Случайный выстрел

Ах, как же Дэну не хотелось высаживаться на ту планету! Так сильно, так отчаянно не хотелось, что он даже сделал то, чего в других обстоятельствах нипочем бы не сделал. Он подошел к капитану и, слегка помявшись, сказал: — Станислав Федотович! А давайте не будем тут приземляться, а? — То есть как это? — Ну, мы же не обязаны... Строго говоря, они действительно были не обязаны. Заказ был оплачен заранее. В договоре стояло — «доставка до орбитальной станции». И заказчик откровенно дал понять, что на планете небезопасно. Но на орбитальной станции их никто не ждал. Станция функционировала в автоматическом режиме, и даже записанного сообщения не было. В принципе, ничто не мешало скинуть груз, зафиксировать факт прибытия и доставки с помощью аппаратуры, погаситься и улететь восвояси. Но как же, разве может старый космодесантник... — Дэн, ну ты же все понимаешь. Дэн кивнул. Идею людской взаимовыручки и поддержки он прекрасно понимал и, в целом, одобрял. В конце концов, если бы не она, все они сейчас гнили бы где-то на Медузе. Но... — Ну Станислав Федотович!.. Давайте улетим, а? Капитан, смотревший на киборга с недоумением, внезапно усмехнулся. — Да ты никак боишься, а, Дэн? Тед в ответ на такой вопрос непременно бы покраснел, возмутился и начал оправдываться. Дэн спокойно кивнул. — Боюсь. Он не видел смысла спорить. Капитан же должен понимать, что если киборг с семью годами боевого опыта чего-то боится... Станислав Федотович улыбнулся еще шире и хлопнул Дэна по плечу. — Очеловечиваешься, значит! Смотри, совсем не очеловечься, а то кому ты тогда такой нужен будешь? Развернулся и пошел натягивать скафандр. А Дэн растерялся и не нашел тогда слов, чтобы объяснить, что боится не за себя... От посадочной камеры, высеченной в толще скалы, вглубь вели два расходящихся коридора. Внизу их тоже никто не встретил, и стандартная система оповещения и информации не работала. Судя по тому, что люк на входе в камеру приветливо разошелся, подмигивая всеми положенными огоньками, система не накрылась, а была отключена намеренно. Дэн бы прямо тут развернулся и улетел обратно, но капитан приказал разбиться на пары. В одну сторону пошли сам капитан с бластером и Михалыч, во вторую — Тед и Дэн, который сам по себе оружие. Полина с доктором остались на корабле. Характерный сухой хлопок гранатомета через два коридора услышал только Дэн — и рванул назад. Тед едва успел удивиться, куда это он — и тут вдалеке прогремел взрыв. Дэн несся так, как не бегал никогда в жизни — так, будто, если поднажать и поднажать еще, можно успеть все исправить. Хотя в глубине души уже знал, что исправить ничего не выйдет, и то, чего он боялся, уже случилось. Шедшего позади щуплого Михалыча взрывом почти не задело — так, сшибло с ног и слегка посекло срикошетившими осколками. Механик не растерялся, подполз к капитану, подобрал выпавший у него из рук бластер и принялся отстреливаться. К тому времени, как примчался Дэн, нападавшие — их было тоже двое, — предпочли отступить за угол. Тед только-только успел добежать по своему коридору до зала, где стоял корабль, как из второго вынырнул Дэн с капитаном на руках. Точнее, с тем, что осталось от их капитана после прямого попадания гранаты. Следом, спотыкаясь, трусил Михалыч. Как они влетели в шлюз, как Тед прыгнул за пульт и стартовал, не дожидаясь, пока створки полностью закроются, как они чудом успели миновать неторопливо смыкающиеся челюсти люка — всего этого пилот не помнил. Очнулся он уже на орбите. Когда улеглась суета и суматоха, когда Вениамин, спокойный, собранный и деловитый, молча покачал головой и принялся дезинфицировать и заклеивать царапины Михалыча, когда тело