Wiz Khalifa ft Charlie Puth - See you again.
— Исчезни. Их знакомство началось именно с этого слова. Бэкхён тогда готовился к турнирной гонке, рисуя аэробайком замысловатые узоры в воздухе. Вычищенная сталь блестела под палящим солнцем, и волосы парня ерошились мягкими прикосновениями заботливого ветра. Он был настолько увлечён, что вошёл в раж, вылетая из своего места во время резких поворотов, но тренировку прервали несколько пар глаз, которые буквально прожигали в нём дыру, даже не соизволив спросить можно ли вообще. Это взбесило напряжённого до костей гонщика, и пришлось отложить все планы на весь оставшийся день. — Он новенький в наших рядах, но ходят слухи, что побывал на Императорской Трассе. Не скажу точно, конечно. Да и маска его порой так и просит, чтобы надавали, — зевая почти после каждого слова, осведомил Лэй. Бэкхён бросил на него косой взгляд, отметил синие круги под глазами и вздохнул: инженер снова не спал всю ночь. Снова он работал над чертежами нового двигателя, который мечтал воссоздать. И никакие уговоры не могли его остановить. Только они дошли до мест для зрителей "гонок без правил", как статный мужчина встал перед ними. Лоб его был открыт — Высшая Каста, бледная кожа, костюм деловой и, казалось, совсем новый, высокомерный взгляд и превосходство в каждом движении. Гонщик поморщился, так как терпеть не мог Высших. Он сам поднялся из низов в средние, поэтому те, кто изначально жил в королевских условиях были противны. Но не только из-за этого... — Я много наслышан о вас, господин Бён, — ровным голосом начал собеседник. Бэкхён кивнул. — Приятно встретиться именно тут. Хотел бы представить вам вашего нового партнёра — Пак Чанёль, — представитель отошёл в сторону, жестом руки приглашая гонщика к себе. Бэкхён нахмурился, когда взгляд упал на эту самодовольную ухмылку, нарисованную на тонких губах, чёрную маску, одетую на голову, но не прикрывавшую этот, казалось, оскал, и, конечно же, взгляд огненных глаз не дал ему успокоиться. Сердце застучало в бешеном ритме, оповещая о некоторых неполадках в системе организма, которые надо было срочно исправлять. Но подождало бы. Он с уверенностью отметил, что Лэй был прав: хотелось врезать. Да хорошенько, желательно ногой в морду, потому что новичок никак не хотел показать уважение и даже не слез с байка. — Хай! — громко бросил будущий партнёр, показав "мир" пальцами, а его грубый голос Бэкхён добавил в чёрный список: уж слишком сильно резал слух. —И "это" мне прислало Правительство? — Гонщик оценивающим взглядом пробежался по новичку. Над головой быстро-быстро пролетали аэробайки, в ушах звенело от криков прошлого, а глубокий заинтересованный взгляд полностью лишал сил. Это была чистая случайность. — Исчезни, — сухо сказал он и повернулся. Продолжать разговор не хотелось, ведь деваться всё равно было некуда. Лэй с представителем долго смотрели вслед легендарному гонщику, недоумевая, чего это с ним произошло, а огненные глаза вспыхнули пламенем, и ухмылка вновь украсила замаскированное лицо незнакомца. Бэкхён это не со зла сделал, а специально, чтобы не привыкать к партнёрам. Он помнил каждого, помнил, как они с Дио пришли на гонки ещё в детстве после приюта с мечтами стать самыми известными. Всё было построено в голове, раскрашено ярчайшими красками, но... Но понравившись членам Высшей касты, они подумать не могли, что судьба устроит такой пир. В свою честь. Они с другом прошли достаточно тернистый путь, подавая руку помощи упавшему, достигая новых высот и покоряя вершины. Даже сам О Сехун заинтересовался ими, сделав своими фаворитами на трассе, но кто мог подумать... Кто бы мог подумать, что их же выставят против друг друга на турнирной гонке. На гонке без правил и на смерть, заставив сделать выбор: кто кого. Кто выживет, окажется сильнее. И... Им стал Бэкхён. "Жми, дружище!". Он до сих пор отчётливо помнил счастливую улыбку на милом личике и горькие слёзы, смешанные со всеми невысказанными словами, не исполнившимися мечтами. Он помнил друга, который тормознул у финиша, дав Бэкхёну возможность выйти вперёд, а проигравшего ждала смерть. Бэкхён хотел быть рядом с ним и выиграть вместе, но линия быстро оказалась позади, и байк унесло в сторону, из-за того что гонщик решил сделать невиданное: повернуться, в то время как нитро текло по венам его железного друга. — Ты идиот, Кёнсу. — Кулак попал прямо на отметку на стене, где красовались кровавые разводы от прошлых особо сильных ударов. Гонщик поднял голову к окну, понимая, что жизнь его не изменится из-за этой тупой ухмылки, которая читалась в огненных глазах. Сколько партнёров ему выбирали для гонок, столько и выгонялось после первой же тренировки. Он не принимал никого к себе, желая избежать повтора старой истории, не хотел раскрывать страницы изрядно потрёпанной книги. А те, кто не соглашались с его мнением призывались на гонку на смерть. Бэкхён не был виноват в том, что его байк всегда оказывался на финише первым. Новички сами напрашивались на погибель. Но Чанёль, было видно, выделялся среди них. Было в нём что-то особенное. Как в Кёнсу. Закатное солнце осточертело Бэкхёну, потому что его грустные лучи, яркие блики бегали дьяволятами в огненных глазах. Вся его жизнь пошла под откос.***
