Друзья

– Ну, что ты от меня хочешь? – спрашиваешь это после пятиминутного тяжелого молчания. Мы сидим в моем раздолбанном «Вольво», припаркованном у обшарпанных гаражей. Гаражи справа, пустырь слева. Вдалеке шумит шоссе, видны дома. Но в наступившей темноте, пропитанной дождем, все это кажется призрачным и ненастоящим. Как будто черно-белое фото с полустершимся от времени изображением. От тебя пахнет сигаретным дымом и сладковатой туалетной водой. Еще мятной жвачкой. На капюшоне твоей толстовки все еще не высохли капли воды. Что я от тебя хочу? Грубо хватаю тебя за воротник, дергаю на себя. Даже не меняешься в лице. Смотришь все так же спокойно. В твоих глазах нет никакого выражения. – Ну? – интересуешься ровно. У меня дергает в груди. Как будто ногой заехали в солнечное сплетение. Стискиваю в кулаке твои волосы на затылке и буквально утыкаю тебя лицом в мой пах. От неожиданности охаешь, вцепляешься пальцами в мое плечо. Но через секунду съезжаешь ладонью по моей груди и в пару уверенных движений расстегиваешь мои джинсы. Мимолетно гладишь член через ткань трусов, приспускаешь их и сразу берешь в рот. Обхватываешь губами и медленно опускаешь голову, заглатывая полностью. У меня встал еще тогда, когда ты сел в машину. А учитывая мои размеры, заглотить полностью – сложновато. Но тебе ведь не привыкать, да? Ты это умеешь. Лучше всего. Никакого рвотного рефлекса, никаких лишних звуков. Сколько членов ты вот так вот отсасываешь за день? А за неделю? Со сколькими ты трахался за этот месяц? Мать твою... – Какая же ты шлюха, Арсений... – шепчу хрипло. Никак не реагируешь на мои слова. Тебе привычно. Наверняка тебя называют еще и не так. Тем более, ты и сам прекрасно знаешь, кто ты есть. Перебираю пальцами мягкие прядки светлых волос на твоем затылке. Нежно. Мне одновременно и паршиво, и сладко. Почему из всех людей на земле я хочу именно тебя?! Наверное, ты чувствуешь что-то, потому что твои движения вдруг меняются. Теплые пальцы скользят по низу моего живота, сжимаешь губы, ласкаешь языком. Меня бросает в жар, перед глазами все нечетко. Или это из-за того, что дождь залил лобовое стекло? Все равно. Сейчас мне хочется одного: чтобы ты не останавливался. Уже практически трахаю тебя в рот. И когда наступает разрядка, только сильнее давлю на твой затылок, не давая отстраниться. Но ты, кажется, и не собирался. Покорно ждал, когда я сам подниму тебя. А я вдруг понимаю, что так и стискиваю в пальцах твои волосы. Так, что тебе абсолютно точно больно. Убираю руку, обхватываю твое лицо ладонями. Черт... По твоему подбородку стекает смешанная со спермой слюна, а щеки расписали мокрые дорожки. В темноте не видно, но я знаю, что глаза у тебя покраснели. Облизываешь губы и сглатываешь. Вытираешь подбородок. Чуть медлю, а потом касаюсь губами твоей мокрой от слез щеки. Морщишься, словно от резкой боли, но не делаешь ничего. Просто закрываешь глаза. Ну, да, я знаю правило. Без поцелуев. Но какого хуя я должен соблюдать его? Я же не плачу́. Так что я целую еще раз. Теперь уже в лоб. – Дальше что? – склоняешь голову набок. – Ты у всех глотаешь? – спрашиваю глухо. – Только у тех, кто просит специально, – пожимаешь плечами. – За отдельную плату. – Я не просил, – мне кажется, что чья-то тяжелая рука все сильнее сдавливает мое горло, перекрывая воздух. Зачем я позвонил тебе? Мазохист чертов. – Ты мой друг, – уголком рта обозначаешь равнодушную улыбку. Мне хочется засмеяться. Но вместо этого я говорю: – Я отвезу тебя. Пожимаешь плечами и вытираешь губы ладонью. Тебе, как всегда, плевать. *** Мы познакомились еще в школе. Я учился в одиннадцатом, когда ты пришел в девятый из какого-то лицея. Худой, с выкрашенными в черный волосами и ногтями, с пирсингом в брови. Ты сразу стал объектом насмешек всего твоего класса. Еще бы. Ты выглядел как плевок в лицо всем, кто тебя окружал. Ты молчал в ответ на все оскорбления, терпел тычки и насмешки. И я ни разу не видел, чтобы ты улыбался или злился. Вообще никаких эмоций. Только равнодушие. Но мне... Это произошло спустя пару недель с твоего появления. Какие-то придурки вытряхнули в лужу твой рюкзак, что, впрочем, не было ничем из ряда вон выходящим. Я наблюдал за всем этим с крыльца школы. И не то чтобы мне было какое-то дело. Но потом... Потом ты посмотрел на меня. Единственного, кто был во дворе. И столько в твоем взгляде промелькнуло отчаяния, что мне вдруг стало паршиво. Так, будто это я сам только что вытряхнул твой рюкзак на землю. – Давай, подбирай, – со смехом предложил кто-то из твоих одноклассников. Ты молча присел на корточки над валяющимися в слякоти учебниками и едва протянул руку к первому, один из парней толкнул тебя ногой в