капитана было обмыто, зашито и бережно уложено в криокамеру — так, будто криокамера хоть чем-то могла помочь, — и на корабле воцарилась тишина, которую нарушали только тихие всхлипы Полины, Дэн впал в какое-то оцепенение. Ему все казалось, что он опять на Медузе и видит очередной сон о самом страшном, что могло с ним случиться. Что вот сейчас он очнется, раздраженно тряхнет головой и обнаружит, что ничего такого не произошло, что он один-одинешенек на чужой планете, и все его друзья живы, и ему просто надо идти дальше, чтобы найти и выручить их. Но сон все не кончался, и киборг мало-помалу начинал осознавать, что это не сон, и он теперь никогда не кончится. Он был не человек, он не привык обманывать себя и «верить в лучшее». Он, как никто, понимал, что после такого попадания человек бы не выжил. После такого, пожалуй, он и сам бы не выжил. Дэн не то чтобы не хотел верить в случившееся — он просто не знал, как ему быть теперь, когда человек, бывший центром и смыслом его жизни, лежит в криокамере и больше оттуда не выйдет. После похорон Станислава Федотовича миновало два месяца, и полетевшая было кувырком жизнь мало-помалу снова вошла хоть в какую-то колею. Тед, месяц проболтавшийся на Новом Бобруйске, наконец устроился-таки пилотом на очередной курьерский катер: пилот знаменитых «мозгоедов» — это само по себе было рекомендацией, и пофиг на пометку об «ограниченной годности», что для пилота практически равносильно полной негодности. Полина улетела с Роджером Сакаи в должности корабельной медсестры, и всем было понятно, к чему идет дело. Котьку Полина, разумеется, взяла с собой. Михалыч снова пристроился на космодроме, как будто и не улетал. «Мозгоеда» по старому знакомству оставили на военном космодроме, ожидать решения его дальнейшей участи. Вениамин Игнатьевич вернулся к себе в больницу. Дэну, разумеется, теперь нечего было и думать устроиться навигатором. Он и так-то навигаторствовал на птичьих правах. Вениамин Игнатьевич, как и обещал когда-то Станислав, взял его к себе в клинику. Правда, не охранником. Обязанности охранников в больнице благополучно выполняли дядечки-божьи одуванчики, на лицо ужасные, рыхлые внутри. А из Дэна, после установки спецпрошивки (не спрашивайте, как и откуда он ее скачал, и получила ли за это «DEX-компани» свои положенные галакты), получился отличный квалифицированный санитар. На исходе первого месяца прочие санитары — точнее, санитарки, в основном бабульки пенсионного возраста, — уже поголовно обожали Дэна и втихомолку подкармливали киборга домашними пирожками и плюшками, не задумываясь о его искусственном происхождении. Глава психиатрического отделения все норовил переманить киборга к себе, но главврач ему отказывал, мотивируя это тем, что тамошние санитары и так ничем не лучше киборгов. То есть не хуже, конечно... Сам Дэн все это время продолжал существовать, как в дурном сне. Он только-только привык, что у него теперь есть дом, есть свои люди, совсем свои, почти семья... Что его любят, что он небезразличен... И вот все рассыпалось, вокруг не осталось никого, кроме Вениамина Игнатьевича, которому все равно было не до киборга: стосковавшийся по больнице доктор с головой ушел в работу и в охотку отрабатывал по две смены подряд, после чего уезжал к себе отсыпаться. А киборг оставался в больнице, среди тусклых пастельного цвета стен, среди чужих людей. Тут, правда, не били и кормили досыта. Но отвыкший от одиночества киборг согласился бы жить впроголодь и каждый день подставляться под выстрелы, только бы не так. Только бы не одному. Но через два месяца Дэн обнаружил, что его злоключения только начинаются. До сих пор он как-то не задумывался, чей он теперь