«Давай меняться»

POV Какудзу Джонин с видом клинического идиота смотрел вслед удаляющемуся учителю. Успев за неделю относительно неплохо узнать характер Ируки, я тоже был шокирован его выходкой. И это учитывая тот факт, что каждый вечер перед сном он по полчаса любовался фотографией, на которой вот этот вот хмырь с торчащими как попало волосами, был запечатлён с уродливым псом, тянущим к объективу свои корявые лапки. Но, похоже, Какаши всё-таки вышел из ступора, потому что собирался рвануть вслед за учителем. А этого я ему позволять не собирался. Был у меня к нему очень серьёзный разговор. Да и нужно было выяснить, почему он пришел в Долину Завершения один, без Хидана. Молниеносно выпустив нити, крепившие запястья к рукам, я оплёл ими тело джонина, примотав его руки к туловищу. Понятное дело, не будь он настолько потрясён словами своего, теперь уже, наверно, бывшего, парня, мне бы ни за что не удалось так вот запросто к нему подобраться. Но сегодня Ками или Святой Джашин, или кто там ещё наблюдает за нами с небес, явно был на моей стороне. Конечно, он попытался вырваться. В правой руке я сразу же заметил искрящий сгусток чакры, постепенно приобретающий форму шаровой молнии. Не знаю, как называется эта его техника, но даже при наличии некоторого запаса жизней мне не очень-то хотелось прочувствовать её на своей шкуре. Поэтому я как можно громче заорал о том, что не собираюсь драться, а хочу всего лишь поговорить. Не знаю, почему он прислушался к моим словам, но уже спустя секунду от чакры в его руке не осталось и следа. Я честно сказал, что до конца беседы не собираюсь его развязывать во избежание попыток членовредительства к своей персоне. Как ни странно, даже после этого он не стал возражать. После того, как предварительная договорённость о ненападении была достигнута, я, как мог корректно, поинтересовался, какого хрена он спал с Хиданом и лапал его за задницу. О да, выражение его лица в тот момент, когда он это услышал, стало просто непередаваемым. Никогда бы не подумал, что один глаз можно выпучить так естественно. Придя в себя, джонин в ультимативной форме потребовал разъяснить, откуда у меня взялась такая информация. Поскольку скрывать мне было нечего, я поведал, что за кадры мы с Ирукой увидели по телевизору. Похоже, наконец-то сообразив, с чего это вдруг учитель послал его лесом, этот псих заржал так, что впору было надевать на него седло и недоуздок. Когда истерика закончилась, он поведал мне, что примчался сюда сломя голову из-за того, что увидел по телевизору, как его благоверный обнимает меня в пещере. Выходит, мы все были введены в заблуждение представителями телекомпании. Хотя это всё равно не решало вопроса, как мне намекнуть Хидану, что мои чувства к нему гораздо теплее, чем к обычному напарнику. POV Хидана Охренеть. Ни в жизни бы не подумал, что у этого учителя лексикон окажется похлеще, чем у грузчиков в порту любой из морских стран. Он за минуту вылил на меня такой поток нецензурных выражений, среди которых самыми приличными были «тварь» и «шалава», что я даже не нашелся, что сказать в ответ. Когда же этот больной на всю голову чуунин умчался в сторону своей не менее идиотской деревни, я внезапно сообразил: раз этот с хвостиком шастает по долине, то и Какудзу должен быть где-то рядом. Вскочив с земли и подхватив свою косу, я направился в том направлении, откуда примчалась бешеная истеричка со шрамом на носу. Уже через минуту я ощутил впереди себя две очень сильные чакры, которые их хозяева даже не пытались замаскировать. Судя по долетающим до меня обрывкам фраз, разговор вёлся на повышенных тонах. Однако, по мере моего приближения к поляне, звуки становились всё тише и тише. Немного переживая за напарника (всё-таки за последнюю неделю я понял, что джонин далеко не так прост, как хочет показаться), я решительно раздвинул руками кусты и шагнул на поляну. Каково же было моё удивление, когда вместо замерших друг напротив друга в боевых позах соперников я увидел, что казначей обнимает Копирующего со спины, оплетя его своими нитяными руками и нашептывая что-то на ухо. Я растерялся ещё больше, не