Двери и коридоры

Передо мной был очередной коридор. Я не выдержал. Сел на пол и закрыл глаза. Я был уверен, что сейчас увижу лестницу… Когда ее вновь не оказалось за поворотом коридора, я понял, что это конец. Меня не выпустят отсюда. * В клуб, располагавшийся на Тридцать пятой Ист-Стрит, меня пригласил партнер моего отца по фирме. Меня это позабавило. Мне двадцать восемь. Я скорее пойду в бар с друзьями, чем в допотопный клуб, где кучка старперов будет обсуждать погоду или лечение геморроя. Я хотел отказаться, но потом решил принять приглашение. Причина была проста. Я пришел сюда впервые, предвкушая, как потом ехидно буду рассказывать друзьям, какую чушь несут руководители самых крутых фирм нашего города. Буду смаковать подробности, выбирая самые компрометирующие. Вопреки моим ожиданиям вечер прошел достаточно мило. Видимо, меня расслабил прекрасный виски, который подавал Стивенс — не то дворецкий, не то администратор. Собственно говоря, со Стивенса все и началось. Он мне сразу не понравился. Не помню, с каким вопросом я к нему обратился, он повернулся ко мне… И я забыл, о чем хотел спросить, потому что увидел его глаза. В тот момент я, наверное, походил на рыбу, выброшенную на берег: стоял и тупо смотрел на Стивенса, то открывая, то закрывая рот. Потому что его глаза не принадлежали человеку: в каждом из них было по два зрачка, пара из них уставилась на меня, а другая пара продолжала внимательно следить за членами клуба. Через мгновение они совместились. Но я-то видел! Тогда я еще не выпил столько, чтобы все можно было списать на алкоголь, это потом я набрался, пытаясь заглушить страх. Сложно было не бояться. Потому что в тот момент, когда пары зрачков Стивенса совместились у него в глазах, я понял: он знает, что я все видел. Он улыбнулся, и я позорно сбежал, пробормотав какую-то чушь. Не нужно мне было больше посещать клуб. Теперь я понимаю. Забавно такое говорить. Я никогда не любил фразу: «Мы сами роем себе могилу». Мне она казалась лишенной смысла, но свою могилу я действительно вырыл сам, когда стал ходить в клуб. Днем я штудировал Интернет и сидел в библиотеках, пытаясь раскопать побольше информации о клубе, а вечерами следил за Стивенсом и изучал дом, где располагался клуб. Где-то через неделю я понял, что здание гораздо больше, чем можно предположить. Оно огромное. Я начал замечать вещи, которых просто не могло быть в реальности. Например, окон внутри оказалось больше, чем было видно снаружи. Коридоры первого этажа тянулись практически бесконечно. Зачастую здесь можно было услышать звуки, не характерные для жилого дома: визг циркулярной пилы, нестройный звон колоколов, навевавший мысли о погребении, плачущий звук какого-то музыкального инструмента — не то скрипки, не то виолончели. Однажды я услышал истошный женский крик. Кто-то звал на помощь. В тот момент я стоял около стеллажа в библиотеке и обсуждал с Джеральдом Гордоном прочитанный роман. Местные книги, кстати, тоже были загадкой: неизвестные авторы, прекрасные, но не существующие произведения, — но сейчас не о них. Услышав вопль, я вздрогнул, начал озираться, пытаясь разобраться, с какой стороны он исходит, и тут понял, что Гордон продолжает излагать свое мнение о книге. Сначала я подумал, что он не расслышал крика, а потом осознал, что он просто не хотел его слышать. Многие в клубе не желали замечать странностей дома и его дворецкого. Все, что выходило за рамки нормального, члены клуба просто исключали из зоны своего внимания. Через месяц наблюдений я решил остаться в клубе на ночь, чтобы проникнуть на другие этажи. Я уже видел лестницу, ведущую туда, когда «гулял» по первому. Я не знал, что хотел там найти. Летающую тарелку? Врата в ад? Тайную лабораторию? Комнаты пыток? Мне казалось, что я был готов ко всему. На самом деле я не мог и представить, что увижу за дверями второго этажа. Впрочем, я и сейчас этого не представляю. То есть представляю, но не понимаю. У меня был фотоаппарат, когда я поднялся на второй этаж. Я был полон уверенности, что выведу Стивенса на чистую воду. Идиот! Когда кто-то смотрит на тебя двумя парами зрачков, надо понимать, что все может оказаться гораздо сложнее. Первые от лестницы двери вели в обычные комнаты — спальни и кабинеты. Я даже разочаровался и не ждал ничего необычного, поэтому, когда коридор повернул, я думал, что помещения здесь будут такими же. Я распахнул дверь и… Увидел два красных солнца, восходящие над пустынными скалами. Кажется, дверной проем и сам располагался где-то на уступе, потому что от неожиданности я чуть не потерял равновесие и не свалился вниз. Я захлопнул дверь и отскочил от нее, пытаясь отдышаться. Мне понадобилось минут десять, чтобы внушить себе, что ничего такого я не видел. Правда, заставить себя открыть дверь второй раз я не смог, поэтому открыл другую… За которой оказался лес. Стволы были черными и изогнутыми, густые кроны смыкались, не пропуская вниз свет. Вдали раздался волчий вой, и я захлопнул дверь. К такому я был не готов, поэтому решил вернуться назад и осмыслить увиденное, но когда повернул за угол, то передо мной была не лестница, а длинный коридор со множеством дверей. Я бросился бежать, изредка распахивая то одну дверь, то другую. Я видел вещи, которым даже не мог подобрать определений. Это уже были не пейзажи, а дыры, пасти, круговерть несочетаемых цветов. Я не знаю, где потерял фотоаппарат. Несколько раз я поворачивал назад, но коридоры и двери были везде, а дороги вниз не было. * Я сидел с закрытыми глазами, когда услышал шаги. Так ходит только Стивенс. — Здравствуйте, мистер Редли, — сказал он. — Вы заблудились? На верхних этажах легко потеряться. Пойдемте со мной. Открыв глаза, я увидел, что Стивенс протягивает мне руку. Зрачки в его глазах то расходились, то вновь сливались. На губах играла усмешка. Он знал, что я в его власти, и ему это нравилось. С трудом я поднял свою руку и вложил в его. * Ничего из этого я не могу рассказать. Я могу только смотреть, как в мою палату приходят родители. Мама всегда плачет. Врачи говорят, что я в коме и вряд ли приду в себя. Мой мозг умер, как они считают. Я пытался докричаться до них, но меня никто не слышит. Я понимаю почему. Ведь на самом деле я навсегда заперт среди коридоров и дверей клуба на Ист-Стрит. Меня не выпустят оттуда.