Your sex is a scar

Впервые Эрик извинился в самолёте. Чарльз тогда отвёл глаза и тут же сменил тему, предложив сыграть в шахматы. Затем Эрик извинился, когда помог дотащить Чарльза домой. Он сопротивлялся, Хэнк ворчал, но они вернулись в поместье втроём. Так и остались. Чарльз молчал и разворачивал кресло к выходу, стоило Эрику только войти в комнату. Эрик вздыхал, но терпел, и обычно завязывал разговор первым. Он успел извиниться ещё несколько раз, пока, в конце концов, Чарльз не рыкнул: — Я понял тебя с первого раза, Эрик. Эрик вновь смотрел ему в спину и поджимал губы. Однажды, проснувшись раньше всех, он приготовил завтрак — специально для Чарльза — и поднялся на второй этаж, в его спальню, где когда-то проводил времени больше, нежели в своей собственной. Чарльз спал на животе, раскрывшись. Его длинные волосы разметались по подушке, под которую он просунул одну руку, вторая свисала с постели. Потасканная футболка задралась, а пижамные штаны чуть съехали, вероятно, в тот момент, когда Чарльз, лишённый возможности передвигаться самостоятельно, ёрзал и подтягивался, ухватившись за спинку кровати, чтобы устроиться поудобнее. Эрик поставил поднос на тумбу и сел рядом, осторожно отодвинув одеяло. В самолёте он сказал, что не пил ничего десять лет. Сейчас, глядя на тёплое, расслабленное тело, которое он целовал раньше до исступления, Эрик ощущал голод иного толка. Он протянул руку и с нежностью потрепал Чарльза по голове, тихо вздохнул. Его ладонь опустилась ниже, осторожно погладив шею, и дальше по позвоночнику, едва ощутимо изучая знакомые изгибы. Чарльз очевидно сбавил в весе — Эрик склонился ниже, поцеловал его между острых лопаток. Он грубо сдёрнул одеяло на пол, уже не пытаясь оставаться незаметным — целуя исступлённо, касаясь жадно, будто пытаясь утолить свою жажду в одночасье. Эрик задрал футболку, скользя языком по выступающим косточкам, по бледной коже, посыпанной коричной пудрой — сотни веснушек, которые он без устали пересчитывал каждую ночь. Эрик провёл руками по бёдрам Чарльза, добравшись губами до шрама внизу спины — туда, откуда десять лет назад он вытащил свою же пулю. Чарльз застонал, прогнувшись в позвоночнике. Он ударил рукой по спинке кровати, силясь извернуться и уйти от неожиданной ласки, — его тело напряглось под ладонями Эрика, крепко сжимающего и не дающего вырваться. — Тебе сюда нельзя, Эрик. Прекрати это немедленно. Я… Эрик даже не заметил, когда Чарльз проснулся. Эрик оглаживал языком след от ранения, давно затянувшийся рубцом, словно пытаясь вернуть всё на свои места, залечить слюной. Он покрывал загрубевшую кожу поцелуями — короткими и влажными, будто извиняясь снова и снова. Его рука гладила поясницу — успокаивая. Эрик окружал Чарльза сотнями «извини», «прости», «я люблю тебя», «я не причиню тебе вреда», «я хочу быть с тобой», «пожалуйста», пока не услышал протяжный жалобный вскрик. Чарльз вывернул руку, вцепился в волосы Эрика и вжал его в себя сильнее, не позволяя отстраниться. Он содрогнулся каждой клеточкой тела и только затем разжал побелевшие пальцы. Перевернувшись, Чарльз ничего не сказал, но уже тогда Эрик понял: он может остаться.