Чужая

Первый раз оказавшись в их доме, ты чувствуешь себя неуютно и немного растерянно. Руки дрожат, и все время хочется курить, хочется принять антидот и убежать отсюда куда-нибудь на край света. Зарыться под одеяло и больше не вспоминать о своей нелепой и жалкой попытке. Во второй раз чувствуешь себя более уверенно, но все же предательские мысли о том, что она что-то заподозрит, или узнает в его лице твоё, или ещё хуже: действие оборотного закончится в самый неподходящий момент, время от времени посещают тебя. Но ты все равно идёшь в спальню и проводишь с ней томный нежный вечер. В третий и последующие разы ты окончательно свыкаешься со своей ролью, чувствуешь себя пусть и не вторым, но все же третьим членом этой маленько-огромной семьи. Ты уже можешь спокойно курить, первое время она этому удивляется, но можно улыбнуться его улыбкой, и она только скажет, что это вредно, а Авротрат совсем уже замучил её бедного муженька и что неплохо бы было выйти на террасу или крыльцо. Теперь можно было беспрепятственно наслаждаться её несравненной красотой. Не стесняясь смотреть в нежные и тёплые глаза, ласкать её тело, пусть не своими, его руками, узнавать много нового о ней. О том, что кофе предпочитает чай, но только зелёный и желательно с лимоном, что любит гулять рано утром и жадно стремиться в небо. Что полет — её вторая жизнь, что в нем она становится ещё более свободной. Что безумно предана своей семье и друзьям. О том, что дома чаще она ходит босиком или в тёплых длинный полосатых носках, носит длинную растянутую белую футболку и почти всегда ходит без нижнего белья. О том, что веснушек у неё больше всего на коленях и внизу живота, а на пояснице есть едва заметный шрам. О том, что она жарко краснеет, если ты скажешь или сделаешь, точнее, он скажет или сделает, что-то, по её мнению, пошлое и непристойное. Но бывают моменты, когда ты понимаешь, что больше не можешь скрывать свою правду. Ты больше не можешь заменять его, ты хочешь быть собой. И в твоей недожизни он настал именно сейчас, спустя два года как вы начали эту игру. Глупая была затея, тогда казалось, что это и есть идеальный выход из ситуации. Две внешне образцовые семьи в какой-то момент просто перемешались, поменялись местами, стали одним целым. Видимо сегодня всё решится. Усталость ощутимой тяжестью давит тебе на плечи. Последний глоток зелья — и ты уже он. Те же зелёные глаза, та же улыбка, тот же шрам. Только привычки твои собственные, глупые, непохожие на его, делающие тебя собой. Снова камин, адрес чужого дома, который вот уже почти два года родной. И любимая Джинни, тихо спящая в кресле. В первый момент ты теряешься в пространстве, но вскоре это проходит, и ты заходишь домой. Тихо подходишь к ней и аккуратно целуешь в щёку. Она не просыпается, слишком долго ждала тебя, именно тебя, а не своего мужа, который на данный момент проводит вечер с любимым. Ты знаешь, что именно сегодня расскажешь ей всё, но тебе становится легче от того, что не придётся делать это прямо сейчас. Осторожно берёшь Джинни на руки и несёшь в спальню. **** О, как же ты любишь такую Джинни! В те особые, интимные моменты, когда вы остаётесь одни, и все ваши желания устремлены только на одно: доставить друг другу удовольствие, — она превращается в поистине прекрасную девушку. Яркая чувственность, неудержимая страсть. Чистое безумие охватывает вас в такие моменты. Невозможно остановиться или насытиться друг другом до конца. Вам всегда будет мало. До этого вы всегда занимались традиционным сексом: редкая смена поз, слишком короткая прелюдия. Вам хватало коротко-жесткого