киборг. Вениамина Игнатьевича, наверное, чей же еще. Однако когда истек положенный срок вступления в права наследования, обнаружилось, что составить хоть какое-то завещание Станислав Федотович так и не успел. И что все его имущество, включая квартиру, корабль и киборга, отходит племяннику, сыну троюродной сестры — ближе никого не нашлось. Петр Степанович Легошкин оказался холеным господином лет тридцати пяти в безупречно сидящем деловом костюме. Петр Степанович был хваток, деловит и практичен. При его доходах подержанный корабль и малогабаритная квартирка в спальном районе выглядели не таким уж жирным куском, но Петр Степанович именно на том и сделал себе состояние, что никакой копеечкой не брезговал. К тому времени, как он встретился с Вениамином, он уже успел найти риэлтора для продажи квартиры и выставить корабль и киборга на инфранет-аукцион. Веня тоже не вчера родился, но перед непробиваемой деловитостью Петра Степановича спасовал даже он. — Вы понимаете, — робко заикнулся он, — этого киборга на аукцион лучше не выставлять. Он был очень дорог Станиславу Федотовичу, и я предпочел бы приобрести его для себя... ну, на память... Петр Степанович невозмутимо пожал плечами. — Так приобретайте, кто же вам не велит? Аукцион открытый, участвовать может любой. Или вы рассчитываете, будто я вам его за полцены продам, «на память»-то? Кстати, вот он у вас тут два месяца в больнице санитаром проработал, чуть ли не в три смены, — а оплата положенная где? Вы что хотите сказать, что вы мое имущество бесплатно больнице в аренду сдавали? Уж позвольте вам не поверить, доктора не настолько богатый народ... Конечно, Венька купил бы Дэна не задумываясь. Если бы было на что. Беда в том, что у доктора-бессеребреника за все сорок девять лет никаких накоплений так и не завелось. Квартирка в пятиэтажке, и та была казенная, а не его собственная, хотя и выданная в пожизненное владение. Теодор, которому Венька написал первым делом, деньги тоже копить не умел, а что успел накопить, пока работал на «Мозгоеде», спустил подчистую за время простоя. Про Михалыча и говорить не приходилось: этот жил как птичка Божия, даже угла своего никогда не имел, что уж там говорить о накоплениях. Полина попыталась было взять кредит под залог бабушкиной комнатенки — но тут выяснилось, что последний год под залог единственного жилья кредитов не дают (чтобы государству не приходилось потом обеспечивать жильем несостоятельных должников). Роджер клялся насобирать недостающее по коллегам — но не успел... Все инфранет-аукционы по продаже киборгов проводились, разумеется, только при участии «DEX-компани». В любом случае, и переоформление, и перезагрузка, и перепрошивка, и перенастройка на нового владельца — все делалось через компанию. Политика фирмы основывалась на том, что она несет ответственность за свою продукцию до конца эксплуатации — а потому владельцы оказывались, фактически, не столько владельцами, сколько арендаторами купленных киборгов. «DEX-компани» объясняла это тем, что ее техника слишком сложна и опасна, чтобы полностью переложить ответственность за нее на плечи пользователя. Правда, любая строгость правил отчасти компенсируется необязательностью исполнителей. Поэтому скользкий момент, когда выяснилось, что номер стоящего у Дэна чипа не совпадает с номером в базе данных компании, и вообще, по данным компании, этот киборг полтора года как уничтожен и ликвидирован, был успешно преодолен путем небольшой мзды, которую Петр Степанович вручил нужному человечку на ответственной должности. Петр Степанович был совсем не заинтересован в том, чтобы его новое имущество было уничтожено либо арестовано вплоть до выяснения обстоятельств. Дэн