Настоящий Эдо

Дом был старый, облезлый и покосившийся. Ставни пустых окон скрипели на ветру, с крыши сыпалась труха. Люди проходили мимо, не оглядываясь, словно не хотели пускать в свой мир что-то настолько дряхлое и жалкое. Все эти дома были такими — будто не существовали вовсе. Они появлялись в разных уголках Эдо, возникали между лавками и новостройками аманто, втирались среди бедных лачуг и даже там выглядели как прожженная дыра на новой скатерти. Грязные, больные, неуместные. Потом они пропадали. Хиджиката не смог повторно найти ни один дом. Он зарисовывал карты, фотографировал дорогу и всегда был уверен, что пришел по тому же адресу. Но домов не было. Не оставалось даже пустырей, словно дом вместе с участком провалился в черную дыру, и стены соседних зданий притянулись друг к другу, заполняя вакуум. Только легкий запах гари и разложения еще ощущался на следующий день, а затем и он растворялся в воздухе. Один Гинтоки знал, где их искать. Из-за него Хиджиката и узнал о домах. Сам он никогда на них не набредал — ни случайно, ни целенаправленно прочесывая город. Он бы и не узнал никогда про эти дома, которые как остатки неизвестной катастрофы проедали дыры в мирном пейзаже Эдо, если бы не Гинтоки. Если бы ему не пришло в голову проследить, куда Гинтоки пропадает время от времени. Раз в месяц или два Гинтоки исчезал на несколько часов. Никто не обращал на это внимания — он постоянно шлялся по городу без дела. Но однажды он ушел ночью из постели, тихо выбрался наружу, как после пьяного секса, о котором хочется забыть, а потом делать вид, что ничего не было. Хиджиката шел за ним темными улицами, прячась за углами домов и думая — стоит ли окликнуть. Гинтоки шел не домой, а куда-то на окраину. Дома становились все беднее, улицы — грязнее. Ровный гул ночного Эдо превратился в прерывистые, испуганные вздохи и хрипы в залитых темнотой тупиках. Хиджиката скользил вдоль стен вслед за Гинтоки, который шел посреди улицы, не скрываясь, до самой грязной развалюхи района. Гинтоки зашел внутрь и задвинул за собой дырявые седзи, едва не вылетевшие из пазов. Хиджиката прождал его час, но Гинтоки все не возвращался. Тогда Хиджиката сам заглянул в дом. Внутри было пусто. Прогнивший пол зиял дырами, фусума попадали, открывая вид на пустые пыльные помещения. Пахло землей и плесенью, из-под половиц тянуло неприятным мертвенным холодом. Хиджиката позвал Гинтоки, и ему, конечно, никто не ответил. Гинтоки вообще редко отзывался, пока ему в бок не утыкался меч. Пройдя вглубь дома, насколько смог, Хиджиката нашел только пару крыс, они испуганно шмыгнули из-под его ног в щели между досками. На следующий день он вернулся, но дома не нашел. И с той ночи Хиджиката следил за Гинтоки, искал дома, похожие на чумные язвы на чистом теле города, следовал за запахом гари и разложения. Но ему ни разу не удалось даже войти в дом сразу же за Гинтоки — что-то не пускало его, словно барьер окружал выжженную землю. На следующий день после исчезновения в доме Гинтоки был беззаботен, как всегда, и пропускал мимо ушей вопросы о ночной прогулке. А когда Хиджиката схватил его за воротник и встряхнул, заявил, что не понимает вопроса, и притворился спящим. Хиджиката не отступал. Он ни с кем не делился, где шляется по ночам раз в месяц или два, и записывал все в маленький блокнот. Он научился определять по крошечным признакам, что скоро Гинтоки опять уйдет к очередному мертвому дому. Он становился рассеянным более обычного, не слышал, когда звали к обеду или выпить, а когда думал, что его никто не видит, пялился в пустоту взглядом, каким обычно смотрят