Общий знаменатель

За окном стремительной лентой прогрохотал поезд, на мгновение рассыпав по мокрому стеклу искры света. Город, неторопливо просыхая после ночного ливня, утопал в молоке утреннего тумана. Адам вздохнул и отложил книгу, поняв, что строчки с завидным упрямством расплываются перед глазами. И дело не в усталости, или неполадках в сетчатке, нет. Слишком было неуютно чувствовать вокруг себя, совсем рядом, посторонних. Он урод. Непохожий, зараженный чумой, выходец из горящего квартала. Инва… Не надо продолжать, опять замыкать порочный круг нет смысла. Отстраниться, создать защиту. Сразу. Хотя Дженсен специально наведывался в библиотеку в наиболее безлюдные часы. Включал настольную лампу, удобно располагался за столом в самом дальнем углу. Брал книгу, и сидел над раскрытыми страницами, иногда даже не вчитываясь в суть. Просто медитировал, и слушал. Ненавязчиво смотрел на увлеченный народ, как кто-то что-то листает, делает выписки… и привыкал. Находиться в открытом пространстве, не прятаться в бункере квартиры. Принимать себя-нового. И воспринимать любопытные взгляды как должное. Отчуждение. Пленкой поверх воды, целлофаном на коже. Дженсен почувствовал его в первый же день, когда вышел из стерильной клетки «Лимба», их искусственной среды — на волю. Это проявлялось неявно, захочешь — можешь не увидеть. Сдержанное «изменение вашего статуса» в рабочей почте, сплетни коллег за спиной. Протезы будто делали его общественно-опасным элементом, выкидывали из стаи нормальных, отправляли… к кому? …в Спарте таких сбрасывали со скалы. Проблем было меньше. Адам старался не замечать. Боролся с собой, шаг за шагом. К этому он шел долго. Первые дни после выписки из больницы вообще пролежал на диване, не вставая и не двигаясь.Наставления доктора Маркович, слова психотерапевта, а также информация из книг для аугментированных лежали на задворках памяти мертвым грузом. Уж очень хотелось сдохнуть. Потому что бабахнуло осознание. Глухим ударом по черепу. Что эти чужие элементы в теле, приращения — навсегда. С ним. Не снимешь, не откажешься. В клинике уродами были все, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Он стоял особняком, но старался не слишком об этом задумываться. У него был ориентир. И Дженсен шел к нему, не размениваясь на мелочи. А в тишине квартиры вся бравада обернулась пшиком. От этого не убежишь, не спрячешься. Ужас продрал до костей. По-настоящему, впервые. Что с ним сотворили?! Велико было искушение затвориться дома, не высовываться из норы, комфортной зоны. Однако этот путь вел в пустоту. В конце концов, больничный пройдет, и что тогда? Само собой в сознании выплыло решение. Неприятное, как прыжок в ледяную воду. Если он не может переменить обстоятельства, значит, надо заставить паникующий рассудок приспособиться. Взять себя за шкирку, и выйти к людям. Не обращая внимания на неприятные ощущения. Любой человек рождается и умирает в одиночестве. Терять нечего. Синхронизировать себя с обществом, нащупать точки соприкосновения. Ведь иной путь — безумие. А сходить с ума, соскальзывать в пропасть Адам не хотел. Поначалу, когда сидеть дома стало совсем невыносимо, Дженсен попробовал пройтись по улицам. Укутался в пальто, натянул перчатки. Пожалел ровно через семь минут. Улочки Детройта напоминали лабиринт. Слишком резкий, слишком чёткий. И никак не рассеивался мираж компьютерной игры с высококлассными настройками графики, будто все вокруг — лишь огромная, живая картинка на экране. Неужели он когда-то патрулировал эти самые улицы, знал наперечет все банды? Да ну? Разумом Дженсен понимал, что дело в имплантах, и это пройдет. Наоборот, он видит лучше, чем прежде, несовершенства человеческого глаза исправлены. Изображение камеры с самым высоким разрешением и живое зрение — разные вещи, да. Доктор Маркович права, даже с таким количеством аугментаций можно жить полноценной жизнью. Сознание привыкнет, и скоро из памяти сотрется, каково это — видеть по-настоящему. И не будет мучений, фантомных болей и прочих заскоков. Тело не желало внимать. Набатом, раскаленной спицей в мозгу вертелось: «Не обманывай себя. Не забудешь, не сможешь. Могло, могло быть иначе.» Психологически от прогулок среди толпы не становилось легче, и взаимодействие с окружающими оборачивалось самой настоящей пыткой. На него оглядывались, а особо любопытные — без стеснения таращились. Самые разные люди. Стайки детей, студенты, рабочие и таксисты. Как же, живое подтверждение теории заговора, значит, бредни Лазаря правда! Только полицейские, если попадались знакомые, изредка кивали. Дженсен заставлял себя кивать в ответ. Помучившись пару раз, Адам решил пойти другим путем. С тех пор он гулял только поздними ночами, переходящими в утро. В ближайшем парке, среди шороха палой листвы. Фонари и никого вокруг. А привыкать к обществу приходил в библиотеку. Между врачебными осмотрами, редкими визитами к Шарифу, и одиночеством в «Чайрон». Иногда размышлял над классикой, пытался представить описанные там ситуации. Примерить на себя. Чаще читал сказки, или детскую литературу, текст которых воспринимался легко. За похождениями героев забывалась больная реальность. Смерть Меган, маньячный блеск в глазах босса, когда он расспрашивал его о восстановлении, новое восприятие мира… Хоть что-то в этой безумной гонке осталось неизменным. Хотя новые лапы, которые нихрена не могли ухватить уголок бумажной страницы, и вообще смотрелись на кремово-желтой бумаге странно, напоминали об обратном. Приспособился перелистывать ладонью. Но сегодня явно не повезло. Как только он расслабился, полностью погрузился в чтение, начался шум. Пришла компания студентов, и стала переговариваться. Вполголоса, но обостренный слух воспринимал это так, будто орали под самым ухом. И какого хрена ему приспичило сегодня сесть здесь, поближе к дневному свету, а не там, где обычно? Дженсен захлопнул книгу, положил на полку. Шум не давал сосредоточится, и дальше торчать тут он не видел смысла. Вышел на улицу, в живой, бурлящий водоворот. Медленно зашагал к дому, вдыхая привычную гарь из промышленного района. Лужи хлюпали под ногами, туман рассеивался, и сквозь тучи выглядывало робкое осеннее солнце. Кто-то за спиной окликнул: — Тебе никогда не приходится толкаться в общественном транспорте, верно? Проклятый робот… — плюнули вслед с иронией. Или насмешкой? Дженсен усмехнулся. Пожал плечами, и двинулся дальше. Адам запомнил фразу безымянного прохожего потому, что тот, возможно, сам того не понимая, попал в самую суть. Будто резанул скальпелем, вскрыл гнойник, и вместе со скверной из раны стала вытекать чистая, незараженная кровь. А в голове, опять, по проторенному кругу, пошел каскад осторчертевших мыслей: Кто ты — сейчас? Кем — быть? Кем — стать? Дженсен не собирался сдаваться. Он должен смочь. Найти общий знаменатель. Тогда — начнется новый этап. И неважно, что будет дальше. Совсем.