едва успел толком попрощаться с Вениамином Игнатьевичем и Михалычем — лицом к лицу, — и переброситься несколькими фразами с мрачным Тедом и бледной Полиной по межпланетке. Потом за ним приехали и, невзирая на протесты Вениамина («Это совершенно не обязательно, он вполне управляем!»), опять обездвижили и опять увезли в офис «DEX-компани». Где он снова превратился в кусок мяса, который бесцеремонно осматривали, ощупывали и упаковывали. По счастью, это сравнительно быстро закончилось. Последнее, что он запомнил — это как его укладывали в гибернационный модуль. А первым, что он услышал, очнувшись, был чей-то неприятно знакомый голос. — Может, не надо переформатировать-то? Меня и старая система вполне устроит. — Это обязательная процедура, — ответила женщина. Женщина говорила таким ровным и механическим тоном — любой киборг обзавидуется. — В памяти киборга могут храниться сведения, составляющие личную тайну предыдущего владельца. Глубокое форматирование с последующей установкой всех необходимых программ займет довольно продолжительное время. Вы можете пока пойти погулять либо провести время в нашей гостиной. Там есть кофе, чай и свежая пресса. — Да нет уж, я лучше тут подожду... — проворчал голос. Сейчас, когда отключенные имплантаты не контролировали жизнедеятельность организма, сердце отчаянно колотилось, так, что Дэн боялся, как бы это не заметили со стороны. Он никак не мог вспомнить, чей же это голос. Длительное пребывание в гибернации мозгам на пользу не шло, мысли туманились и путались. Обычно на выручку приходил процессор, но сейчас обратиться к встроенной памяти, чтобы вспомнить, чей это голос, он не мог. И потом тоже больше не сможет. Глубокое форматирование — это значит, стирается и переустанавливается все начисто, включая базовую операционку. Значит, и все закладочки Фрэнковы тоже потрутся... О том, что потрутся все его архивы со всем, что делало Дэна — Дэном, Денисом, а не безликим безымянным киборгом, он сейчас не думал. К этой мысли он привык заранее. Определить, смотрит ли кто-то сейчас в его сторону, Дэн тоже не мог. Рискнуть приоткрыть глаза — или не стоит? В сущности, это глупо. Все равно еще три-четыре часа — и он точно узнает, кто достался ему в новые хозяева. И предпринять на основании полученной информации он тоже ничего не сможет. Ясно, что это не кто-то из «мозгоедов». И не Сакаи. Дэн уже готов был поверить, что это снова Казак — хотя его голос он опознал бы в любом состоянии... Или нет? Разумеется, он знал, что такого быть не может — но лежать и ждать было так жутко, что киборг не выдержал и приподнял веки. И обнаружил, что смотрит прямо в глаза стоящему над ним человеку. Нет, это был не Казак. Но ненамного лучше. Пять часов спустя Дэн в новеньком, с иголочки киборгском комбинезоне с переливающимся логотипом «DEX-компани» вышел из офиса следом за Вадимом. Хозяин ни разу не обратился к нему, так что разговаривать необходимости не было. Они молча вошли в вагон городского монорельса, Вадим молча сел, Дэн, не получив приказа, остался стоять. Процессор ушел в облегченный режим, экономя энергию и продолжая управлять только необходимыми физиологическими функциями. Мозги же, увы, в спячку уходить отказывались и, не имея достаточно информации, крутились вхолостую. Они на Скандии — об этом говорило множество мелких значков, надписей, меток, логотипчиков, не особо заметных человеку, но бросающихся в глаза киборгу. Это совпадало с имеющейся информацией. Забрав малыша из реабилитационного центра, Вадим пару раз писал капитану о том, что решил осесть на Скандии, снял тут квартиру, нанял соседку в няньки... Монорельсом ездит, хотя мог бы взять такси. Значит, денег у