***Начало записки***
Наверное, очень глупо и слишком по-девчачьи писать на бумажке о своих чувствах, но это пока единственный способ, который я вижу, чтобы не сойти с ума от себя самого. Я до сих пор не понимаю, вот как я мог влюбиться в Люка — милого блондина с офигенными голубыми глазами? Хотя, в него невозможно не влюбиться, ведь прекраснее человека нет на этом свете. Он мой лучший друг, хоть с самого начала я ненавидел его, а знаешь, Люк, почему я тебя ненавидел? Потому, что уже тогда я понимал, что чувствую к тебе нечто большее, нежели просто дружба. Это убивало и, зная, что это не может так продолжаться, не может зайти так далеко, я начал вести себя как полный кретин. Прости меня, пожалуйста, я причинил (и причиняю) тебе столько боли, что сейчас сердце сжимается и кровью обливается. Ведь ты ни в чем не виноват. А я все еще так себя веду. Ты ничего не понимаешь, а я не вижу другого выхода. Словно это одна из тех ситуаций, которую называют безвыходной. Ты думаешь, что я тебя ненавижу, но у меня ни капельки ненависти к тебе нет. Я люблю тебя, сильнее всего на свете. Но это так чертовски неправильно. Я парень, ты парень, это неестественно. Кажется, если я скажу хоть кому, мне придется уйти из жизни группы, ибо они будут думать, что я ненормальный, озабоченный педик. А я не хочу потерять своих друзей, свою семью. Группа стала для меня всем и теперь так больно осознавать, что в любую секунду ты можешь потерять и их. Но если бы я сказал об этом, мне стало бы легче. Люк, я просто не могу больше тебя видеть и делать вид, что ненавижу и презираю. Ведь это в корне не так. Я заврался уже. Надо что-то менять и немедленно, потому что я умираю. Я тону, захлебываясь в своих чувствах к тебе, Люк Роберт Хеммингс.***Конец записки***
Понимая, что эта записка никогда не сможет оказаться в руках нужного человека, становится только хуже на душе. Зачеркивая каждое написанное ранее слово, вкладывая всю безысходность и потерянность, он порвал бумагу на мелкие кусочки и выбросил куда подальше. Порыв ветра подхватывал и опускал клочки назад на землю, подхватывал и отпускал. Кусочки танцевали в воздухе, цепляясь один за другой. Когда они исчезли из поля зрения Майкла, тишина, которая была приятной когда-то, теперь стала давить на уши. Совсем погрустнев, краешком глаза музыкант увидел стоящую в углу гитару. Наверное, кто-то из парней забыл ее. Подойдя ближе, он узнал в ней гитару своего блондина. Произвольно улыбнувшись, он взял в руки инструмент и представил Люка, играющего на ней. Это чертовски мило. Синеволосый присел назад на ступеньки и тогда из-под тонких пальцев разлилась прекрасная, знакомая до боли мелодия. Песня, которая всегда напоминает ему маленького и милого Хеммингса. Глубоко задумавшись о своих чувствах и отдавшись струнам гитары, Майкл продолжал играть, наконец, избавившись от ноющей боли в груди, хоть на несколько мгновений. Он так и не заметил стоящую стройную фигуру Люка позади его.*Pov Майкл*
— Майки, почему ты не спишь? — Это было очень неожиданно. Я не ожидал увидеть его. Сладкий голос ласкал уши. Это «Майки» заставляет сердце биться в разы чаще, буквально выскакивая из организма. Блондин сделал несколько маленьких шагов и присел рядом. Наши плечи соприкасались, нет ничего прекраснее и ужаснее чувства одновременно. Ты сидишь близко. Слишком близко. Тяжело дышать. Куда подевался весь кислород? — Не спится. А ты чего вылез? Холодно, простудишься. — Короткий ответ и вопрос, словно гром среди ясного ночного неба. Люк смутился и опустил взгляд в пол, теребя в руках свою белую, мятую футболку. Я снова обидел его. За последнее несколько месяцев, я уже сбился со счета, сколько раз я разговаривал с ним именно так, что внутри от собственных слов все ломалось на кусочки. Повторяешься, Клиффорд. Но сейчас это не имеет значения. Он выглядит разбитым и напуганным. Руки тряслись, голос ломался. И это пугало меня до чертиков. — Ясно. — Что случилось? — Я уже начинал волноваться за него. Отложил гитару в сторону и серьезно посмотрел на него. «Люку показалось? Он волнуется за него?» — Н-ничего. Все в п-порядке. — Его голос предательски сильно дрожал, глаза наполнялись солеными слезами. Черт, это очень плохой знак. Не смотря на то, что его губы горячо повторяют это «все в порядке», я вижу, что это не так. Я всегда вижу его насквозь. — Люк, я же слышу и вижу. Не в порядке. Рассказывай, мы же оба стали жертвами бессонницы, так что выбирать не приходиться. — Старался