Этот чёрт мало того что оказался на голову выше его и вдвое крупнее, так характер тоже вкусом не радовал. Хотя насчёт первого Бэкхёну не надо было волноваться: будучи чуть худощавым хоть с подкаченным телом он и не таких гробил. Немало нитей жизни рвал, оставляя красные узоры на опасных трассах. Своя шкура была дороже, но и тех никто не звал, стоя с косой за спиной. Но нет. Пак гробил его самого. Постепенно. Морально. На первой тренировке Бэкхён поднялся в воздух, чтобы показать сложный приём своему новому ученику. Мысль, что тот провалится и убежит, не покидала голову, уютно устроившись в самом укромном месте. Гонщик только подготовился подняться, как новичок опередил его и сделал один из труднейших трюков, который сам он учил месяц. Появился соперник. Причём очень способный. — Ты вчера, кажется, так делал? — усмехнулся Пак, покрутивший в воздухе, и рассекая его своей широкой счастливой улыбкой. Самооценка знаменитого гонщика опустилась до земли, а там и до плинтуса не далеко было. Бэкхён на это закрыл глаза, лелея в мыслях новую стратегию против этого клоуна в маске. Второй урок проходил на резких поворотах, чтобы научиться регулировать скорость, вовремя пользуясь нитро. Бэкхён еле свернул на последнем повороте, тогда как Пак без труда, даже не запыхавшись, преодолел все препятствия и нитро добавил в нужное время. Скорость у него была невероятная на опасных поворотах, а тот не разбился, не вылетел как прошлые новички — на что легендарный гонщик так надеялся. — Бэкхён-хён, я справился? И вновь невинная улыбка. Ядовитая, как казалось Бэкхёну. Гонщик стиснул кулаки, в душе бросая всё на обычное везение Пака и успокаивая биение сердца. Он уже мог сосчитать свои неудачи по пальцам. Этот "маска", как того успели прозвать, бесил хуже зевков Лэя. Но только он был очень интересным, поэтому с ним всегда хотелось поговорить, повеселиться, чем и занимались работники комплекса. Чанёль стал для всех почти родным за три дня. Ярко улыбался, с уважением относясь к каждому, не то, что Бэкхён, который отчаянно гнул свою линию, даже если не прав был. Поэтому он терялся, когда тот задавал ему очередной вопрос, и покидал тренировочную базу, так и не удостоив настойчивого парня ответом. Игнорировать этот двухметровый столб было лучшей идеей. Третья тренировка не радовала результатами, и Пак смог преодолеть не малое, расставленное препятствиями расстояние раньше Бэкхёна, при этом даже царапины на аэробайке не заработав. Пришлось сделать перерыв, пока гонщик стоял посередине трассы, обдумывая дальнейшие действия, ведь если бы так дальше пошло, то новичок мог сбить его на предстоявших гонках. Пришёл бы конец. — Бэк, у тебя есть кто-то? — громко спросил Пак, внезапно подойдя со спины и поставив тяжёлую ладонь на плечо гонщика. Тот вздрогнул, будто ошпаренный кипятком, выныривая из волны мыслей. Перевёл дыхание, зло уставившись на улыбавшегося Пака, и даже не знал, что ответить на такой тупой вопрос. Да, для Бэкхёна эта тема была самой ни на есть неинтересной. В свои девятнадцать он хоть и не был обделён вниманием представителей Высших Каст, не думал о телесных отношениях совсем. Его интересовали только гонки. Да и двадцать первый век совсем изменил людей. Они поделились на касты, исходя из материального положения, технологии достигли немыслимых высот, Высшие захватили власть... И когда тут думать о таком? Бэкхён даже представления не имел, что могла делать парочка парней, которые гуляли по паркам, крепко держась за руки. Это не вызывало отвращения как раньше, ведь законы давно успели изменить. — На этом закончим, — устало выдохнул он, проведя ладонью по лбу. — Слушай, обратишься не по имени — оставишь отпечаток своей морды на той стене, я понятно выразился? — вдруг поменялся в лице. Подведённые чёрным глаза выражали зло и превосходство, которые давались с трудом. Потому что Пак не был виноват в том, что для Бэкхёна выжить на гонках стояло выше всего. В ответ Чанёль растянул губы в ухмылке. — Нет. — Чёрт, сам напросился, — гонщик пожал плечами, радуясь, что появился повод врезать Паку безо всяких угрызений совести после. Но как же он ошибался... Спустя десять минут Бэкхён тяжело дышал, оперевшись руками о колени и еле поднимая голову навстречу противнику. Закатное солнце отражалось в огненных глазах, которые могли оказать сильную конкуренцию ночным фонарям. — Дьявол, — плюнул он в сторону и выпрямился. В голове не укладывалось, что его могут так измотать всего лишь уворачиваясь от ударов. — Зачем так официально? Можно просто — Чанёль, — Пак стоял перед ним совсем спокойный, улыбался, обнажив белоснежные зубы, и ждал нападения, будто знал, что не попадут по любому. Толпа зрителей, состоявшая из работников комплекса, которые готовили трассу для гонок, стояла неподалёку, а вмазаться перед ними лицом в грязь знаменитому гонщику не очень-то и хотелось. Поэтому он собрал пазлами все оставшиеся частички гордости, решаясь напасть. Бэкхён совсем забыл, что бой заканчивается неудачным для того, кто первым начинает. Но Пак снова усмехнулся. Это бесило. — Чёрт! — рыкнул гонщик и, шагнув вперёд, сорвался с места. — Я всего-то вопрос задал из категории "Личная жизнь", на который ты мог ответить либо да, либо нет, — невинно ответил Чанёль, перехватив его руку и повернув усталое тело так, что оно оказалось прижато спиной к широкой груди. Язык у новичка явно распустился. Бэкхён замер, не веря своим глазам, потому что когда он замахивался, Пак просто