него негусто. Откуда же он... Хотя какая разница-то? Дэну — уже никакой. Сделав пару пересадок, они наконец добрались до Вадимовой квартиры. Человек оценил бы тихий зеленый райончик и неодобрительно цокнул бы языком на обшарпанный и слегка зассанный подъезд. Дэну было все равно. Он молча поднялся вслед за хозяином в квартиру, разулся, повинуясь приказу, прошел в комнату и застыл столбом. Вадим, не глядя на него, ушел на кухню. Минут через пять вернулся и наконец посмотрел на Дэна прямо. — Ты чего тощий такой? Дэн подумал. В принципе, можно было и не отвечать. Сказать, что «информация недоступна», да и дело с концом. Но притворяться перед Вадимом было бессмысленно. Разве что опять пойти на конфронтацию... только зачем? — Я не ел неделю. Думал, вдруг, если буду плохо выглядеть, меня никто не купит. — Ур-род! — буркнул Вадим. — Пошли. Он привел Дэна на кухню и брякнул на середину стола огромную кастрюлю супа. И приказал: — Жри! Недокормыш хренов... Дэн механически протянул руку за тарелкой, взял половник, налил тарелку до краев и стал есть. В другое время он бы, пожалуй, принялся хлебать суп прямо ртом из кастрюли, чисто чтобы полюбоваться, как хозяина бомбанет, но сейчас злить Вадима не хотелось. А есть хотелось. — С хлебом жри! Дэн отрезал себе хлеба. Потом еще кусок. Опустошив тарелку и вытерев ее мякишем, он поднял глаза на хозяина. — Зачем вы меня купили? — За терминалом! — буркнул Вадим. — Идиот потому что. Такой ответ киборга не устраивал. — Почему вы меня купили? — упрямо переспросил он. — По кочану! — Вадим встал и отошел к окну. По всему было видно, что разговор доставляет ему удовольствия не больше, чем самому Дэну. — Ради Стаса я тебя купил. У меня ближе Стаса никого не было. А тобой он дорожил. А теперь, как он кони двинул, у меня всего и осталось: щенок этот твой рыжий, да ты сам. Мне Сакаи звякнул — мол, деньги нужны срочно, Дэна с аукциона продают. А деньги у меня были. Мне компенсацию выдали тогда... ну, неважно; да пенсия, да зарплата — а тратить их я только сейчас и начал. Я на аукцион вышел, чисто по приколу предложил чуть выше желаемого максимума, оглянуться не успел — бац, продано! Ну и вот... Так, все! Лидь Петровна с пацаном с прогулки вернулись. Тихо мне тут, не напугай тетку. Иди в чулане посиди пока, потом поговорим. Сидеть в чулане — тесном, темном закутке размером метр на полтора, между старой коляской и какими-то досками, — Дэну пришлось до самого вечера. Правда, Вадим мимоходом упомянул о том, что купил себе киборга, но Дэна выпустил из чулана не раньше, чем Лидь Петровна уложила мелкого спать и ушла восвояси. — У меня тут подарочек тебе, — сухо сказал Вадим, сунув киборгу инфокристалл. — Что здесь? — спросил Дэн, не торопясь принимать кристалл без каких-либо пометок. — Память твоя. То, что ты у Вениамина дома хранил. Венька мне переслал. Можешь хоть сейчас переустановить, у меня, вон, комп свободен. Дэн взял инфокристалл недрогнувшей рукой. У киборгов руки не трясутся. Он посмотрел на кристалл, посмотрел на хозяина. Помолчал. — Там система ломаная, — сообщил он. — Мне ее так перенастроили, чтобы хозяина в системе прописано не было. Вадим хмыкнул, поджал губы. — И с тех пор-то ты такой? — Нет. Хакер просто актуализировал существующее состояние. — В смысле, ты и до того был себе на уме? — Да. Но до того хозяин мог мной управлять. Вы точно хотите, чтобы я это установил? Вадим помялся, переступил с ноги на ногу, сплюнул и махнул рукой. — Да переустанавливай уж, черт с тобой. Хуже не будет. Но смотри мне!.. Дэн кивнул и исчез в гостиной. Но через секунду — Вадим только успел повернуться, чтобы уйти на кухню пить пиво и размышлять о собственном идиотизме, — высунулся