сказать это беззаботней, но не получалось. Черт, ему реально плохо, что случилось? Кто его обидел? Кто обидел моего пингвина? — Майкл, раз уж… Р-раз уж мы тут… Можно спрошу? Я всегда был честен с тобой, можешь и ты честно ответить, наконец? — Неуверенно спрашивает он, а я затаиваю дыхание. Он такой другой сейчас. Если днем он светился и во все 32 зуба улыбался, этот Люк тому — полная противоположность. Хочется прижать к себе этого милого котенка и никогда не отпускать. Но нельзя. Свои желания снова отгоняю к черту. Надо быть равнодушным, нельзя показать свои чувства. Нет, не думай о его губах, остановись, не смотри. Хочется вырвать глаза, чтобы не видеть. Уши, чтобы не слышать. Сердце, чтобы ничего не чувствовать. - Валяй. — Получилось слишком резко. Черт, что же я делаю? Так же тоже нельзя. - Майкл, — начинает он, сомневаясь. Еще минута или две и он взорвется, — за ч-что ты меня так ненавидишь? Что я тебе такого с-сделал? Я только хочу, чтобы мы были друзьями и в-все… Почему ты меня так не переносишь на дух? Ответь мне! — Крикнул он и плотина с треском рухнула. Он ломается на моих глазах, как карточный домик распадается от сильного дуновения ветра. С его глаз, словно град, посыпались кристально чистые слезы, стекая по щекам. Ярость и невозможно большая грусть разливалась в воздухе. Я не выдержал. Я не мог быть равнодушным сейчас, это было бы неправильно. Нежно схватив его за дрожащую руку и потянув на себя, он оказался у меня в объятьях. Я обнял его настолько сильно, что боялся через несколько мгновений сломать. Не понимаю, что на меня нашло и о чем я думал, но мне стало легче. Сразу стало теплей и уютней, он прижался так сильно, словно я его единственная защита, словно искал во мне спасение. Мы стали спасительной тонкой соломинкой друг для друга. А я молчал, не в состоянии произнести хоть что-нибудь успокаивающее. Я не знал что сказать. Я не знал что делать, как поступить, наконец-таки, правильно. Он такой беззащитный, сжавшийся комочек моего личного счастья. Его слезы капали, обжигая кожу. Люк весь дрожал, заметив это, я прикрыл его своим любимым пледом, согревая и защищая от жестокости мира. Жаль, что таким простым образом нельзя защитить его от меня. Я понимал, что надо что-то сказать. Ведь он сейчас разбит, впрочем, как и сам я. Продумав несколько версий и возможных последствий, я решил, что чего бы это мне не стоило — я скажу ему о своих дурацких чувствах. Будь, что будет. — Прости меня, Люк. Господи, я тебя, правда, не ненавижу. Просто… Все слишком сложно. Я… Я не могу сказать. — Я тебя люблю. Эти слова так и рвались наружу, но что-то останавливало меня. Хочу сказать, но как только открываю рот, голос пропадает. Повисла напрягающая тишина. Мне было чертовски неловко. Впрочем, нам обоим. Я уставился на гитару и молчал, сидел и думал. Тогда я услышал неуверенный голос Люка. — Сыграй для меня, прошу. — Серьезно? В момент, когда я, наконец, решаюсь сказать тебе о том, что я люблю тебя, тупица, ты просишь меня спеть? Ты очень странный. Я не скрываю своих смешанных чувств. — Зачем? — Я хочу. Просто сыграй для меня. — Он как-то по-особенному улыбнулся, а у меня по телу пробежало уже в который раз много приятных мурашек. Господи, что ты со мной творишь, Люк Роберт Хеммингс? — Ладно, я сыграю. Я долго думал, какую песню выбрать и ответ пришел сам. Я сыграю то, что напоминает мне о нем. Я сыграю то, что играл, когда Люк вышел сюда. Я открою свои чувства с помощью этой песни. Может тогда во мне найдется хоть капелька мужества и уверенности рассказать ему всю правду? Взяв гитару, я медленно начал играть, не смотря в глаза Люка. Это было больно. Больно осознавать, что ты посмотришь в глаза и увидишь там только ненависть. Какой же я придурок. Зачем затеял это все? Зачем позволил влюбиться? Он слушал очень внимательно, теребя футболку в руках. Все время думал о чем-то, что, наверное, не давало покоя ему. А я просто играл, сейчас уже более спокойно и раскованно, время от времени бросая короткие взгляды на Хеммингса. — Почему ты не поешь? Я хочу, чтобы ты пел. Я отрываюсь от своих мыслей и с недоумением смотрю на него. Что. Ты. Делаешь? Зачем? — У меня ужасный голос. Боюсь перепугать всех на несколько миль вперед. Отстань, Люк. — Отрезаю и понимаю, что поступаю неправильно снова. Я опять делаю больно. Прикоснувшись к волосам, я отвернулся от Люка, надеясь, что тот уйдет. Так было бы намного проще. Слышу тихое движение позади себя и