стоял на месте. Такая скорость, такая реакция... — Бэкхён хён, — Чанёль почему-то непозволительно близко прижался к нему, коснулся губами уха, и у гонщика мурашки пробежали по коже. Он впервые чувствовал такое, даже смешался вначале, не зная, что сказать. — Руки убрал! — Тебя это так злит? — изменившимся голосом прошептал Пак в шею, словно издеваясь, да ещё сильнее втискивая его в себя. — А ты милый, когда злишься. В это время он уж слишком отвлёкся, и Бекхён успел наступить ему на ногу, одним ударом локтя заставив согнуться пополам. Чанёль глубоко задышал, получив второй удар в область паха, и свалился набок, всё так же усмехаясь. Бекхён фыркнул, скользя липким взглядом по белоснежным зубам, и выдал: — Это меня радует. Пак в ответ снова усмехнулся, блеснув огненными глазами, в которые хотелось смотреть и смотреть. Были они очень похожи на солнце. Солнце, горевшее пламенем свободы и чувств, которое знаменем опечаталось на их с Кёнсу дружбе. Бекхён видел там отражение прошлого себя. И в глубине, и на поверхности чистого невинного озера. — Ученик Пак, продолжим завтра. Берегите "своё". Распустите руки ещё раз — не на чём будет сидеть, — усмехнулся гонщик, скопировав у новичка фирменный жест. Он каким-то странным образом снова приобрёл свою уверенность, на душе стало легко. Стоявший неподалёку Лэй запечатлел в памяти столь знаменательный момент: Бекхён впервые был увлечён и выглядел счастливым. После же, казавшаяся адом жизнь сменилась на райское убежище. Гонщик нашёл себе интересное занятие: Бэкхёну просто до дрожи в теле нравилось изводить Пака простыми тренировками вроде отжиманий и бега. Приученный только к сидению на байке да и с виду сильный огромный Чанёль ныл уже после первого круга вокруг комплекса. Но сдаваться тот не собирался, начав игру "не по правилам", поэтому в душе Бэкхён вдруг оказался вместе с ним. Пак улыбался во все пятьдесят четыре, наверное, скользя ладонями по красивому рельефному телу, и первые пять минут гонщик откровенно на него пялился. Конечно же, в этот день Бэкхён лёг спать весь потный, раскрасневшийся. Завтракать, обедать, ужинать Пак садился опять же вместе с ним и из-за противной ухмылки тонких губ напротив, легендарный гонщик второй день уговаривал желудок чуть потерпеть. Но тот отчаянно устраивал забастовки, так что прокрасться ночью в столовую не составило труда, сколько униженной гордости. К счастью, на нижнем этаже никого не оказалось, и гонщик спокойно гулял по кухне, заглядывая внутрь шкафчиков и холодильников. Но как только Бэкхён, набрав себе еды, сел за стол, откуда-то донеслись звуки шагов. Он осмотрелся в поисках причины звуков, но поблизости не пахло чьим-то присутствием. Тяжело вздохнув, гонщик с подносом в руках вышел через чёрный вход, чтобы осмотреть комплекс, так как очень стало интересно, кому это ночью не спалось. Кроме него, конечно. — Десятый, — вымученно бросил Пак что-то отмечавшему Лэю и, еле переводя ноги, свалился на землю. Бэкхён, наблюдавший, как его новый ученик тяжело дышал, пытаясь привести дыхание в норму, как он до сих пор не снял свою маску, которая, наверное, неприятно липла к коже, не смог не удивиться. Он сильнее стиснул поднос, совсем не двигаясь, чтобы расслышать разговор. — Ты можешь заработать неделю койки и никаких гонок, понимаешь? — безучастным голосом спросил Лэй, снова погрузившись в изучение чертежей. — Врубаюсь, но... Раз уж решил стать напарником легендарного гонщика, то нечего жаловаться, — голос у Пака совсем охрип. Лэй отключил экран, полностью перевёл внимание на новичка. Бэкхён же указал на него пальцем, готовый возмутиться, что его он, видите ли, слушать не хочет, а для какого-то Пака даже чертежи бросил, но вовремя одёрнул себя, потому что он совершенно незаконно подслушивал разговор. — Тебе статус важнее или что? — серьёзно проговорил инженер, подняв голову к усыпанному небесными фонариками небу. На необъятных просторах они выстроились разными цепями, которые порой обрывались в каком-то месте, а где-то просто продолжали красивую линию. Волшебно. — Мне важен Бэк, — так же серьёзно ответил Пак, снова поднимаясь на ноги. Поднос на руках легендарного гонщика чуть ли не упал, но тот вовремя успел подхватить его и расширенными глазами уставился на сиявшие в такой темноте огненные глаза. И столько тепла было в них, что даже холодному Бэкхёну стало бы жарко, столько уверенности, что того бы сломало. Уголки губ инженера дрогнули в лёгкой улыбке, но густая темнота вовремя бросила свой плащ невидимку на землю и помогла ему не показать чувства. Он встряхнулся. — Бэкхён в прошлый раз пробежал двадцать, а у тебя кишка тонка, — усмехнулся Лэй в сторону Пака и уже надеялся увидеть безжизненное тело на земле, но нет... Чанёль уже скрылся на трассе. И яркие звёзды освещали ему путь, подталкивая со спины невидимыми огненными крыльями, которые порхали перед глазами Бэкхёна. Гонщик наблюдал за столь целеустремленным новичком, которого выбрал себе в партнёры, и еле сдерживал подступившие слёзы. Он молил Господа, чтобы тот берёг этого малого, чтобы он не повторил его судьбу. А сидевший инженер усмехнулся своим мыслям. — Шутка: Бэкхён больше девяти не осилит... Гонщик снова сдержал своё возмущение, легко согнув пальцами вилку, но на завтра Лэй получил своё, недоумевая, за что это Бэкхён так.***