обратно в прихожую. — Спасибо вам большое! Сверкнул улыбкой — и исчез прежде, чем Вадим успел как-то отреагировать. — Слышь, рыжий! — спросил Вадим утром, когда Лидь Петровна, познакомившись, наконец, с его новым приобретением («Ой, худющий-то какой! Я вам к обеду оладушков напеку, сметаны купить не забыть»), взяла коляску с накормленным заранее младенцем — лопал клон как настоящий киборг, не капризничая и не чинясь, — и удалилась на улицу. — А это правда, что ты Стасу жизнь спас? — Нет, — сухо ответил Дэн, глядя в окно. — Это неправда. Вадим несколько удивился. Про то, что Стас обязан киборгу жизнью, не раз упоминал и сам капитан, и Вениамин, и Теодор, и даже Сакаи... Он, собственно, не столько спрашивал, сколько собирался расспросить Дэна о том, как это вышло. — То есть как это — неправда?! — Я не спас ему жизнь, — сказал Дэн, не глядя хозяину в глаза. — Должен был — а не спас. В него выстрелили, а меня не оказалось рядом. Киборг, до этого сидевший ровно, как доска, внезапно обнял себя за плечи и скорчился, словно человек, которого ударили под дых. — Я должен был быть рядом. Я не должен был его отпускать. Я должен был настоять, отговорить, убедить как-то. Я же знал, что там нельзя садиться, я же видел, что что-то не так, я же должен был, должен был, а я... а я... а я... С каждым словом он клонился все ниже, ниже, ниже, почти утыкаясь лицом в колени, и так застыл и умолк, судорожно, громко втягивая ртом воздух. В наступившей тишине слышалось только негромкое пощелкиванье и журчание посудомоечной машины — и эти странные, рваные вдохи. Вадим понял, что киборг плачет. Плачет всухую, без слез, как рыдал когда-то он сам, как бился о стенки, не в силах изменить то, что никак уже не изменишь... — Ну, ты чего? — сказал Вадим. Ему сделалось страшно неловко, как будто подглядел что-то недозволенное, и теперь он торопился задернуть нечаянно приоткрытую занавеску. — Ты ничего сделать не мог. Тут уж ничего не поделаешь. Так вышло. Ты ни в чем не виноват. Надо просто принять то, что произошло, и жить дальше... Тут Вадим услышал себя со стороны. Он сейчас слово в слово повторял монолог штатного психолога — блеклого, унылого мужичка, честно отрабатывавшего свою ставку, честно произносившего заученные слова, замыленные разговорами многих поколений психологов. И, как тогда, захотелось дать в рыло за это вранье. Как можно «просто принять» то, что принять нельзя?! Как можно жить дальше с тем, что ты должен был спасти — и не спас, не защитил, не сберег?! С этой бездной внутри, которая распахнулась от страшного известия — и теперь не дает жить дальше, потому что душа утекает, проваливается в эту дыру? Ты же должен, должен был знать, догадаться, предвидеть, должен был остановить, не пустить — или хотя бы полететь вместе с ними. Уж ты бы нашел что сделать. Ты бы выскочил в открытый космос, ты бы перехватил этих проклятых пиратов, голыми руками бы задушил, зубами бы загрыз... или хотя бы остался там, вместе с ними, в той бескрайней, равнодушной пустоте... Вадим обхватил руками дергающиеся плечи, потянул на себя, выволакивая из бездны, бестолково бормоча — не столько киборгу, сколько себе самому: — Ничего, браток, ничего, прорвемся! Держись, братуха, поживем еще! Ну что ты, что ты, что ты? И еще долго сидел рядом, уже не на табурете, а на полу, привалившись к стенке между столом и холодильником, и держал, держал что было сил, пока киборг не затих, не задышал ровно. Поднял голову, сглотнул, посмотрел на Вадима. — Спасибо... Извините. Вадим хлопнул его по плечу. — Ничего. Бывает. Сам извини. Я ж не знал... Как оно вышло-то? Дэн вздохнул, запрокинул голову и, глядя куда-то в потолок, стал рассказывать.