на малознакомого покойника. Как будто чувствовал скорбь и сожаление, но по привычке или потому, что так велел долг. В одну ночь Гинтоки встал перед покосившейся дверью и сказал, не оборачиваясь: — Пойдем со мной, если хочешь. Но я не обещаю, что ты выйдешь обратно. Хиджиката не думал. Он встал плечом к плечу с Гинтоки, и они вошли в дом вместе. Там было пусто, грязно, пахло гарью и плесенью, из щелей в полу тянуло сыростью. — Что, что ты тут делаешь? — крикнул Хиджиката. — Что такого в этих домах? — Ничего. В них ничего нет, сам видишь. Хиджиката хотел его ударить. Но Гинтоки смотрел так устало и обреченно — он точно знал, что получит в рожу, если Хиджиката пойдет с ним, и давно с этим смирился. И это его все равно не остановит. — Показывай, — потребовал Хиджиката. Гинтоки вздохнул и пошел через дом, обходя темные пятна гнили на полу и переступая через обломки мебели. Они прошли насквозь к противоположному выходу, Гинтоки коснулся двери ладонью и повторил: — Я не обещаю, что ты вернешься. Со мной еще никто не ходил. Хиджиката толкнул его в спину, и они вывалились вместе с сорвавшейся дверью на мертвую землю. Вокруг чернели остовы домов, под ногами хрустели угли, гарью уже не пахло — воняло. Неподалеку в закопченной земле белело что-то, похожее на кости. Хиджиката отвернулся. — Где мы? — В Эдо. Разве не узнаешь? — Гинтоки обвел пустошь рукой. — Твой любимый Эдо. — В Эдо нет таких пустырей, — ответил Хиджиката. В горле пересохло — он не верил Гинтоки, но знал, откуда-то знал, что он говорит правду. Что-то было знакомое в этом месте, в этой земле, видевшей смерти сотен или даже тысяч людей. — В твоем Эдо нет. А в этом есть только это. Пустырь, гарь и кровь. Гинтоки повернулся к Хиджикате — лицо у него было белое, губы кривились. — Они все умерли, Хиджиката. Все. Аманто сожгли Эдо. В той войне выжил только я. Тот Эдо, где вы живете, он... — Гинтоки с отчаянием обернулся к дому, из которого они вышли. — Он ненастоящий. Мне казалось, он ненастоящий, когда я туда впервые попал. Думал, я тоже умер и попал на тот свет или просто брежу. А вы все там живые. И я остался, но не могу долго, мне надо возвращаться. — Зачем? — тупо спросил Хиджиката. Он пытался одновременно понять, в своем ли уме Гинтоки, и насколько жив он сам в этом мире мертвых. — Чтобы не забывать, кто я и откуда. Я не знаю, откуда взялся тот ваш Эдо, просто прошел однажды через такой вот дом. Когда здесь уже никого не осталось, даже аманто, которые искали выживших, чтобы добить. Гинтоки подошел совсем близко, положил руку Хиджикате на шею, прижался лбом ко лбу и быстро зашептал: — Я знаю, что чокнутый, я сдвинулся на той войне, я возвращаюсь в этот ад, чтобы напоминать себе, чего мы все могли лишиться. Ты видишь это, Хиджиката? Видишь, что они, что мы все сделали? Вернись со мной и больше не давай мне приходить сюда. — Хорошо, — согласился Хиджиката, зная, что никогда не сможет удержать Гинтоки. Очень хотелось пощупать себя, убедиться, что тело не превратилось в пар или побелевший скелет, как те, что виднелись повсюду на выгоревшей пустоши. Гинтоки развернул его за плечо и подтолкнул к дому. — Пора возвращаться. Потом, если захочешь, подеремся. Или напьемся. Надо запить чем-то эту гниль. Хиджиката не поспевал встать с ним плечом к плечу, как в том, живом Эдо, и едва успел проскочить в дверной проем, когда дверь уже закрывалась. Это был другой дом. Возле входа валялись фусума, а сразу за ними в полу зияла дыра, перегораживая проход. — Саката? — позвал Хиджиката. Дом молчал. Дверь за спиной приоткрылась, впуская ветер, пахнущий гарью и мокрой землей.