоти? Был ли Гарри так слеп, или они все были слишком хорошими актёрами, скрывая правду от него? Внезапная боль обрушилась на него, заставляя лицо искривиться, а напряжённые пальцы — впиться в поверхность стола. Луи, не предупреждая, вогнал в него сразу два пальца по вторые фаланги и начал интенсивно двигать ими внутри, вздёргивая вверх тело Гарри при каждом толчке, усиливая и без того резкую боль. — Первое, малыш. Боль приходит внезапно. Мир — враждебное, опасное место, — правая рука Томлинсона растягивала его жёстко, болезненно, игнорируя точки, доставляющие истинное наслаждение. Луи проводил воспитательную работу и готовил тело для чего-то более грубого. Не для удовольствия. — Ты должен всегда оставаться начеку. От этого будет зависеть не только твоя жизнь, Гарри. Моя тоже. Их жизни, в конце концов. Луи прижал голову Гарри к твёрдой поверхности, вжимая его щекой в древесину, чтобы парень смотрел на своих друзей, пока муж так болезненно растягивал его. Но Гарри это не было нужно. Он и так понял всю серьёзность своего положения. Он — то, что давало Луи силы, но в то же время он — его самое слабое место. Луи оставил контрастно-нежный поцелуй на каждой впадинке в нижней части спины, а потом его жёсткие пальцы покинули тело Гарри, оставляя после себя ощущение пустоты. Гарри заскулил от того, насколько одиноким и брошенным он себя чувствовал под тремя парами безразличных глаз. Он услышал металлический звук расстёгиваемой молнии, а потом горячая возбуждённая плоть мужа коснулась его замёрзших бёдер. Луи медленно вёл влажной жаркой головкой по правой ягодице Гарри, отмечая количество мурашек на бледной коже и вставшие дыбом волоски на напряжённых руках. — Правило номер два: подчинение превыше всего. Ты не смеешь ставить под сомнение мой авторитет. Приказы выполняются без раздумий, Гарри, — ловкие пальцы проскользнули между ягодиц, слегка разводя их в стороны. Гарри подался назад, навстречу, когда Луи протолкнул член внутрь него. Медленно, мучительно, только головку, не позволяя ни себе, ни Гарри большего. — Однажды твоя решительность и отсутствие сомнений во мне спасут жизнь нам обоим, детка. Гарри что-то нечленораздельно простонал, соглашаясь. Он выгибался в спине, словно кот, шипел и скрёб дерево под собой короткими ногтями. Ему было отчаянно мало. Он желал, чтобы Луи грубым толчком вошёл до конца, чтобы бёдра пошло шлёпнулись друг о друга, чтобы внутри всё вспыхнуло от чувства наполненности. И Томлинсон не разочаровал. Он наклонился к Гарри, впиваясь зубами в девственно белое плечо, размашисто входя на всю длину. Гарри закричал, рванулся прочь, но властные пальцы впились в его бёдра и волосы, фиксируя непослушное тело на столе. Кровь потекла из раны, окрашивая губы и зубы Луи алым, придавая ему дьявольский вид. Он слегка отстранился, плавно толкаясь в скованное болью тело супруга. Пальцы в волосах резко дёрнули голову вверх и немного в сторону. Луи провёл окровавленным языком по линии челюсти Гарри. Как он любил этот изгиб! И видеть кровавый след от языка на светлом изгибе лица было выше его сил. Луи замер на секунду лишь для того, чтобы продолжить вколачиваться в мужа в два раза яростнее, вовлекая того в кровавый поцелуй. Как только металлический вкус собственной крови коснулся языка Гарри, он почувствовал, что плывёт. Его тело разрывалось на части от сладкой боли, которую причинял Томлинсон. Возбуждение достигло предела, требуя скорейшей разрядки, грозя свести с ума. Разум отказывался контролировать организм, единственным, о чём мог думать Гарри, было то, что, если Луи продолжит эту пытку, он просто отключится, потеряет сознание. Но Луи, всегда отличающийся стальной