траха, будто со случайным партнёром. Вас заводило это. Но именно сегодня тебе захотелось экспериментов, доставить ей больше удовольствия, растянуть ваш, возможно, последний раз. Ничего особенного тебе не требуется, лишь баночка смазки. Вы оба не готовы ещё к серьезным экспериментам. Джинни лежит на кровати, уже не совсем спит, но ещё и не до конца проснулась. Тебе нравится этот её наивно-детский вид. Баночка смазки находит своё место на тумбочке, а всю вашу одежду ты аккуратно убираешь магией. Ты ещё слишком смущаешься своей немного безумной идеи, думая о том, что можешь облажаться или же ей не понравится твоя затея. Твои ласки немного скованны и сумбурны. Лёгкий мазок поцелуя по скуле, твои руки уже ласково гладят грудь, все движения легкие и безумно нежные. Подбородок, губы шея, ключицы — все это ты осыпаешь поцелуями. Руки спускаются ниже. Джинни уже проснулась, ты понимаешь это по легкой улыбки на её губах, но ещё упорно старается не открывать глаза. Ей интересно, что же будет дальше, она тоже чувствует, что сегодня будет особенная ночь. Особое внимание ты уделяешь её груди, аккуратной и очень красивой. Лишь губами ласкаешь соски, руками мягко ласкаешь анус, не проникая, лишь мягко кружа около. Про смазку вспоминаешь в последний момент. Простое акцио, и Джинни ловко ловит баночку. Она согласна, хоть и не до конца знает что будет. Кажется крышка улетела под кровать, а возможно её откинули в окно. Теперь ты можешь приступить к самому главному, все готово. Поцелуями спускаешься ниже и начинаешь ласкать её своим языком. Медленно, тебя нужно лишь отвлечь, оргазма она достигнет от другого. Смазанными пальцами аккуратно ласкаешь анус, растягивая и пытаясь доставить ей удовольствие. Собственное возбуждение немного мешает, но всё же ты ещё можешь сдерживать себя. Кажется Джинни пыталась что-то сказать, но ты слышал лишь её хриплый шёпот и стоны. Эти прекрасные, полные страсти стоны, что были лучшей наградой тебе. Хорошенько растянув и смазав свой-его член, ты медленно входишь в неё. Ты чувствуешь, что причиняешь ей дискомфорт, но уже не можешь остановится. С утра ты заметишь, что уже на твоём теле остались следы её боли и страсти. Красные полосы на спине и ягодицах будут выглядеть ужасно, но безумно приятно. Добавляешь ещё смазки. Когда ты входишь полностью, вы оба слетаете с катушек в пучину безумия и страсти. Вы плохо помните, что вытворяли и говорили, когда вы достигли оргазма и когда уснули. **** Утро добрым не бывает. Солнце светит в глаза, спина болит, а просыпаешься ты от того, что кто-то трясёт тебя за плечо. Опять Поттер. Он пытается что-то говорить, яростный шёпот очень сложно понять, особенно когда оппонент через слово переходит на змеиный. — Я говорю проснись, да проснись же ты, — нехотя, очень медленно ты садишься. — Да встаю я, — отвечаю таким же шёпотом, что и он. — Какого черта ты  ещё здесь? — а он кажется не на шутку обеспокоен. — Что, Потти, боишься замарать честь безупречной семьи? Или что она, — кивком головы указываешь на Джинни, — узнает о том, что ни разу не переспала с тобой? Что даже в вашу брачную ночь ты не смог оставить его одного, и она провела её со мной? — Заткнись, Панси, ты сама знаешь, как Драко было плохо, ребёнок требовал магии обоих родителей. И ты так и не ответила. — Я устала скрывать все это от Джинни, мне надоело каждый раз быть тобой, изображать… Я хотела рассказать ей сегодня, открыться, — беспомощный взмах рукой, и ты обнимаешь себя, — мне становится физически больно лгать ей… — Боюсь, это было не лучшей идеей… — Гарри? Что в нашей постели делает Паркинсон? — Черт, Джинни…