в силах сообразить, почему шалавой обозвали меня, в то время как это мой постоянный и временный напарники в данный момент предаются разврату, никого не стесняясь. Не знаю, почему, но мне внезапно стало тяжело дышать, а глаза заволокло слезами. Впившись в держак косы пальцами настолько сильно, что он едва не треснул, я крепко сжал зубы и постарался не реагировать на происходящее. Но почему-то с каждой секундой, что я смотрел на эти любимые руки (да чего уж греха таить – после недели размышлений я пришел к печальному выводу, что влюбился в казначея как мальчишка), обнимающие другого, мне становилось всё хуже. Не в силах больше сдерживать обуревающие меня эмоции, я шагнул вперёд и ляпнул первое, что пришло мне в голову. - Какого биджу? Какудзу, ты совсем уже охренел? Сначала с одним коноховцем в пещере тискаешься, теперь второго на поляне зажимаешь! Тебе что, мать твою за ногу, больше приставать не к кому? Я тебе, значит, рылом не вышел? – донёсся громкий крик с той стороны поляны, куда умчался Ирука. Хидан, красный от гнева и обуревавших его эмоций, замер в десятке метров от казначея и джонина. - Ну, красноглазый, ты попал. Похоже, тебе достался ревнивец похлеще моего, - еле слышно, но достаточно громко для того, чтобы быть услышанным Какудзу, прошептал Хатаке. Но ехидные слова прошли мимо ушей того, кому были адресованы. Застыв в позе статуи, казначей всё ещё никак не мог поверить, что ему не послышались слова, сказанные напарником минуту назад. - Ты хочешь, чтобы я к тебе приставал? В ЭТОМ смысле? – ошарашено выдавил он, не отводя взгляда от взволнованного и от этого ещё более красивого лица Хидана. - Да хочет он. Хочет. Отпусти меня, и приставайте друг к другу хоть до следующего пришествия Девятихвостого. А мне ещё свою личную жизнь налаживать нужно, - дёрнувшись всем телом, попытался избавиться от связывающих его нитей Какаши. Спустя несколько мгновений путы упали к ногам джонина, а затем молниеносно втянулись в рукава плаща. Копирующий стремительно отскочил на пару метров от пожирающих друг друга глазами нукенинов. - Приставай, обнимай, хоть до смерти заласкай, - воодушевлённо прошептал Хидан, несясь навстречу напарнику и попадая в его крепкие объятия. - Дежавю, - пробормотал себе под нос Хатаке, глядя на страстно целующихся среди поляны нукенинов. Тяжело вздохнув, он двинулся в сторону Конохи. Прекрасно понимая, что Ирука сейчас не настроен выслушивать его объяснения, Копирующий тщетно пытался придумать, что бы такого сделать, чтобы Умино сменил гнев на милость. POV Какаши Я уже почти дошел до края поляны, когда хриплый голос попросил меня остановиться. Ну какого биджу им от меня ещё нужно? Целовались бы себе и дальше, а меня не трогали. Или они всё-таки горят желанием помахать кунаями? Так я могу это устроить. Настроение сейчас самое то для хорошей драки. Внутренне подготовившись к бою, я обернулся. Нет, ну какова наглость. Даже не подумали оторваться один от другого. Так и стоят, обнявшись, словно парочка голубков. Тьху. Точно эту гадскую долину когда-нибудь переименуют. Спрашиваю, какого хрена им от меня понадобилось. Какудзу, скалясь во все тридцать два зуба на своей штопаной-перештопаной морде (теперь-то хоть понятно, почему он её под маской прячет) ехидно цедит, что это не ему понадобилось, а мне. Я просто шизею с их подхода к делу. Нет бы прямым текстом сказать, что да как. Так мозги мне запарил, что куда до него Наруто. В общем, сначала был минутный монолог о том, что ещё час назад он содрал бы с меня за информацию немало рё, но сейчас поделится со мной абсолютно бесплатно, ввиду удачно сложившихся обстоятельств. А затем казначей выдал идею о том, что если я спою Ируке серенаду под окном, мой любимый куда как терпимее и спокойнее выслушает мои объяснения по поводу ночи с Хиданом. Смутно припоминая, что когда-то Умино действительно горел желанием услышать песню в моём исполнении, я решил, что достаточно задержался в долине и пора возвращаться в Коноху. Тем более что предстояло подобрать себе репертуар на вечер. Перед тем, как уйти, я успел заметить широко распахнутые в удивлении глаза моего