благодарю Господа за это. Каково было мое удивление, когда чувствую теплую ладонь Люка на моем плече. — Хватит закрываться от меня. Я же твой лучший друг. Мне плохо, хорошо? Мне нужна твоя поддержка, а ты все время отталкиваешь. Я хочу услышать твой голос. Это может помочь. Спой для меня, Майки. Твой голос по истине прекрасный. Он меня успокаивает. Когда я слышу его — я чувствую себя защищенным и в безопасности. Мне сейчас это просто нужно. Мне нужен твой голос. Спой что-нибудь для меня. Все еще не в состоянии отойти от шока, сердце обещает выпрыгнуть на пол к чертям. Я выполню его просьбу. Я спою для него, спою песню, в которой сказано больше, чем в словах я люблю тебя. И мне до чертиков страшно. Я не хочу его терять. От одной мысли, что это возможный исход этой ночной посиделки слезы появляются на глазах. Тихо начинаю петь, а мой голос в унисон со знакомой и родной мелодией разливается по всей ночной улице. Люк расслабляется, а на его прекрасном лице появляется умиротворение. Find me here And speak to me I want to feel you I need to hear you You are the light That's leading me To the place where I find peace again You are the strength that keeps me walking You are the hope that keeps me trusting You are the life to my soul You are my purpose You are everything Медленно и четко проговаривая слова, я задаю себе только один единственный вопрос, очередной сон ли это или реальность? Что вообще происходит? Поднимаю глаза и решаюсь посмотреть в его голубые нежные глаза, а он смотрит в мои. Должен признаться, это по-настоящему нежный и волшебный момент. Когда настает время припева, становится страшно. Но я понимаю, что нужно сделать это. Я хочу избавиться от этой глухой боли — раз и навсегда. 'Cause you're all I want You are all I need You are everything, everything You're all I want You are all I need You are everything, everything You're all I want You are all I need You are everything, everything You're all I want You are all I need You are everything, everything Проговаривая слова все тише и тише, я замечаю, что по щекам Люка текут слезы. И тут я понимаю, что пути назад уже давно нет. Мы сожгли все возможные мосты и дороги. Терять уже нечего. Откладываю в сторону гитару, ведь сейчас она только мешает. Вдыхаю холодный глоток воздуха, вытираю слезы тыльной стороной ладони и беру руки блондина в свои. — Послушай, я, правда, не ненавижу тебя. Все куда намного запутанней и сложнее. Возможно, уже сегодня ты будешь ненавидеть меня, но я понимаю тебя, хорошо? Какой же я идиот. Просто выслушай меня сегодня? Я люблю тебя. Люблю сильнее всего на свете. Господи, я люблю тебя. И эту песню я выбрал не просто так. Под нее я всегда вспоминаю о тебе. О таком прекрасном тебе, который одной улыбкой вытаскивает меня из плена черных дыр. Ты наполняешь каждый день смыслом, даришь желание жить. Я игнорировал тебя и вел себя так только потому, что это неправильно. Меня пугали эти чувства. А тут, как оказалось, все еще хуже. Я гей. И сейчас ты можешь ненавидеть меня и издеваться надо мной, я пон… — я не успел договорить, как почувствовал влажные и мягкие губы Люка, прикасающиеся к моим. Я ожидал всего: криков, отвращения и ненависти, но вместо этого он целует меня. Значит ли это, что Люк любит меня? Отбрасывая все свои мысли к черту, я целую его в ответ. Мне мало, я хочу его еще ближе. Мои руки оглаживают его бока, залезая под футболку, а он играет с моими волосами, перебирая фиолетовые пряди между пальцами. Наши языки встречаются, от чего мурашки по коже бегут, покрывая все тело пупырышками, а тепло и волнение разливается по венам, вместо крови. Многие описывают поцелуи, словно те длятся вечность. А мне мало. Казалось, этот поцелуй длился очень недолго. Люк отстранился, тем самым разрывая наш первый поцелуй друг с другом. Отдышавшись, он прижался ко мне снова. — Я люблю тебя уже несколько долгих и болезненных лет, Майки. Я чертовски сильно тебя люблю. Мое сердце пропустило несколько ударов. Укутав нас в плед, я коротко поцеловал его в губы и мы вместе рассмеялись. Какие же мы идиоты, пронеслось вихрем у обоих в голове. Мы сидели на веранде, ни о чем не разговаривая. Просто наслаждаясь компанией друг друга. Я, наконец, почувствовал, что все становится на свои законные места. Ночь, которая казалась обычной, изменила всю нашу жизнь, перевернула все вверх дном. Но главное — чувствовать тепло твоего тела и тихо, спокойно бьющееся сердце рядом с моим. Я люблю тебя, Люк.