— Бэк, у тебя есть кто-то? — спросил Чанёль прямо в лоб, не стесняясь присутствия инженера. Было странно, что тот после мучительных ночных тренировок вообще стоял на ногах. И эта ухмылка... Лэй отвлёкся от изучения чертежей и широко зевнул, показав ряд белоснежных острых зубов. — Ну кто так подкатывает... Врежь ему, будь мужиком, — лениво протянул он, снова уткнувшись в планшет. Бэкхён открыто его проигнорировал. — Нет, — пожал плечами гонщик, а Чанёль в это время успел поставить блок, готовясь бросить что-то ядовитое, и выглядело это смешно. — То есть что? — растерялся Пак, не понимая такого спокойствия учителя, ведь тот, как минимум, должен был отбить ему хоть одно яйцо. — Нет, говорю, у меня кого-то. Переспросишь — тебе будет не хватать чего-то, — вяло пригрозил Бён и лёгкой походкой покинул территорию. Он больше не изводил Чанёля, улыбкой отвечал на его подколы, спокойно принимал совместный душ даже с предложением потереть Паку спину, на что тот испуганно отшатнулся. Бэкхёна впервые не преследовали кошмары прошлого, и он мог спать спокойно. Гонщика уже не тянуло магнитом к байкам, чтобы снять стресс - он сам исчезал. Стоило поднять взгляд к огненным глазам, в которых было тепло, как Бэкхён терялся, оживал, собирался частичками и хотел смотреть, смотреть, смотреть... Он сам стал шутить вместе с Паком над работниками, почему-то позволял ему подходить сзади и обнимать за плечи, словно маленького, желал ему спокойной ночи и показывал все секреты высшего пилотажа. Это была чистая случайность. Это была его ошибка, на которую Пак отвечал счастливой улыбкой.***
— Проверочная турнирная гонка перенесена на сегодня и вам следует выступить с напарником. Слова бились в голове пытаясь разорвать её в клочья, словно форму вылетевшего за трассу участника. Им мог оказаться Бэкхён... — Заткнись и слушай! — кричал он на прибежавшего к нему Пака, улыбка на лице которого вмиг стёрлась. — Бэк, ты... — Бэкхён! Тащи свою задницу к байку. Бэкхён не смотрел на поникшего парня, рассматривавшего на его лице что-то нужное. Он лишь толкнул его в сторону и зашагал по коридору, в каждом шагу растворяя проведённые вместе счастливые моменты. Так нельзя было. Бён не обычный, он гонщик, а у них были только байки и трасса. А Чанёль снова усмехался. Только было в этой усмешке что-то печальное. Ученик спокойно слушал его приказы, с таким же хладнокровием сел за байк, когда сам Бэкхён готов был рассыпаться на кусочки, но не жить. Он поднял голову к местам для Высшей Касты, где восседал одетый во всё белое молодой парень и ядовито усмехался. Гонщик знал, что это не сулило ничего хорошего, что пора уже забыть то выражение лица, будто кровь — есть смысл существования. Будто смерти людей дают толчок к жизни. Такой был О Сехун - глава Высшей Касты. Самый главный в их стране, человек, власть которого давила на плечи весом всего земного шара. Ослушаться его приказа - выстроить себе дорогу на эшафот. — Бэкхён, скоро дадут старт, — дошло до слуха голосом Лэя, и легендарный гонщик встряхнулся. Надо было действовать.***
Аэробайк остановился и опустился на землю и только тогда Бэкхён задышал. Он наблюдал за тем, как Пак обеспокоенно смотрел на него, звал Лэя, указывая в его же сторону. Он видел восхищённую улыбку на губах главы, который в убивающей тишине встал с места, поправил подол своего белоснежного одеяния и медленно начал хлопать. Все зрители гонок так же медленно встали с мест и встретили победителей громкими аплодисментами, криками и голограммами, которые падали прямо на Бэкхёна. А тот сидел на байке с распахнутыми глазами, слушая свой приговор. Следил за движениями губ главы, который чистым глубоким голосом поздравлял своего фаворита и выделял ему место в Высшей Касте, обещал светлое будущее, после чего добавил, что требовалось взамен: — Хочу увидеть вас на Императорской трассе. Один на один, — невинно промурлыкал Сехун, а Бекхён медленно умирал. Падал на землю, вспоминая лицо лучшего друга, на место которого встал Пак. Пак, смотревший на него счастливыми глазами, но не понимавший что на той трассе — личный ад Бэкхёна. Он хотел разбиться об скалу, на которую поднимался и полететь в небо свободной птицей, чтобы не делать выбор, чтобы снова не терять. Он хотел разбиться, бросившись в свободный полёт и прикрыв глаза, словно окунался в вечный сон. Он хотел... Хотел этого, провожая закатное тёплое солнце тёмными глазами, в которых читалась боль. Она плескалась дикими волнами, ударявшимися о грубые скалы и брызгами, стекавшими по впалым щекам. — Бэкхён, что с тобой? — послышалось обеспокоенным голосом его персонального дьявола. — Исчезни, — снова повторил гонщик, даже не повернувшись к нему. Пак слез с байка, впервые сам подошёл к Бэкхёну. Тихо и незаметно, что тот не сразу понял. Резко повернул к себе, словно Бэкхен был обессиленной куклой, которая безвольно подчинялась своему хозяину. — Исчезни, Пак Чанёль. Я не хочу тебя видеть, — твёрдо проговорил он, глядя своему будущему сопернику прямо в солнечные огненные глаза. — Но у нас всё... — неуверенно начал Пак. — Не выдумывай. Просто уйди! — вдруг закричал Бекхён, вырываясь из крепкой хватки сильных рук. — Тащи свою задницу вон отсюда! Ты бесишь! Твоя ухмылка бесит! Твой невинный образ бесит! Ты хоть знаешь... — Бэкхён вдруг остановился, задыхаясь от слёз, но, отступая, продолжил, — Знаешь как это хреново! Не знаешь! Для тебя всё розовое, с