Наверное, это возраст

      Этот пацан появился в его жизни, когда та начала катиться псу под хвост. У пса имелось вполне определённое имя — Мерфи — и паршивый характер. Дурной пес им попался. Серьёзно, в тот момент они просто не понимали, во что ввязываются. Хотя, даже если б и понимали, особого выбора у них не было. Лагерь был стёрт с лица земли, и выжившим оставалось только кучковаться вместе и валить куда-нибудь подальше. Спасти заодно до кучи этот гребаный мир — было бы круто!       Пацан появился как нельзя вовремя. И не только потому, что спас его, Дока, от немертвого. Он Дока просто спас: от паники, от сумасшествия, от себя самого. В мире апокалипсиса спокойствие ценится дорого. Спокойствие и хладнокровие — редкие гости в безумном мире. У Десять Тысяч и того, и другого было в избытке. Серьезно, слишком много! Видать, защитный механизм, чтоб крыша не поехала. Но в тот момент это было не важно. Тогда Док чувствовал себя защищённым. Это уже потом обнаружилось, что пацан абсолютно и совершенно социально не подкован. И Док взял над ним шефство, начав ненавязчиво опекать, не спрашивая на то разрешения. И, кажется, от этого Десять Тысяч вздохнул с облегчением.       Пацан не спорил, не брыкался, попав в путы чужой заботы — напротив, отвечал привязанностью, чистой, незамутненной привязанностью и почти собачьей преданностью. Будь Док лет на десять моложе, такое отношение Десять Тысяч могло выйти боком. Пацан был тихий, покорный. Виктимный. Тихая гавань в будущем мире. Им хотелось владеть. Им хотелось обладать. Будь Док лет на десять моложе, он бы его взял. Серьёзно. Пацан явно из тех, кого следует брать, не спрашивая разрешения, советов, помощи. Возможно, зомбиапокалипсис — лучшее время для пацана, чтобы расстаться с девственностью.       То, что пацан девственник, было ясно с первого же взгляда. Ну, может не так сразу, поскольку при первом взгляде Док слишком сильно волновался, чтобы делать какие-либо выводы, но уж потом-то! Пока остальные всё ещё видели в Десять Тысяч крутого убийцу, Док уже видел, что тот на деле подросток. Нет, пацану, скорее всего, было слегка за двадцать (как сыну самого Дока), но психологически он все ещё был подростком: высоким, нескладным, не знающим, куда деть руки, как ответить на оскорбление или наезд. В школе таких индивидуумов чморят все, кому не лень, а они слишком тихие, чтоб дать отпор. Но зато знают, где можно достать дурь по сходной цене. Или обыграть казино при помощи математических вычислений. Или грабануть банк, не выходя из дома. Или убить немертвого косточкой, выпущенной из рогатки. У всех свои причуды. Это Дока вовсе не смущает. И не только это.       Возраст для Дока никогда не казался проблемой. Ну и что, что Десять Тысяч ему в сыновья годится? Это проблемой не было, ни тогда, когда в США из «Золотого треугольника» широкой рекой текли запрещенные препараты и молодой студент Стивен Бэк проваливал очередной экзамен, являясь на него под кайфом, ни тем более сейчас, когда по дорогам ходят немертвые и всем чихать на моральные нормы. Ну, а уж однополые связи Дока не смущают ещё с тех пор, когда по венам вместо крови тек пузырящийся героин и весь мир был зыбким, нереальным, мягким и теплым, словно крайне густое желе с явственным привкусом лайма. Так что, объективных причин отказываться от Десяти Тысяч у Дока не было. Разве только, что тот мог быть против поползновений, но это вряд ли. Док был уверен, что пацан подсознательно чего-то такого ожидает. Жаждет. Протяни руку и возьми. Но Док медлит. Наверно сказывается возраст, но ему не хочется омрачать отношения чем-то низменным. Или, может, в нем, наконец, пробудился отцовский инстинкт. Как бы там ни было, он медлит.       Док видит, как парень влюбляется безумно и безнадежно. Как совершает глупости. Как мучается. И как возвращается обратно к нему, Доку, под крыло. Было на удивление приятно осознавать, что он — непреложная константа в жизни пацана. И как же легко было бы окончательно закрепиться на этом месте. И не отпустить никуда, ни к кому.       Док протягивает руку, чуть приглаживая волосы Десять Тысяч: тот вечно выглядит, как растрепанный воробей. Пацан во сне чуть хмурится, из-за чего кажется, что он во сне решает непосильную задачу и не уверен в ответе. Это не добавляет ему зрительно ни возраста, ни опыта. Так сосредоточено хмурятся во сне дети.       Док вздыхает и подтыкает Десять Тысяч куртку. Ночи холодные. Даже если все спят вповалку, тесно прижавшись друг к другу.       Наверное, это всё-таки возраст.