бок. Естественно, ты упал. В ту же самую лужу, что и твои учебники. Я до сих пор не знаю, что меня дернуло, но я спустился по ступеням и негромко попросил: – Пиздуйте отсюда. Репутация в школе у меня была своеобразная. Так что подростки просто молча развернулись и свалили. После того, как в прошлом году я посредине урока разбил лицо одноклассника об парту, сломав ему нос, я состоял на учете и раз в неделю ходил к психиатру. «Неконтролируемые приступы агрессии», так она это называла. И постоянно спрашивала о том, как дела у меня дома. Особенно ей было интересно, откуда у меня на руках ссадины от ремня. Хотя она и так прекрасно знала, что мой отец бухает по-черному, а мать умерла еще три года назад. И о происхождении ссадин догадаться было совсем не сложно. Ты медленно, не глядя на меня, поднялся на колени и как-то очень аккуратно принялся собирать все обратно в рюкзак. Книгу за книгой. Потом встал на ноги и, чуть прихрамывая, пошел к выходу с территории школы. Я постоял еще с пару минут, провожая взглядом твою худую спину, а потом поправил рюкзак и двинул следом. Я догнал тебя у остановки. Остановился рядом. Ты глянул искоса и сразу отвернулся, опустил голову. Ну, да, меня ты не знал. Так что я не нашел ничего лучше, чем сказать: – Максим. – Что? – ты недоуменно глянул на меня вполоборота. – Меня так зовут, – пояснил я. – Очень... – ты запнулся, – приятно. Я Арсений. – Сеня, – я хмыкнул. Но ты покачал головой и негромко поправил: – Арсений. И в этот момент что-то во мне изменилось. Я взглянул на тебя по-новому. И то, что увидел, наверное, в конечном счете и послужило причиной всего того дерьма, что происходит между нами до сих пор. В первый раз я трахнул тебя через неделю. Просто вжал тебя, вышедшего из ванной, лицом в подушку и молча поимел. Я не думал о том, что это был твой первый раз. Что ты ждал от меня совершенно другого. Не думал о том, что поимел я в итоге сам себя, когда прервал твою единственную попытку меня поцеловать. Я ведь не был пидором. Я вообще часто повторял это. А еще то, что мы просто друзья. И что все это ничего не значит. А когда мне хотелось погладить тебя по худой голой спине или поцеловать в мокрый от испарины висок – я только вколачивался в тебя сильнее, так, что самому становилось больно. И слушал твои задушенные болезненные стоны. Друзья... Если бы я только знал, чем все это для меня закончится. Что я буду готов лизать твои ноги, лишь бы ты просто ответил на мой поцелуй. Я не знаю, когда именно и кто впервые предложил тебе трахнуться за деньги. Когда я узнал об этом – ты успел даже набрать клиентов. Господи, как же я ненавидел тебя в тот момент. Особенно когда ты, пожав плечами, сказал, что я не имею права указывать тебе, с кем трахаться. Мне хотелось тебя убить тогда. Разбить в кровь твое лицо. Но я не мог поднять на тебя руку. Я просто беспомощно смотрел на тебя, не зная, что сказать. Потому что именно в тот момент я понял, как облажался. И что я сам виноват во всем от начала и до конца. Мне оставалось только смириться с тем, что теперь мне придется делить тебя с неопределенным кругом лиц. Со всеми этими уродами с толстыми кошельками и отвисшим брюхом. *** Резкий сигнал дверного звонка заставляет вздрогнуть. Машинально бросаю взгляд на часы. Двенадцать ночи? Интересно. Если это чертова чокнутая бабка из квартиры снизу, которой постоянно кажется, будто у меня играет музыка... Поворачиваю ключ, распахиваю створку и замираю. Ты стоишь, опираясь о стену. На скуле у тебя свежий синяк. Под носом кровь. Смотришь на меня молча. Так же молча сторонюсь, пропуская тебя в квартиру. Захлопываю дверь. Мы остаемся в полутемной прихожей, друг напротив друга. Спрашивать, кто сделал это с тобой – бессмысленно. Так что я задаю другой вопрос: – Почему ты не поехал к себе? – Я не могу, – говоришь бесцветно. – Почему? – спрашиваю зачем-то, хотя уже почти наверняка знаю ответ. – Я сбежал из собственного дома, – нервно непривычно смеешься. А я вдруг понимаю, что тебя трясет. – Сбежал, Макс. Да что за пиздец? – Пошли, – осторожно подталкиваю тебя в сторону ванной. – Умоешься. Послушно идешь вместе со мной. Включаешь воду сам, наклоняешься над раковиной. Вода в слив течет розоватая. Опираешься обеими руками о края раковины, и я вдруг вижу, что твои плечи вздрагивают, как если бы ты... – Эй, – зову неловко, – ты чего? Молчишь. Только судорожно втягиваешь в себя воздух. И тогда я... Я просто делаю шаг и обнимаю тебя со спины. Замираешь, всхлипываешь задушенно. А потом вдруг разворачиваешься и обнимаешь уже сам. – Прости, – шепчешь невнятно, – мне просто некуда было пойти. – Мы же друзья, – глажу тебя по спине. И ты глухо невесело усмехаешься в мое плечо.