Часть 1
28 октября 2015 г. в 16:13
Мы [звёздная пыль]
или первый закон термодинамики.
Они – семнадцатилетние подростки, шагающие по острому краю бритвы взросления и осознающие, что наступление нового учебного года неизбежно. Лето очень быстро подходит к концу. В самом начале старшей школы их затянет в водоворот новых событий, которые ждут их, и могут быть ужасными, но Кейтлин пока всё равно. Она сейчас сидит на капоте пикапа и у неё приподнятое настроение.
Они с Барри сидят тут с самого заката. У ребят пикник, они наблюдают за тем, как звёзды исчезают на горизонте, где-то далеко от Централ Сити, что делает их относительно свободными. С тех пор они коротали часы за разговорами, чаще всего едой и прочими невинными делами. Он провел больше, чем несколько минут, вспоминая о том, как ему повезло, что он сумел преодолеть большинство проблем (потеря родителей, долгая влюбленность в лучшую подругу, её бывший бойфренд, путешествие через всю страну в другой город и прочее), чтобы найти столько радости рядом друг с другом вместе с Кейтлин. Но это и не первый раз, когда Барри задумывался обо всем этом, и точно будет не последним. Такие вещи просто так не исчезают. Но сейчас, вместо этого он рядом с Кейтлин и он рад. Парень пододвигает её ближе к себе и с удовольствием наблюдает за тем, как лунный свет переливается на её коже.
- Это Кассиопея, - говорит Кейтлин, прижавшись к его плечу и указывая пальцем на созвездие, утопающее в ночном небе. Он пытается найти именно те звёзды, на которые так пристально смотрит девушка, но не может. Кейтлин это видит по озадаченному выражению лица парня и берет его за руку, пододвигая ближе к себе, чтобы он смог увидеть созвездие.
- Смотри. - Она тихонько дышит и поднимает руку Барри, указывая ею на каждую звезду по отдельности. - Прямо тут.
Эти несколько следов ему помогают (может один или два, но ему этого достаточно, чтобы собрать картинку воедино, просто он немного отвлекся из-за близости с девушкой, из-за волнения), но в конце концов он находит Кассиопею, которую только что Кейтлин нарисовала в воздухе их руками. Он кивает и поворачивается к ней, чтобы тихонько поцеловать девушку в висок.
- Теперь я вижу.
Кейтлин мягко и приятно улыбается в ответ, и Барри это сильно нравится.
- И какова же история этого созвездия? – с улыбкой на лице спрашивает Барри.
Они оба сильно любят науку, это именно то, что соединило их вместе. В начале учебного года они оба сдавали физику и химию. Барри и Кейтлин были просто знакомыми многие годы до того момента, как им не пришлось вместе ежедневно учиться в лаборатории. Тогда они и поняли, что между ними что-то большее, чем просто дружба.
Одна из первых вещей, которую полюбил Барри в Кейтлин – это её страсть к изучению всего окружающего нас в мире. Основными любимыми предметами Кейтлин были химия и биология, но еще она увлекалась астрономией. Она любила наблюдать за звёздами, она любила глупые и смешные истории, которые люди придумывали о звёздах, задолго до того, как осознали их настоящую сущность. Она говорит, что это напоминает ей о том, как человечество училось всему и постигало науку. И в первый раз она сказала это, когда они с Барри шли к её дому после их первого свидания. Её глаза и улыбка тогда сияли ярче звёзд, а Барри понял, что он безоговорочно влюблен в неё.
- Она была королевой Эфитопии, - Кейтлин начала рассказывать, её голос тихо звучал в ночи, - красивой, но тщеславной. Она утверждала, что она лучше и прекраснее морских нимф, чем она вызвала гнев Богов.
Барри чувствовал, как Кейтлин успокаивает, убаюкивает его своим приятным голосом, тембром. Он чувствовал тепло от того, как девушка прижалась к его груди, и продолжала рассказывать интересную историю.
- И тогда Боги послали монстра, чтобы наказать её. Кассиопея и её муж решили принести в жертву свою дочь, чтобы избежать наказания и сохранить в покое свое королевство, но именно в тот момент явился Персей, который отважно сражался с чудовищем, спасая их. Он женился на их дочери – Андромиде. И когда Кассиопея умерла, они поместили её в звезды, вниз головой, чтобы оскорбить её навеки.