временного соседа, для которого известие о проведённой со мной ночи стало неожиданностью, как и для меня полчаса назад. Пусть разбираются сами, без моего вмешательства. К тому же, я почему-то и так был уверен, что надолго их не хватит – напарники так пожирали друг друга глазами, словно десять лет целибат соблюдали. А хотя, кто их, психов, знает. Может и соблюдали. С них станется. Вскакиваю на ветку ближайшего дерева и мчусь в сторону деревни. Мало того, что до дома почти сутки хода, так ещё и песню придумать нужно. Ну, слова-то Гай мне сочинить поможет, а как быть с музыкальным сопровождением? Помнится, я как-то видел Эбису, играющего на губной гармошке. А Изумо с Котецу недурственно исполняют в четыре руки собачий вальс на раздолбанном пианино в старом актовом зале за архивом. В общих чертах идея покорения сердца строптивого Ируки готова – осталось заскочить к Шикаку, чтобы он помог мне составить идеальный план. «Ну уж нет, дельфинчик. От меня и моей любви так просто не уплывёшь». С такими мыслями я покинул Долину Завершения и устремился в милую сердцу Коноху. POV Ируки Словно вихрь, промчавшись в сторону выхода из долины, я лишь на несколько минут остановился, заметив развалившегося в траве прилизанного ублюдка. Руки непроизвольно сжались в кулаки, так сильно хотелось врезать по его наглой блондинистой роже. В последнюю секунду сдержавшись (видимо, сработал инстинкт самосохранения), я, тем не менее, высказал этому наглому, беспринципному, сволочному нукенину всё, что я о нём думаю. Он всё так же пришибленно продолжал смотреть на меня, когда я, гордо расправив плечи и задрав нос, прошел мимо него и скрылся в небольшом подлеске. Правда, надолго моей гордости не хватило. Пять минут спустя, удалившись на достаточное расстояние, чтобы не быть услышанным, я прислонился спиной к скале и горько зарыдал. Когда слёзы прекратили самопроизвольно капать из глаз, я вытер глаза рукавом форменной водолазки и с новыми силами (видать, адреналин у меня тогда в организме просто зашкаливал), рванул домой. Через двадцать часов я уже был в Конохе. Гай, дежуривший на воротах вместе с Инудзука Химе, увидав меня, даже не нашелся, что сказать. Очевидно, вид у меня был такой, что даже пресловутая сила юности уже ничем не могла мне помочь. Добравшись до квартиры, я ничком рухнул на кровать и пролежал так до самого вечера. Сейчас, сутки спустя, решение порвать с Какаши уже не казалось мне единственно правильным. Я всё отчётливее понимал, что не смогу жить без его подколок и приставаний в самых неподходящих местах, без торчащих как попало волос на голове, без нежных объятий и сладких поцелуев по утрам. Даже без этой отвратительной книжки, в которую он пялился дни напролёт, я уже не представлял себе счастливой жизни. Не помню точно, плакал ли я, или медитировал, уткнувшись глазами в потолок, вспоминая историю наших недолгих взаимоотношений, но внезапно моё внимание привлекли громкие звуки музыки, раздающиеся под окном. Приятный баритон заглушал звучание расстроенного пианино и надсадных хрипов, издаваемых губной гармошкой. До ушей Ируки донеслись первые строки песни, и он замер, напряженно вслушиваясь, боясь пропустить хотя бы слово. Куплет: В академии Умино увидал я и пропал. Я влюбился в чуунина, и горит души запал. На душе бушует осень, ты одумайся, молю. Ну зачем меня ты бросил? Я ведь так тебя люблю. Припев: Я люблю тебя, Ирука, всё сильнее и сильней. Без тебя не жизнь, а мука, ну, а сердцу всё больней. Я хочу с тобой встречаться и отныне вместе жить. Не желаю расставаться, разреши тебя любить. Куплет: Помню, говорил Умино, гордость ниндзя сохраня: «Уплыву морским дельфином, коль обидишь ты меня». Что ты, милый! Не обижу. Не смогу тебя предать. Одного тебя лишь вижу – на других мне наплевать. Припев: Я люблю тебя, Ирука, всё сильнее и сильней. Без тебя не жизнь, а мука, ну, а сердцу всё больней. Я хочу с тобой встречаться и отныне вместе жить. Не желаю расставаться, разреши тебя любить. Куплет: Ты задумайся, Умино, может, шанс ещё мне дашь? Обещаю жизнь-малину, чтоб фонтаном счастье аж. Если песню ты услышал, хоть какой-то дай мне знак, От любви срывает крышу – без тебя совсем никак. Припев: Я люблю тебя, Ирука, всё сильнее и сильней. Без тебя не жизнь, а мука, ну, а сердцу всё больней. Я хочу с тобой встречаться и отныне вместе жить. Не желаю расставаться, разреши тебя любить.