выдержкой, три года не позволяющий своей агрессивной натуре прорываться, сейчас сам едва сдерживался. Разбитый, хныкающий под ним Гарри с влажными от слёз щеками, с вымазанными в собственной крови губами, лишал остатков самообладания. И Луи просто вытянул руку в сторону Зейна, не прекращая грубо трахать покорно дрожащее под ним тело. Малик, не задумываясь, достал пистолет из-за спины и протянул его Луи, держа за ствол. Кожаная рукоять мягко легла в ладонь, даря чувство уверенности и власти. Гарри почувствовал, когда пальцы мужа выпутались из его волос, а потом с ужасом услышал металлический щелчок передёрнутого затвора. Патрон ударился о стол рядом с Гарри и покатился к краю. — Просто доказываю тебе, что пистолет заряжен, малыш, — произнёс Луи, прижимая дуло к кудрявым волосам на затылке мужа. Гарри окаменел, в то время как Луи продолжал медленно двигаться в нём. — Последнее правило в нашей новой жизни — доверие. Оно значит для меня всё. Без него ничего не получится. Все мои люди разные и относятся ко мне по-разному: кто-то со страхом, кто-то с восхищением, кто-то с безграничным уважением. Но всех их объединяет одно — абсолютное доверие ко мне и принятым мной решениям. Дуло пистолета скользнуло ниже, упираясь в мокрую от пота шею. Гарри не смел двинуться, хотя отчётливо чувствовал внутри себя горячий пульсирующий член, и всё, чего хотелось — это толкнуться назад, прочувствовать, наконец, это лишающее воли удовольствие до конца. Луи взвёл курок, отчего глаза Гарри в ужасе распахнулись, мокрые от слёз ресницы затрепетали, а дыхание замерло на искусанных губах. Спусковой крючок пистолета в таком положение срабатывал даже от лёгкого касания — это знал даже такой неискушённый в криминальных делах Гарри. — Кончи для меня, детка, — произнёс Томлинсон, водя холодным металлом дула по напряжённой спине Гарри. Его сладкий, нежный голос тёк по коже Гарри, контрастируя со смертельно опасными прикосновениями пистолета. Осознание всего происходящего ударило Гарри в голову: наблюдающие за ними друзья, новый опасный Луи, правила и жёсткие приказы, отданные любящим голосом, взведённый пистолет где-то под лопаткой. Гарри гортанно застонал, когда почувствовал, как срывается с этой грани в сильный, захлестывающий, будто высокая волна, оргазм. Он дёрнулся назад, протянув своим уничтоженным голосом имя супруга, и Луи просунул руку с зажатым пистолетом Гарри под подбородок, прижимая того к своей груди. Всего несколько толчков в узкий сжимающийся жар, и Луи кончил глубоко внутри мужа, всё также прижимая холодный ствол к подбородку Гарри, и лишь чудом во всём этом безумии удовольствия ему удалось сохранить остатки разума и убрать свой палец со спускового крючка. Неторопливо и уверенно Луи положил пистолет на стол и вышел из тела Гарри. Губами он прижался к всё ещё кровоточащему укусу на плече, нежно поглаживая измученного мужа ладонями. Именно поэтому ему вовремя удалось подхватить обмякающее растерзанное тело, когда Гарри всё же не смог удержаться в этой реальности и потерял сознание. Сильные руки удержали его, не давая рухнуть на пол. Лёгкая улыбка коснулась губ Томлинсона, когда он сдул несколько прядей со лба и, лишь одним кивком отказываясь от помощи, осторожно донёс Гарри до дивана. Оставив несколько лёгких поцелуев на измождённом лице, Луи обернул супруга пледом и покинул комнату вместе с друзьями, оставляя своё главное сокровище в темноте беспамятства.***