Он делает мягкий вид, напевая какую-то мелодию к концу её рассказа, что означает его благодарность за то, что она всегда готова поделиться с ним интересной сказкой. Он задумывается, глядя на небо, и хочет показать еще одно созвездие (он тоже практикуется в астрономии), но Кейтлин продолжает говорить.
- Заставляет почувствовать себя маленьким, не так ли?
- Что именно? – Барри взглянул на лицо девушки. Очевидно, что он снова успел потерять нить разговора, или же Кейтлин говорит уже на новую тему.
- Звёзды. Идея того, чтобы провести вечность в них.
Она любит науку, она знает, что это её призвание, но иногда она чувствует себя испуганной. Всё, что она изучает о звёздах, напоминает её о том, насколько они малы в огромном мире существования, они едва ли не пылинки во всем, что есть, было и будет.
- Я имею в виду, что всё, что важно для нас, в сравнении со всем этим, - она проводит рукой по воздуху, указывая на бесконечное звёздное одеяло на ночном небе, на горизонт, проложенный где-то вдалеке, и город, который также далёк от них, - ничто.
Барри не один из тех парней, которым грозит экзистенциальный кризис*, он осознает свое предназначение во вселенной – он ученый, преданный своему делу всем сердцем, как и она, поэтому и предполагает, что это естественно. Но и в науке он находит свой дом и комфорт так же, как и в ней, когда они прижимаются друг к другу так, что он может нащупать большим пальцем её пульс, обхватив рукой её запястье. В такие мгновения, Барри как будто может не только почувствовать её пульс, но и её мысли.
- Мне нравится думать о первом законе термодинамики, - наконец, он отвечает, руша глубокомысленное молчание.
Кейтлин выглядит озадаченной точно так же, когда они решают новый хитрый пример в классе или работают над новой лабораторной - её брови подняты, а глаза удивлены.
- Как же так?
- Сама идея, что энергия не происходит и не уничтожается, что всё, что делает нас с тобой и остальных людей, живущих на этой планете, существовало намного раньше нашего рождения. Вселенная как была, так и будет существовать, ещё очень долго после нашего ухода.
Выражение лица Кейтлин говорит о том, что она не уверена, утешит ли её это, но оно точно говорит еще о том, что «Барри Аллен – абсолютно сумасшедший, но я всё равно почему-то до сих пор люблю его». Барри любит это выражение лица, он постоянно пытается «вытянуть» его их Кейтлин.
- Это не звучит ободряюще, - немного сухо отмечает она. Но всё равно, она верит, что он это понимает.
- Мы сделаны из того же материала, что и звёзды, что и динозавры, что и первые люди на Земле и последние. В какой-то момент мы могли стать микробом или сверхзвездой, жирафом или стрекозой. В один день, мы могли бы быть лучом света или дубом, а может быть и воробьем. И именно это делает меня более значительным, никак не менее. Все эти маленькие кусочки всех этих красивых вещей – необычны сами по себе, и как-то они так расположились вместе, чтобы создать меня, чтобы создать тебя. - Тут, Барри делает паузу, чтобы мягко и тихонько поцеловать Кейтлин в губы. – Кажется, это очень значительно для меня.
И эта идея согревает её душу, согревает её так же, как и поцелуй красивого и чуткого, доброго и такого теплого Барри. Она отвечает ему, после чего, улыбаясь, кивает. Это так приятно, что он всё ей объяснил, как и каждый раз, когда Кейтлин чего-то не понимает, она любит такие неожиданные моменты.
- Это очень красиво, Барри, - девушка не отрывает своего взгляда от парня.
- Меркнет в сравнении… - он осознает, что снова задумался и потерял нить.
- К чему?
Барри смеётся, и его улыбка ослепляет всё вокруг, не смотря на свет звёзд и луны. Светится всё вокруг пары: пустое поле, капот старого пикапа, далекий горизонт и Централ Сити. Они находятся вдвоем в этой тишине, в их маленьком уголке вечности, который они нашли, чтобы не думать о надвигающемся взрослении и переходе в старшие классы.
- Вот мой любимый кусочек энергии и звёздной пыли, - говорит Барри и медленно тянет Кейтлин на себя, чтобы еще раз поцеловать, прямо как перед этими словами. Но этот поцелуй длится намного дольше.
Примечания:
* экзистенциальный кризис – состояние тревоги, чувство глубокого психологического дискомфорта при вопросе о смысле существования.