И тот сегодня живой, кто вчера был убит

      Тихий вибрирующий свист телефонного будильника откуда-то из-под подушки позвал вставать. За окном черным-черно, половина четвертого утра, хотя откуда начинать считать утро еще вопрос. Он садится на кровати, холод, исходящий от пола звенящими иголочками пронизывает ступни и проникает сразу по всем болевым точкам, за столько лет их накопилось не мало. Травмы различной тяжести, совместимые, а порой, было и такое, далеко не совместимы с жизнью, в этом теле нет ни одной целой косточки. Он с минуту сидит неподвижно, как бы осознает себя здесь и сейчас, пытается ощутить себя частью этого мира, почувствовать движение жизни в своих венах. Почти беззвучная вибрация, на экране телефона всего несколько цифр, значит пора, значит, сегодня кто-то умрет, может быть это будет он сам. Он встряхивает головой, проводит руками по коротко остриженным волосам, трет глаза, встает быстро, распрямляя все мышцы и сухожилия, тянется, как большое животное, есть полтора часа на пробежку и потом на базу.       Сырой, холодный воздух ледяными струями пробирает по мокрой спине, толстовка и майка под ней прилипли к влажной коже, при каждом шаге глухо шуршат мешочки с песком, закрепленные на лодыжках, он дышит все быстрей, пульс долбится в ушах, отсчитывая каждый шаг, хрип застревает где-то в горле на каждом выдохе, последний километр на ускорение.       Горячий душ, короткий завтрак, у дверей шорох гравия означил присутствие кого-то, кого-то не чужого…       Когда говорят о потере памяти, первое, что приходит на ум это старческое слабоумие или сенильная деменция, когда атрофируется головной мозг, психическая деятельность постепенно распадается, утрачиваются индивидуальные особенности личности и человек погружается в тотальное слабоумие… Но есть и другие причины потери памяти или по научному амнезии, они могут быть органическими, то есть возникают в результате поражения головного мозга или психогенными, как, например, реакция на травмирующую ситуацию.       Он не был ни старым, ни уж тем более слабоумным, его амнезия носила совершенно иной характер, можно сказать комплексный, как результат некого физического воздействия извне с одной стороны, и теперь, в какой-то, степени что-то вроде блокировки нежелательных воспоминаний, которую неосознанно осуществляла его психика, своего рода защитный механизм.       Он жил с чистого листа, эдакая Tabula rasa, идеальная марионетка для чужих игр.       У него нет прошлого и, наверное, нет будущего, его настоящее зависит от людей, решающих его судьбу — он так привык и не задает вопросов, просто выполняет приказы. Его называют Зимой, он не знает сколько ему лет и где он родился, у него нет друзей только «коллеги», а эти «коллеги» весьма своеобразные персонажи — никаких дружб, симпатий, лояльностей… Он не привыкает к определенному месту, людям, даже еде и одежде, у него нет ничего своего… вернее так было, но с некоторых пор у него есть ОН.       Зима знает ЕГО сколько себя помнит, ОН был всегда рядом, нет, не с ним, конечно — с его шефом, ОН его правая рука, личный доберман, который не станет задавать вопросов, а просто вцепится в глотку всякому на кого укажет хозяин. Почему его так тянет к НЕМУ, холодному непроницаемому человеку с желтыми глазами, ОН, ведь даже, не проявляет к нему особого интереса, просто присутствует в его жизни, равнодушно взирая на все, скажем так, нюансы его бытия и особенности работы.       По странному стечению обстоятельств или может быть так легли карты, случилось, им двоим проснуться утром вместе, после этого ничего вроде не изменилось в их отношениях, как и прежде минимум диалога, максимум выполнения, и все же… что-то есть. Есть человек, которого он выделяет среди прочих теплым цветом, нет, он не станет делиться с ним чем-то сокровенным, да и делиться особо не чем, ведь он человек без прошлого, а о его настоящем ЕМУ все известно, и в условиях его работы ничего нельзя иметь для себя. Все что мешает делу — долой, и поэтому нужно как можно дальше запрятать это, пока еще, не чувство, а только нечто похожее на термолокацию у змей, помогающую засечь изменение температуры в среде, в его случае эта своеобразная аутотермолокация направлена внутрь себя на свои ощущения.       Они встречаются не часто, проводят вместе ночь или всего несколько часов, в их встречах нет и намека на чувства просто ебля… хотя, иногда что-то проскальзывает между ними и они лежат рядом, молчат, ОН курит… может даже повернуться и рассматривать его лицо.       Когда все изменилось… так сразу и не вспомнить, … наверное, с тех пор, как ОН впустил его к себе в дом и Зима может приходить туда, не ожидая получить пулю в лоб.       Брок натягивает куртку, искоса наблюдая за входной дверью, ручка медленно поворачивается вниз и в дверном проеме появляется фигура в черном.       - Жить надоело? — Брок, чуть склонив голову набок, оправляет куртку – стучать не учили? Я тебе мог башку снести.       - Ты знал, что это я — Зима облокачивается спиной о дверной откос. Он бледный, под глазами пролегли тени, в его позе читается невероятная усталость, он смотрит в сторону, тонкая голубая жилка на шее отсчитывает неровный пульс.       - Бессонная ночь?       - Забей… Едем, если готов.       В машине кроме них еще трое, Брок сидит с краю у двери, облокотившись локтями о колени, смотрит куда-то в себя, очередной день, очередное задание, мысли текут, ни на чем не останавливаясь — дорога. Машина подскакивает на какой-то неровности, его колена касается чужое тепло, он смотрит на сидящего рядом, Зима как всегда весь в себе, бледный и болезненный, хочется коснуться его тишины, пробудить от этого постоянного сна наяву. За маской, которую он носил раньше, Рамлоу не видел его беззащитности.       Впервые он увидел этого парня в экспериментальной лаборатории очередного научного отморозка, что ставил «полезные» опыты над «добровольцами», «желающими» послужить обществу. Поговаривали, что, дескать, данный объект довольно долгое время пробыл в заморозке и что предварительно его обработали неким веществом, которое сделало из него почти что сверх-человека.       Брока Рамлоу и самого можно считать свех-человеком, ведь все что сверх человеческих возможностей это и есть сверх-человек, а у Брока таких возможностей до хуя. Он сильный и выносливый, один из лучших мастеров ближнего боя в мире, в основном использует методы уличной борьбы, беспринципный, вернее нет, у него есть свои собственные принципы, которым он и следует. Брок обладает поразительной ловкостью, скоростью и манёвренностью, он превосходный пилот, водитель и отличный стрелок, имеет некоторые навыки в областях пыток и управлении сознанием, кроме того, что немаловажно, избегает личных привязанностей «от этого рука дрожит и глаз слезится, мешает работать». Можно сказать, что такого рода люди не случайно оказываются в профессии или, что профессия находит их сама и при всем при этом с ним вдруг случился Зима…       Как это вообще возможно? Если бы еще месяц назад кто-то ему сказал, что этот парень будет для него что-то значить, Брок рассмеялся бы ему в лицо, а что теперь, а теперь у Зимы есть ключ от его дома и он Брок Рамлоу ждет его прихода.       - Без фанатизма, просто приходим, отрабатываем свой номер и уходим — нарушает тишину тихий, сипловатый голос Рамлоу.       Вся операция занимает не больше десяти минут, каждое действие отработано до механизма, ни одного лишнего движения, пациент взят чисто, обезболивание не понадобилось — клиент будет доволен. Подтянулась команда зачистки со своими техническими примочками, два подразделения разошлись как в отрепетированном танце, еле заметный кивок, дескать мы свое дело сделали, теперь очередь за вами, пусть граждане живут безмятежно, пусть все будет шито крыто. Пост сдал — пост принял.       В этот раз обошлось без потерь и ранений, хорошо спланированная операция, проработанный план и, самое главное, никакого вмешательства, как в прошлый раз.       Тогда где-то наверху решили переиграть подачу, так сказать взять инициативу в свои руки и когда операция была уже в самом разгаре подключилась вторая команда во главе с «Надеждой Всего Американского Народа» — Стивом Роджерсом. А когда на поле появляется этот игрок, действовать по плану уже не выходит, все пошло не так. Рамлоу злой как тысяча чертей настоял на своем и ввязался в драку. По предусмотренному плану расстановки фигур в этой партии, прикрывающим, как всегда, выступал Зима.       Операция сорвалась, пассажир слился, верхи пошли бодаться, решая кто из них налажал и какую бригаду вытаскивать на ковер, а бойцы считали потери, собирали раненых и убитых. Рождерс как всегда воплощение плакатной морали, прочитал Рамлоу лекцию о чести и достоинстве, тот в свою очередь отправил его к Амишам строить мир без насилия, Зима от дискуссии воздержался, технично свалив в недра автотранспорта.       - Ненавижу, сучий потрох с вымороженными мозгами — Рамлоу бьет кулаком в стену, так что обивка лопается, — Что молчишь, я не прав?       - Ты о Роджерсе? — Зима как всегда в себе, говорит еле слышно — технически он хорош, … как солдат, выполняет приказы и это не его вина, что все кувырком, он осуществлял поставленную перед ним задачу, … хозяева налажали, … им бы сначала перетереть друг с другом нужно было…       - Хорош значит?       - Ты слышал.       - Значит, он тебе нравится?       - Нет, не нравится, у него довольно убогое представление о действительности, слишком монохромная цветовая палитра, я бы сказал даже бинарная, только черное и белое, …, но есть ведь еще полутона и различные оттенки, даже я их вижу… В прошлом мы с Роджерсом вроде были друзьями, но прошлого уже нет, а будущего, еще нет и будет ли… есть только настоящее, а в настоящем в моей жизни места для Стива Роджерса я пока не нашел.       - Зима, ты говоришь как дебил, … посмотри на меня, … двумя глазами…       Зима переводит отсутствующий взгляд с обивки кресла на собеседника, глаза даже что-то выражают, что-то похожее на вопрос «что не так?»       - Сейчас все закончим и дуй ко мне, … понял? Кивни,... опять сидит как отморозок - последние слова Брок пробубнил себе под нос, отворачиваясь к окну. В ответ короткий кивок и снова привычное отсутствие.       Брок не может сказать, что его больше раздражает во всей этой ситуации, Роджерс, провал операции, потенциальная взбучка от руководства, безучастное молчание этого парня, его лояльность к Рождерсу или то, что ему — Броку Рамлоу, не безразлично и это молчание и эта лояльность и весь этот парень целиком.       С их последней встречи прошло несколько дней, не зная застанет ли хозяина, Зима подкатил к дому Рамлоу, небольшому кирпичному зданию с большими окнами, скошенной с одной стороны крышей, на которой громоздились три дымохода, два от каминов и один от большой печи на кухне.       Он медленно прошел по гравийной дорожке, случайное тепло чужих ключей в его руке, разлилось странной успокаивающей волной от кисти по всему его телу, все вокруг приобрело некий оранжевато-теплый оттенок. Он зашел в дом, такая знакомая обстановка, пожалуй, можно сказать, что это единственное место, где сейчас, он чувствует себя в безопасности. Рамлоу еще не вернулся, его «имеет» начальство.       Зима устраивается на подоконнике, так чтобы двор и примыкающая к нему дорога попали в поле его зрения, подтягивает колени к подбородку и обхватывает их левой рукой, через ткань ощущая ее холод, морщится, отворачивается к окну. Он сидит так, погруженный в свои мысли, не замечая, как день катится к закату и пейзаж за окном погружается в сиреневые сумерки. Из полусна его выводит шорох гравия под тяжестью приближающейся машины, это Брок.       Как всегда, с погашенными фарами его черный внедорожник, словно часть надвигающейся ночи, выворачивает из-за живой изгороди и, заехав, чуть боком на тротуар, замирает, отдавая вечернему воздуху свое тепло. Он неторопливо двигается по направлению к дому, света в окнах нет, но Брок знает его там ждут. Он заходит, неслышно закрывает за собой входную дверь, проходит по дому и останавливается в дверном проеме, смотрит в комнату, где на подоконнике, обхватив колени сидит человек.       Простыни смяты, подушки разбросаны, два голых тела сплетены намертво, ими управляют электрические импульсы, они как существа из космоса, кажется, они кружатся в воздухе и мягко приземляются на кровать в середину самой нереальной комнаты с кроваво красными обоями и прозрачным потолком…       Брок целует Зиму в мокрую от пота спину, гладит его лопатки, откидывается на спину и потягивается, распрямляя мышцы, снова поворачивается на живот, шарит по полу в поисках курива. Раскуривает сигарету, натягивает на них одеяло.       - Надоела эта осенняя сырая стужа… люблю лето…       - А я зиму, мы с ней тезки… хотя, кажется, зимой я умер — Зима лежит на животе, подтянув колено к груди и обхватив подушку обеими руками, зевает, не торопясь садится на кровати, оборачивается, смотрит через плечо на Брока — Я в душ — встает и не спеша уходит в ванную комнату.       Рамлоу курит и смотрит в потолок, комната снова стала просто комнатой и все, что было между ними пятнадцать минут назад, это всего лишь банальные совокупления… Он встал с кровати, подошел к окну, в которое равнодушно смотрит белесый лунный диск, затушил сигарету и тихо, как бы крадучись, прошел по комнате и облокотившись о косяк приоткрытой двери, заглянул в ванную.       Длинное прямоугольное зеркало, прикрепленное к кафельной светло-серой стене четырьмя серебряными болтами с большими матовыми шляпками запотело, прозрачная перегородка, по которой тонкими витиеватыми дрожками стекают капли, не скрывает высокого голого парня, он стоит под струями горячей воды спиной к Броку, упершись рукой о стену, его голова опущена, он как будто дремлет, вода стекает по волосам, шее, изуродованному плечу и спине.       Рамлоу стоит в полумраке комнаты, всматриваясь в его спину, беспокойство где-то внутри разрастается, словно снежный ком, захватывая все чувства, как понятно было жить без него, а теперь вот это странное чувство. Ему неприятно смотреть на этот металлический протез, на память сразу приходят сцены в лаборатории, где «борцы за свободу» работали над «совершенным оружием». Может быть, все так знакомо в этом парне потому, что сейчас он стоит на краю, готовый оставить привычный мир, данный ему в наследство от той правильной жизни и пуститься в новое плавание в путь полный полутонов и неоднозначности туда, где живут такие как Брок.       Зима вздрагивает, словно очнувшись, еще ниже опускает голову, как волк, что принюхивается перед броском, он чувствует спиной его взгляд и, обернувшись через плечо, всматривается в темноту комнаты. Вечно этот настороженный взгляд, как у оленя, смотрящего в дуло ружья, вдруг в мозгу бегущей строкой проскользнула отчетливая мысль «Я никогда и никому тебя не отдам».