конфетками, Пак! Исчез... Чанёль, слушавший его с невозмутимым видом, вдруг сорвался с места, потянул за руку вырывавшегося парня, сильнее прижал к груди и уткнулся носом где-то в область макушки. Бэкхён замер, вслушиваясь в ровное дыхание, которое заставляло его тоже дышать, дышать, а не только вдыхать. Заставляло выбросить всю грязь наружу, не копить внутри. Но его уже сорвало. — Да чтоб тебя! Пак! — кричал парень, попадая кулаками по животу, по солнечному плетению и выше. — Исчезни, прошу тебя! Просто так... Неужели сложно... Кёнсу! Я не хотел... Он остановился сам... А Пак стоял, молча гладил его по подрагивавшей спине и шептал такое странное "Я люблю тебя", на что Бэкхен не знал, что отвечать. Он в детстве слышал от Кёнсу, что любить — значит не уметь жить без человека. Но Пак был жив. Он обнимал его, целовал, успокаивал, но говорил такое. Он врал. — Ты же жив, — успокоившись, пробормотал Бэкхён и перестал вырываться. — Как ты можешь... Исчезни... — Понятно, — усмехнулся Чанёль, пальцами осторожно приподняв его за подбородок. — Я тебя сейчас поцелую, Бэк. Бэкхён, только услышавший такое слово, вдруг задрожал, мотая головой, но Пак всего лишь наклонился к нему и нежно коснулся губами влажных от слёз губ гонщика. Медленно провёл по ним языком, а после снова коснулся. Бэкхён удивлённо смотрел прямо в огненные глаза и пьянел от такой близости, сам не понимая, что с ним происходило. Просто оказалось, что Пак пахнет вкусно, он сильный и тёплый, нежный. Оказалось, что Пака ему всё время не хватало. Такого вот. Дерзкого, огромного и идиота, который всегда шёл на поводу приказов. — Чан... — только хотел прошептать Бэкхён, как язык Пака скользнул между приоткрытых губ, ласкал нёбо, и гонщик резко вдохнул, не готовый к таким ощущениям. Внизу живота приятно заныло, из-за чего Бён, испугавшись, оттолкнул парня. Но Пак снова не слушал его, продолжая касаться губами щёк, подбородка. И стоило ему провести влажным языком по нежной коже шеи, как Бэкхён тихо простонал и судорожно сжал его униформу. — Пойдём. Чанёль молчал и Бэкхён не хотел нарушать эту тишину. Он молчал, когда Пак снимал его куртку, когда целовал волосы, гладил по спине и снова целовал в губы. Это было сладко, настолько, что гонщик сам прижимался к нему, пытаясь узнать, что могло быть потом, дальше, что мог показать ему Чанёль. А тот усмехался, стоило Бэку дёрнуться из-за щекотавшего шею тёплого дыхания, рук, которые медленно исследовали тело. Чанёль замер, когда пальцы коснулись кнопки на униформе Бэкхёна. Он провёл ими по часто вздымавшейся груди, не отрывая огненных глаз от доверившегося ему парня, колебался какие-то секунды, но гонщик хотел продолжения. Он не знал, не понимал, что с ним происходило, но Чанёль делал приятно, не хотел причинять боль, любил. Щемяще нежное тепло разливалось в груди и текло по коже тягучей сладкой жидкостью, обволакивая гонщика; отчего-то хотелось плакать. И глаза Пака расширились, стоило Бэкхёну накрыть ладонью его пальцы. Сердце застучало где-то в горле, пульсировало на запястьях, из-за чего руки предательски дрожали. Униформа вмиг растворилась. Бэкхён остался нагой перед ним, совершенно не смущаясь своего вида. Но его щёки заалели, когда Пак с приоткрытым ртом заскользил взглядом по иссечённому шрамами телу. Бэкхён терпеть не мог волосы на теле, и спокойствие должно было сопровождать его, но что бы Чанёль подумал, увидев всё это. Осознание пришло вовремя, и он хотел прикрыться, как Пак схватил его руки, припадая губами к плечу. — Чанёль, я... — Красивый, — перебил его парень и, не вытерпев, прижал к стене сзади, сразу же поднимая к себе на бёдра. Бэкхён вздрогнул, когда его ноги раздвинули, а по чувствительной коже нежно прошлись ладонью. Словно гонщик был весь из фарфора и одно неверное движение — сломается. Куртка Пака оказалась на полу, униформа исчезла, и он прижался к нему горячим телом, опаляя поцелуями. Взгляд невольно падал на накаченные плечи, скользил ниже, задерживался внизу живота и от смущения поднимался на нервно двигавшийся кадык. Бэк на минуту даже завис, то и дело облизывая губы и двусмысленно вздыхая, что забавляло Пака. — Чанёль! — вскрикнул Бэкхён, резко распахнув глаза, когда чужие пальцы обвили его член и несильно сжали. Он никогда в жизни не думал, что может быть настолько приятно и невыносимо хорошо. Он задыхался от ласки, пытаясь полностью отдаться прикосновениям Чанёля, он будто терял скорость на трассе, и отметка близилась к нулю. Бэкхёну нужно было нитро да вовремя, чтобы не вылететь за трассу. И Чанёль бросил ему капсулу с улыбкой. Когда парень раздвинул ему ягодицы и провёл там пальцем, смазанным чем-то липким, Бэкхён потерял управление. Он тормозил, давил на газ, а Чанёль проникал пальцами глубже, тяжёло дыша в шею и посылая дрожь по клеткам кожи, где взрывались нервы. Не было боли, только сладость, прошибавшее тело разрядами тока, после которых оставалось послевкусие. — Так будет лучше, — сказал он со смущённой улыбкой, поцеловав дёрнувшегося гонщика в щёку. — Всё хорошо? — томный бас щекотал слух, впитываясь в сознание, выгоняя остальные звуки вон. Шум двигателя забылся. Был только Чанёль. Бэкхён резко выдохнул, не забыв сделать глубокий вдох, который растворился где-то в лёгких, так что кислорода снова не хватало. Он вцепился в плечи Пака, невольно насаживаясь на пальцы, посылавшие