Открытое сердце

Тревожная дробь барабанов то нарастала, то стихала почти совсем. Тогда в наступившей тишине был слышен скрип колес старой арбы и тяжелая поступь волов по камням мостовой – везли жертву. Случайные прохожие спешили убраться с пути процессии, отводили глаза, чтобы не видеть опухшее от слез лицо. Девушку было жалко, но себя еще жальче. Имрис шел рядом с повозкой и пытался утешить обреченную. Говорил, что это высокая честь, что благодаря ей Огненный Дух будет милостив в этом году и что на самом деле ничего страшного в смерти нет. Раньше или позже ею заканчивается путь любого смертного. Девушка кивала, вроде бы соглашаясь, а венок из полевых цветов сползал все ниже и ниже, уже почти закрывая глаза. – Слышь, ты, утешитель, – возница обернулся и одарил Имриса неприязненным взглядом, – девке жрец столько войсы влил, что она не помнит, кто она и где. Отстань от нее. Колесо арбы наехало на камень, и от толчка жертва упала на колени. Ниже не могла – удерживали привязанные руки. Имрис хотел помочь, но его прогнали – кнут просвистел над головой совсем рядом. Пришлось отступить, но он упрямо шел вперед. Не так, совсем не так он представлял себе Праздник Огня. В его деревне старейшины объясняли, зачем нужна жертва, приучали гордиться, если на тебя падал выбор. И семья тоже гордилась, односельчане уважали и оказывали всяческие почести. Жаль только, что на их деревню жребий выпадал редко, уж очень далеко она находилась, уж очень неприступные пути вели к ней. Дорога теперь шла в гору. Арба скрипела все сильнее и сильнее. Взгляд девушки делался более осмысленным и в нем проступал неприкрытый ужас. Имрис хотел было подойти ближе, но его оттолкнули, и он, смирившись, пристроился в хвосте процессии. Не хотел объяснять жрецам, зачем он тащится на курящуюся белесым дымом гору вместе с ними. Прямого запрета не было, но желающие поглядеть, как несчастную жертву кидают в пропасть, находились редко, предпочитая сидеть по домам и зажигать поминальные огни. На самом верху оказалось холодно. Имрис кутался в старую куртку и жалел девушку: ее-то нарядное платьице ветер продувал насквозь. Жрецы выволокли жертву из повозки и под заунывные песнопения потащили к помосту. Имрис сдернул шапку с головы и приготовился внимать напутственным речам. Он помнил, как складно говорил жрец в храме: «В объятия Духа Огня надобно идти со смирением и открытым сердцем. Так завещано нам предками, и мы должны следовать их заветам. Нет большего счастья, чем отдать жизнь за людей, дать им возможность жить и процветать. И нет большего позора, чем не исполнить свой долг, или исполнить с нежеланием или того хуже - отвращением. Не ропщите, дети мои, ибо воздастся смелым и сильным духом по заслугам». Песнопения смолкли. На странном помосте суетились жрецы в белых одеждах, распиная и удерживая девушку. Та слабо отбивалась, обессиленная долгой дорогой, войсой и слезами. – Дитя мое, – сказал один из жрецов, – прими свою судьбу со смирением. Имрис с ужасом наблюдал, как второй жрец взмахнул длинным изогнутым ножом над грудью девушки. Что-то противно хрустнуло, чавкнуло и платье жертвы окрасилось алым. На помост побежали тонкие струйки. – Что вы делаете? – крик Имриса слился с воплем жертвы, а самого его затрясло от ужаса и невозможности поверить в происходящее. – Не смей мешать, смерд! Мы выполняем волю Духа Огня! Ибо сказано: «С открытым сердцем»! Имриса отталкивали от помоста, а он все никак не мог перестать смотреть, как в развороченной груди ритмично сжималось еще живое сердце, как упорно оно сопротивлялось смерти. Белые одежды жрецов покрылись россыпью алых пятен, и руки у самого главного из них были по локоть в крови. А сердце все продолжало выталкивать алые струйки, с каждым разом все слабее и слабее, но упорно цепляясь за жизнь. – Так нельзя! – закричал Имрис, борясь с дурнотой, – это неправильно! Его оттолкнули, противная слабость, сковавшая тело, не дала сделать хотя бы шаг в сторону, и Имрис растянулся у помоста. Попытался оттолкнуться руками, но не удержал равновесие – упал прямо в натекшую лужу. В нос ударил острый запах свежей крови. Солоноватый, железистый, страшный… Он хотел закрыть глаза, поддаться слабости и позволить тьме поглотить его, чтобы не видеть и не чувствовать, но накатившая дурнота не позволила. Между мучительными спазмами Имрис со слезами на глазах видел, как потащили к провалу несчастную жертву. – Ты осквернил священное место, недостойный! – жрец наотмашь ударил его по лицу. – Вы не правы. Нельзя так. Дух говорил совсем про другое. Вы же видите, жертва не принята, – Имрис показал на ставшие более густыми испарения из провала. – Не тебе судить, смерд, что хотел сказать Великий Дух Огня! Впрочем, ты можешь спросить у него лично, – жрец схватил Имриса за локоть испачканной кровью рукой. – Я сам, – Имрис вывернулся, стряхнул чужую ладонь и шагнул к краю. Не оглядываясь, не сомневаясь. Сзади жрецы снова затянули свои гимны. Имрис пожал плечами – пусть их. – Я иду к тебе, Дух Огня! Прими верного слугу твоего в свои объятия! – прошептал он и, оттолкнувшись, прыгнул. Душу наполнил восторг. Он летел, летел навстречу мечте, летел, чтобы выполнить свой долг и… Имрис не успел понять, что его путь завершен. Лава вспыхнула, сыто булькнула, принимая очередную жертву, и внезапно покрылась пеплом, будто мгновенно остыв. А по оставшейся огненной дорожке скользнула к нему оранжево-красная саламандра. Имрис пришел в себя как от толчка. Полежал немного, чувствуя во всем теле тепло и негу. Хотел потянуться и почти уже сделал это, но уперся рукой во что-то непонятное. Оно было упругим, большим и колышущимся. – Проснулся, сердце мое? Имрис вскочил, но не рассчитал, завалился на бок, дивясь своей неуклюжести, и уставился в ужасе и восторге на огромную огненную саламандру, которая сидела рядом, распахнув пасть, и мелко подрагивала. Смеялась, что ли? – Вижу, проснулся, – саламандра склонила голову и лизнула его прямо в лицо. – Ой! – Имрис хотел рукой провести по щеке, но вместо руки оказалась полыхающая огнем лапа. – Не бойся, со временем привыкнешь. Надеюсь, ты не очень печалишься о потере прежнего тела? Увы, сохранить тебе жизнь иначе было нельзя. Да и жить в жерле вулкана в таком виде гораздо удобнее. Имрис готов был поклясться, что саламандра подмигнула, и расплылся в улыбке: правы были старейшины, к Огненному Духу нужно идти с открытым сердцем.