Тёмная сторона жизни — всего лишь тень от светлой. Гарри очнулся резко. Вздрогнул и открыл глаза. Ему даже не пришлось напрягаться, чтобы вспомнить все события прошедшего времени, они ни на секунду не покидали его голову. Он осмотрел комнату и понял, что был один. Лу не было рядом. Пальцы коснулись плеча, где Томлинсон, словно животное, пометил свою пару. Укус ныл и пульсировал лёгкой болью под коркой запёкшейся крови. Подняться удалось с трудом: всё тело отдавало неприятными болезненными ощущениями, будто Гарри попал под поезд, но каким-то чудом остался жив. Его вещи валялись на полу у стола, там, где Томлинсон сорвал их с его тела. Гарри поднял брюки и осторожно натянул их на покрытые россыпью синяков бёдра. Он мечтал об этом, о метках страсти, оставленных на его теле мужем, и вот мечта исполнилась, как в лучших традициях восточных джинов: ты просишь что-то хорошее, но твоё желание выворачивается наизнанку и превращается в нечто ужасное. Рубашка оказалась порванной, но Гарри всё равно натянул её на плечи. Он пренебрёг носками и туфлями и отправился искать мужа босиком. В этом огромном пугающем доме Луи по-прежнему ассоциировался с безопасностью и защитой, несмотря ни на что. Тихий голос, что-то мерно объясняющий сидящим за столом мужчинам, замер на полуслове, когда Гарри вошёл в приоткрытую дверь. Головы присутствующих повернулись к нему, и щёки обдало жаром от такого пристального внимания. Луи кинул короткое «продолжай», и замолчавший на несколько секунд парень продолжил свой отчёт. Гарри старался не прислушиваться к словам незнакомца, потому что совершенно не горел желанием вдаваться в подробности этой части жизни Луи. Он уже смирился с тем, каков был Луи на самом деле, но погружаться с головой в эти убийства сам не спешил. Он смотрел, не отрываясь на мужа, пока обходил комнату по кругу. Голубые глаза следили за каждым его неловким болезненным движением, практически не моргая, отмечая для себя тень боли на бледном, всё ещё немного испуганном лице. Томлинсон сидел на таком же непримечательном стуле, что и другие, но сама его аура выдавала лидера. Гарри казалось, что перед ним был король, жестокий и скорый на расправу. Король, не подчиниться которому было просто невозможно. И поэтому, когда Луи слегка отодвинулся на стуле от края стола и приглашающе кивнул на свои колени, Гарри опустился на них, не раздумывая. Правая рука мужа знакомо обвилась вокруг талии, страхуя от падения, в то время как в левой был зажат гранёный стакан, наполненный крепким алкоголем до половины. Гарри потянулся руками, и Луи привычно отдал ему посуду. Горький глоток. Сморщенное лицо. Руки обвились вокруг шеи мужа, а губы прижались к виску. Всё повторилось как в то безмятежное утро, отчего сердце Гарри болезненно сжалось, а потом пустилось галопом. Луи вопросительно посмотрел на мужа, скривив губы в слегка насмешливой ухмылке, но Гарри видел затаённую нежность в глазах. — Ты быстро принял правила игры. Что, даже никаких терзаний или попыток к бегству? — Они всё равно обречены на провал, — тихо вздохнул Гарри, погладив щёку мужа. — От тебя не уйти, Лу. Даже не потому, что ты из-под земли достанешь, если захочешь. А просто потому, что ты пустил корни слишком глубоко в моём сердце. Ты — часть меня. Луи кивнул, принимая ответ Гарри, внутренне ликуя. Чувство победы, сладкой и многообещающей, разлилось внутри его груди, вытесняя надоедливое беспокойство и неуверенность последних дней. А потом Гарри сделал то, что было самым правильным во всей этой ситуации. Он соскользнул с коленей мужа на пол, не обращая внимания на окружающих людей, и, будто делал это уже тысячи раз, потянулся к ширинке Луи. Молния тихо вжикнула, освобождая член шатена из плена одежды, и прежде, чем Гарри обхватил его губами, доказывая Луи свою любовь и преданность, он тихо произнёс: — Нас заставляет страдать страх ошибиться в выборе, но, когда выбора нет, нет и страданий.