по телу волны удовольствия. — Хорошо... — безуспешно глотая тихие стоны, отвечал Бэкхён. — Чанёль... Ах... Мне хорошо... Чанёль лишь усмехнулся, под протестующий стон прекращая действия. Гонщик прижался к нему теснее, выдыхая прямо в губы, пытаясь поцеловать, касаясь языком, но снова отстраняясь, чтобы вдохнуть. — Я люблю тебя, Бэкки. Время остановилось, взорвалось в пространстве и побежало немыслимой скоростью. Так же билось сердце Бэкхёна, который смотрел в огненные глаза, где полыхало пламя. Чанёль горел, и этот жар передавался ему. Хотелось испепелиться, но только огнём его тела, его взгляда, его прикосновений. Чанёль мягко двинул бёдрами, медленно проникая в Бэкхёна и не отрываясь от изучения сосредоточенного лица в нескольких сантиметрах от его. Растрёпанным, задыхающимся и желанным гонщик выглядел прекрасно. И прекрасен был, когда Пак полностью вошёл, а Бэкхён хотел прижаться к нему, но вместо этого медленно закатил глаза и откинул голову, вскрикнув. Такое нужно было видеть. Надо, чтобы сорваться в пылу страсти, сгореть и полностью стать с человеком одним целым. Пак буквально вдалбливался в Бэкхёна, сжимая накаченные бёдра, засасывая губами кожу на шее и двигаясь глубже. Было настолько хорошо, что он сходил с ума, тонул, разбивался, падал, хватался за пустую стену в поисках помощи и облегчённо вздыхал, стоило почувствовать дрожащее тело, прижимавшееся к нему. Оно плавилось от прикосновений. Бэкхён громко стонал, двигаясь навстречу, касаясь длинными красивыми пальчиками маски прикрывавшую всё, кроме усмешки и огненных глаз. Хотелось увидеть Чанёля, хотелось знать человека, который полностью изменил его жизнь, показал новые ощущения. И Пак это понимал. Сдерживать стоны уже не было сил: они сами вырывались наружу, норовя разорвать горло, но выбраться. Тепло в груди не прекращало разливаться по телу, создавая во рту сладкий привкус и распространяя негу до кончиков пальцев. Бэкхён прижался к Чанёлю сильнее, чувствуя, что улетает, и заглянул в пламенные очи. Тогда Чанёль сдался. Сдался из-за щемяще нежного взгляда направленного на него, нежных осторожных прикосновений. И маска медленно растворилась, улетая маленькими золотистыми птичками, которые ещё долго кружили вокруг них. Материя воспламенилась, и Пак усмехнулся, когда Бэкхён, увидев его, резко прикрыл глаза и громко застонал, изливаясь на живот, сжимаясь так сладко, что это тонкой нитью тянуло за собой в совершенно другое измерение. Парень дрожал, когда Чанёль ещё медленно двигался в нём, кончив глубоко, и смотрел на него, смотрел, смотрел. А Пак целовал его в пульсирующие виски, хватал тихие стоны губами. — Я люблю тебя, — снова глубоким голосом в ухо и запечатано небольшим укусом в шею. Чанёль не дал Бэкхёну спать в ту ночь. Второй и не хотел, чтобы его отпускали, прижимаясь сильнее к широкой груди, засыпая под утро, свернувшись в комочек в тёплых объятиях.***
Для Бэкхёна земля перевернулась на сто восемьдесят градусов, и солнце уходило на восток. Иначе нельзя было описать его состояние. Гонщику больше ничего не было интересно. Он целыми днями тренировался, а ночами, взяв с собой подушку, стучался в закрытую дверь, просясь в объятия. Растрёпанным, в обычной одежде он выглядел совершенно беспомощным и Чанёль до утра грел его зубиками своего пламени, яркими солнечными очами, на которые приходилось смотреть сквозь пальцы, ведь сетчатка глаз и так тонкая, а столь прекрасного сияния не выдержала бы. Бэкхён стал сам не свой. Мог во время тренировок слезть с байка, подойти к Паку и попросить серьёзно: "Поцелуй меня". При этом сделав жалостливое лицо, хныча, почти как ребёнок, и не замечая округлявшиеся глаза инженера. Чанёль добро усмехался на все его просьбы, слова, неловкие прикосновения. Бэкхён полностью замкнулся в себе, словно мантру повторяя: "Один на один... Один на один...". Бэкхён тонул. В этом глубоком солёном море, в воды которого окунулся впервые. Он совсем не знал, что где-то на земле было такое прекрасное место - "любовь". Не знал... Гонщик ночами смотрел на спавшего Чанёля и едва сдерживал слёзы, касаясь пальцами огненно-рыжих волос и мечтая увидеть на них лучи закатного солнца. Вместо этой маски. Паку бы подошло. Он не ел целыми днями практически ничего и смотрел в огненные глаза, сгорал от нетерпения ожидания лунной ночи, когда бы смог вновь оказаться в объятиях Чанёля. Таких тёплых... Бэкхён знал, что гонки на Императорской трассе должны были начаться, знал, что ему предстояло сделать то же самое, что и с остальными соперниками. Но впервые глаза слезились, стоило только подумать об этом. А Пак наоборот — перестал пересекаться с ним. Ученик всё время пропадал то рядом с Лэем, то с работниками, будто бы избегая Бэкхёна, и это царапало сердце. Гонщик стал замечать, что в груди образовывалась пустота, но было больно. Он был уверен, что болен, вот только исследования врачей показывали лишь положительные результаты. Бэкхён запутался. Он хотел быть рядом с Чанёлем все двадцать четыре часа в сутки и почти падал, когда его не оказывалось рядом для опоры. До гонок оставался один день. Один грёбаный день, который подошёл к концу, и закатное солнце склонилось в глубоком поклоне, скрыв яркими красивыми лучами всю свою уродливую печаль. Время бежало быстро, секунды сыпались меж пальцев, и поймать их было невозможно. А гонщику хотелось