* Возвращаясь из бара после трудного рабочего дня, Хокаге внезапно услышала чьи-то нелепые попытки играть на пианино. Как опытная коноичи, она сразу же определила, откуда раздаётся нечто, претендующее называться музыкой. За поворотом глазам Цунаде открылось весьма любопытное зрелище: Изумо и Котецу в четыре руки выжимали из старого пианино дребезжащий набор звуков, а одетый даже ночью в свои круглые очки элитный учитель, раздувая щёки, дул в губную гармошку. Впереди всего этого безобразия гроза соседних стран, Копирующий ниндзя Хатаке Какаши, пел очень даже приятным голосом серенаду, кося серым глазом в сторону квартиры учителя академии. Из окон соседних квартир и домов едва ли не по пояс высовывались коноичи, свистом и криками призывая Умино ответить взаимностью столь пылкому поклоннику. Когда аплодисменты восторженных девушек смолкли, окно чуунина, чуть слышно скрипнув, распахнулось. Хатаке, заметив, что с высоты второго этажа на него летит нечто, похожее на Ируку, не растерялся и поймал любовь всей своей жизни на руки, не позволив Умино приземлиться на асфальт самому. - Какаши, поставь меня на землю, - обхватив джонина за шею руками и явно не горя желанием их разжимать, прошептал учитель, жарко дыша в ухо Копирующего. - Ни за что. Я больше не собираюсь выпускать тебя из рук ни на мгновение, - столь же пылко отозвался Хатаке. – Не дам тебе ни упорхнуть, ни уплыть из моих объятий. - Бака, отпусти. На нас весь дом пялится, - засмущавшись и мило покраснев, выдохнул Ирука. - Да пусть пялятся. Пусть весь дом, вся Коноха, вся Страна Огня знает, что я люблю тебя! – огласил улицу громкий крик Хатаке. - Да люби сколько влезет, но не здесь же, - краснея ещё сильнее, едва слышно пролепетал Умино, утыкаясь лицом в широкую грудь своего парня. А тому особого приглашения и не требовалось. Крепче прижав к себе расслабившегося чуунина, он одним прыжком преодолел расстояние от места, на котором стоял, до всё ещё широко распахнутого окна в квартире Ируки. И буквально сразу же после того, как створки громко захлопнулись за спинами шиноби, а шторы были задёрнуты недрогнувшей джонинской рукой, из квартиры стали доноситься громкие стоны, всхлипы и призывы Ками. Похоже, вера соседей в чрезмерную набожность учителя в этот день дала широкую трещину. - Камизуки! Хагане! Какого хрена вы здесь развели балаган? И вы туда же, Эбису-сенсей? – гаркнула наконец-то пришедшая в себя правительница. - Мы это… того, - как-то невнятно пытались оправдаться пойманные на месте ночного концерта шиноби. Откуда же им было знать, что, увидев сцену воссоединения влюблённой парочки, Цунаде поняла - съёмки программы накрылись медным тазом. Иначе почему отступника, который должен был ещё три дня жить в Конохе, нигде не было видно, зато о том, что Ирука вернулся домой, теперь уже точно знало как минимум полдеревни. - Да я вам теперь полгода не дам никаких серьёзных миссий, клоуны! Все трое будете дежурить на воротах, - рявкнула Хокаге, прежде чем обрушить кулак на крышку пианино и решительным шагом направиться в сторону ближайшего бара – такой стресс просто необходимо было залить бутылочкой-другой крепчайшего саке. - Ну вот, зато теперь не нужно это тащить обратно в актовый зал, - обрадовано протянул Изумо, указывая на то, что осталось от инструмента. - Ага, до мусорного ящика всего сто метров, - радостно поддержал его Котецу. Эбису же молча помог штабным работникам дотащить деревяшки до контейнера и свалить их внутрь. Через полчаса уже ничто не напоминало о развернувшихся на улице событиях, лишь громкие стоны, всё ещё доносящиеся из квартиры Ируки, будоражили кровь соседей и парней из съёмочной группы. * - песня, которую поёт Какаши, была переделана из песни Филиппа Киркорова "Я люблю тебя, Марина" Немного позже добавлю ещё небольшой шуточный эпилог, но основную историю на этом уже можно считать законченной.