схватить, вернуть обратно и остаться там, в прошлом, где у него всё было хорошо. Он впервые испытывал такое сильное желание. — Чанёль, можно? — робко спросил Бэкхён, только протянув руку к двери. Он с какой-то детской надеждой сжал край подушки, которую зачем-то всегда таскал рядом, если выходил ночью куда-то. Ответом ему последовало лишь сосредоточенное выражение лица Пака, пулей вылетевшего из комнаты. И тут же захотелось уткнуться лбом в его плечо и плакать, проклиная Высших, гонки, судьбу. Вот только нельзя было портить последний день близости. — Чанёль, я... — начал, было, гонщик, но его заткнули глубоким поцелуем, зарываясь длинными пальцами в тёмные волосы и прижимая к себе так сильно, что впервые за несколько дней Бэкхён почувствовал, как жизнь вернулась в нормальное русло. Всё встало на свои места. Вот что ему надо было. И он молчал, когда, открыв глаза среди ночи, увидел склонившегося над чертежами Пака. Над чертежами ЕГО аэробайка. Но Бэкхён ничего не сказал, заметив такую странность прямо перед гонками. Он лишь провёл ладонью по простыням, которые хранили тепло Чанёля, и медленно закрыл глаза. Жаль, что столько важных моментов жизни нельзя было записать в какое-то устройство и потом пересматривать по тысячу раз. Ему бы не надоело. "Я люблю тебя" — повторял Чанёль, целуя его. Кёнсу говорил, любить — значит не уметь жить без человека. А Пак хотел жить дальше. Он врал. Врал в каждом слове, движении, взгляде огненных глаз. Любил ли кто-нибудь Бэкхёна вообще?***
Громкие аплодисменты встретили участников, стоило открыть огромные ворота. Императорские трассы отличались от других новейшим оборудованием, новыми хитрыми поворотами, маршрутами. Ни одна трасса не вызывала столько восхищения, как эта. Поэтому впервые увидевший такую красоту Чанёль прошёл вперёд, раскинув руки, и крича в ответ что-то своим поклонникам. Бэкхён же шёл позади, осматриваясь по сторонам и ища взглядом ЕГО. Того, по чьей прихоти он лишался дорогих себе людей в мгновенье ока. И нашёл. Сехун восседал прямо посередине мест для зрителей на третьем уровне и вальяжно перекидывался с Высшими короткими фразами. А стоило ему заметить Бэкхёна среди толпы работников комплекса, как губы растянулись в хищной ухмылке и глаза жадно забегались в предчувствии грандиозных гонок. Он знал: Бэкхён умел показывать настоящее шоу, на которое не было жалко потратить столь драгоценное время. — Что ж, наши гонщики готовы к гонке, — важно заметил глава, когда приготовления закончились и соперники заняли свои места. Бэкхён повёл головой, убрав защитный щит перед лицом, и внимательно посмотрел на Пака. Тот просто усмехался, сверкая солнечными глазами. — Объявляю начало восьмых Императорских Гонок и даю разрешение на немедленный старт! — Сехун поднял руку и важно опустился на место. Зрители замолкли, да так, что слышно было лишь дуновение ветра. Солнце яркими лучами ласково поглаживало спину и давало надежду на светлое будущее. Бэкхён изо всех сил верил, надеялся, что всё обойдётся, что если они приедут вместе, то глава сжалится, отпустит их. И не нужны были ему больше слава, место в Высшей Касте и вообще ничего. Ему важен был Пак. Пак, растягивавший губы в медовой солнечной усмешке, которую хотелось попробовать языком на вкус, и шептавший: "Всё будет хорошо". А будет ли? — Старт! Бэкхён не сразу заметил, что байк Чанёля поднялся и растворился на месте. Он остался один на старте. Один... Нет, планы изменились. От осознания этого сердце больно ёкнуло. Второй аэробайк немедленно оказался в воздухе и словно с поддержкой самой природы, подталкиваемый скоростью ветра, догнал своего соперника. Императорские трассы были страшны тем, что маршрут возникал из неоткуда. Ни один гонщик не знал, когда надо было повернуть, куда, когда добавить нитро и вообще в правильном ли он направлении. Но Пак был немного впереди и уверенно лавировал, исчезая на очередном повороте или сбавляя скорость, чтобы хитрой усмешкой раззадорить Бэкхёна. Гонщик не знал, что задумал его партнёр, но вместо душивших горло сомнений и боли доверился Чанёлю всем сердцем. Он впервые стал ведомым и еле слышным ветром следовал за широкой спиной, обладатель которого, должно быть, ярко усмехался. Смеялся над всеми законами, правилами, Высшими, и показывал захватывающую гонку, заставлял зрителей кричать от восторга. Такой был Пак Чанёль. Чанёль, которого Бэкхён полюбил всем сердцем. Бэкхён всплыл, но понял, что настоящий он остался на самом дне океана. И вопреки законам природы, там ему было лучше, там он дышал полной грудью, потому что "любовь" оказалась жгучей, тёплой, жаркой, и что немало важно — сладкой. Он впервые поверил словам Кёнсу, который говорил что любить — не уметь жить без человека. И не нужна была ему победа без Пака. Зрители заликовали в ожидании жесточайшего финала, когда оставалась финишная прямая. А Бэкхён вырвался вперёд, но никуда не спешил. Он хотел обернуться, поймать в такой скорости взгляд Чанёля, сгореть в нём и понять, что выбор, сделанный им, был верным. Он решился. Зрители охнули, когда капсула нитро со звоном упала на землю и покатилась в неизвестном направлении. За ней сыпались надежды, мечты, цель — всё, но оставалось тепло в груди вместо пустоты. И Бэкхён опустил аэробайк на землю, дав Чанёлю возможность выйти вперёд. И Бэкхёну не было больно, когда Пак с такой же яркой ухмылкой добавил нитро, быстро пролетев мимо него. Не наградив фирменной усмешкой, ничего не сказав. Совсем не было больно. Если только чуть-чуть... Бэкхёну хотелось, чтобы Чанёль в последний раз посмотрел на него, чтобы сияние огненных глаз осветило путь, но что же он мог сделать, если его не любили. Просто использовали, на мгновение превратив жизнь в суровую сказку. Только гонщик не злился, не жалел, потому что всё больше не имело смысла. Потому что сказка была нереально волшебной. И он в мёртвой тишине медленно прикрыл глаза, остро ощущая кипевшие внутри друга чувства. Оказалось, он не замечал столько всего. Оказалось, друг так же отчаянно цеплялся за его сердце, пытаясь до него докричаться, но Бэкхён не слышал. Бэкхён не знал, что Кёнсу его любил. Звук двигателя аэробайка Чанёля был родным до дрожи, приятным, как и его пилот и гонщик провожал его искренней улыбкой. Слушал, впитывал, но вдруг наступила тишина... Такая тяжёлая, что уши заложило, а голова вмиг стала словно свинцовая. Прохладный ветер одиноко прошёлся среди рядов, на трассе и дошёл до Бэкхёна. Дошёл, но не принёс с собой запах Чанёля, его голос, его тепло. И Бэкхён открыл глаза. Шок. Страх. Руки по швам. Взгляд упал на пустую трассу, на изумлённых зрителей и победно усмехавшегося главы. Трасса была пуста. Чанёль исчез, а Бэкхён остался. Исчез... - Исчезни... "Всё будет хорошо". Он в шоковом состоянии слушал похвалу Сехуна в свой адрес, который говорил, что удивлён его умом, способностями, и что хотел бы дальше наблюдать за столь захватывающими гонками. И узнал из всего, что на императорских трассах никогда не было победителя. Это необычная дорога, где, если ты пересёк черту финиша — смерть. Только лёгкая — рассыпаться мелкими кусками на атомном уровне. С Чанёлем произошло именно это. И Бэкхён стал Высшим. И вышло, что он сам убил Чанёля. Своей же любовью. Он, наконец, после стольких лет не сдержался и врезал Лэю в порыве гнева. Бэкхён плакал, кричал что-то непонятное и повторял: "Позови его... Хочу видеть! Снова увидеть...", на что инженер понимающе кивал, рукой показывая собравшимся работникам, что всё в порядке. Всё было в порядке, вот только гонщик был болен. Так сильно, что лёгкие забили слёзы, и воздух застрял где-то в трахее, из-за чего он чуть ли не задохнулся. Бэкхён бил себя по груди и кашлял кислотой, которая съедала его желудок несколько дней. Он хотел засунуть пальцы в горло, нащупать там, в груди, это чёртово неправильно работавшее сердце, и выбросить в помойку. Остановили, иначе бы сделал. Лэй крепко прижимал его к себе, убаюкивая, словно ребёнка и повторяя, что он не виноват. — Бэкхён, я... — заплетавшимся языком бормотал инженер, зарывшись пальцами в волосы дрожавшего гонщика. — Я осмотрел твой байк и хочу сказать... Он сломан. Чанёль просил чертежи, и я дал, не совсем понимая, зачем ему. И... Даже если бы ты сам не опустился, то до финиша всё равно бы не доехал, — Бэкхён перестал дышать. — Пак сломал двигатель. Я не знаю, как... Ты бы всё равно остался на трассе. Бэкхён не верил происходившему, под протесты работников сел на байк, поднялся в воздух и после двадцати метров свободного полёта его железный друг резко тормознул. Гонщик, вылетив из места, покатился по пыльной земле, крича так отчаянно, что боль его была понятна каждому. И Бэкхён корил себя за то, что допустил такие мысли насчёт Чанёля. Чанёля, который, оказалось, на самом деле любил его, оберегал, но молчал о чувствах и поступил как эгоист. И хотелось просто увидеть его вновь, понервничать из-за растянутых в яркой усмешке губ, услышать хрипловатое: "Хай!" и у-т-о-н-у-т-ь в нём. — Я же люблю тебя! — нервно смеялся Бэкхён, больно потягивая волосы и показывая средний палец закатному солнцу. — Представь себе, люблю! Ох... какой я идиот... — Горло тянуло от спазмов и было вдвое больнее. Лучше бы расплакаться. Пак Чанёль просто исчез, растворился, как и говорил Бэкхён. Он доказал ему, что на самом деле любил, что его Бэк не был одинок. — Говорил тебе исчезнуть, когда ты бесил... И, оказалось, — глаза упали вниз, где обрывались острые скалы и уродливо рассыпались множество огромных камней, мелких камешек, — сам же желал этого... Идиот! — прошептал гонщик, зачаровано делая короткие шаги в сторону закатного солнца. — Чанёль... Бэкхён бы провёл свою линию финиша где-то в небе, куда бы они никогда не добрались, чтобы продлить время, чтобы неустанно смотреть на Пака и влюбляться с каждым поступлением кислорода сильнее. И даже закатное солнце своими безупречными лучами не заменило бы сияние огненных глаз, тёплой улыбки. Н-и-к-о-г-д-а. — Хай! — раздалось сзади бархатным голосом. Бэкхён точно разбился. — Императорские трассы — игрушки для их создателя в лице фаната знаменитого Гонщика Бёна, не думаешь? Кто-то резко потянул его за руку обратно, прижал к груди, медленно уткнулся носом в макушку. Этот кто-то по-настоящему пах Чанёлем, говорил как он, обнимал как он. И Бэкхён сильно задрожал, впервые пустив невыплаканные слёзы на волю, зарывшись пальцами в огненно-рыжие волосы. Он знал, что даже такое прекрасное оранжевое солнце меркло рядом с восхитительной улыбкой этого человека. Он знал, что даже вызывавшие мурашки по коже Императорские Трассы были ничем по сравнению с его потерей. Он знал, что без Пака он бы не любил. — Чанёль... — Я же говорил тебе, что всё будет хо-ро-шо...