С днем рождения, Джекки!

Уже прошло несколько месяцев, а Полынь все еще висела над озоновой дырой и заставляла земных мертвецов подниматься и бросаться на живых, но на Дженни все было тихо с тех пор, как местные мужчины зачистили кладбище. Изредка, правда, море выбрасывало утопленников, которые пытались позавтракать человеческим мясом, но они были слабыми и с ними быстро расправлялись. На Дженни, как и на Литл-Толл, жилось спокойно. Прислушиваться к движениям ребенка стало для Мэдди Пейс главным развлечением, главной заботой и главным беспокойством. Ей нравилось чувствовать, как он шевелит ножками или ручками, из-за чего по ее круглому животу будто проходила волна. Нравилось прислушиваться, как он икает внутри нее и тогда ей казалось, будто она проглотила часы, которые тикают время от времени. Конечно, иногда он начинал двигаться совсем не к месту — например, когда Мэдди ложилась спать, ее малыш легко мог решить, что будущей мамочке именно в это время не хватает его плясок. Мэдди старалась погладить малыша сквозь живот, успокоить его неугомонные локти и коленки, прежде чем они упрутся ей в ребра и станет тяжело дышать — тяжелее, чем обычно, потому что на девятом месяце ей дышалось весьма трудно. К этому сроку ей стало тяжело двигаться. Живот постоянно мешал, и Мэдди, которой, в общем-то, нравилось ее положение, с нетерпением ждала родов. Мэдди уже привыкла к мысли, что рожать ей придется дома. Никто не поедет на материк проверять, остались ли в тамошних больницах врачи. Она настолько сильно поверила, что все сможет и что ничего плохого с ней не случится. Поэтому когда малыш вдруг перестал шевелиться, Мэдди постаралась убедить себя, что тот всего лишь спит. К тому же, как ей рассказывал кто-то из местных жительниц, дети перестают активно двигаться перед родами — им мало места для этого. И все-таки происходящее беспокоило Мэдди. Свою тревогу она старалась унять с помощью уборки, глажки и подготовки одежды для малыша. На следующее утро, когда она все-таки пришла к выводу, что такое долгое отсутствие шевелений неправильно, ребенок вдруг дернулся. Это движение было таким сильным и таким неожиданным, что Мэдди вскрикнула и схватилась за спинку кресла. В этот момент она испытала ощущение облегчения, граничащее с эйфорией. У нее не просто свалилась гора с плеч, а целый Эверест. — Не надо так пугать мамочку, Джекки, — заворковала Мэдди, поглаживая живот. Имя Джекки она выбрала в честь мужа. Оно показалось ей очень удобным: подходит и для мальчика, и для девочки. Малыш опять притих, но едва Мэдди решилась отпустить спинку кресла, как вновь почувствовала болезненный укол в животе. В голове Мэдди сразу всплыли обрывки разговоров с женщинами Дженни. Может быть, это схватки? Может быть, ей пора готовиться? Вслед за резким уколом она почувствовала странные движения, очень похожие на икоту, только толчки были необычно частыми, а потом опять последовал болезненный удар. Вот тут Мэдди испугалась, не зная, что и думать. Она вновь попыталась успокоить расшалившегося малыша, поглаживая живот рукой, но тот словно решил «побегать» за все сутки своего бездействия. Толчки и удары становились все сильнее. Мэдди начало казаться, будто ее кто-то избивает изнутри. Вдруг все затихло. Мэдди чувствовала, как по лбу у нее катятся капли пота, которые на щеках смешиваются со слезами. Она не знала, что думать, и, как оказалось, это незнание пугало ее больше, чем проблемы выбора. Спокойствие длилось недолго. Ее живот резануло болью, словно кто-то ткнул в него раскаленным ножом. Изнутри. Потом еще и еще. И все это сопровождалось странными икающими звуками. Подумав о них так, Мэдди вдруг поняла, что нет, они не похожи на икоту, они напоминают чавканье. Она поняла это, и бешено колотящееся от боли сердце на мгновение дало сбой, потому что Мэдди отчетливо представила, откуда они берутся. «Джекки ест меня изнутри», — подумала она. — Он умер за эти сутки, а теперь восстал и ест меня». Эта мысль пришла как вспышка, вместе с новой режущей болью, которая теперь не проходила. «Прокусил», — поняла Мэдди и закричала. Ступор осознания прошел, и боль взорвала ей внутренности. Мэдди упала на пол, прижимая руки к животу. Справа она почувствовала твердую круглую выпуклость. Голова? Спина? На фоне непрекращающейся боли все равно ощущались новые резкие приступы. В шоке Мэдди представила, как ее маленький Джекки — ее мертвый Джекки — открывает свой беззубый ротик и начинает изнутри поедать плаценту, бывшую его «домиком» на протяжении многих месяцев, и матку. Отсутствие зубов не мешает малышу. Сначала он беспомощно возит нижней челюстью изнутри, но потом все-таки умудряется прокусить. Околоплодные воды смешиваются с кровью. Крича и плача, Мэдди трясущимися руками попыталась нажать на твердую выпуклость. Она не знала, чего собиралась этим добиться, потому что, насколько она помнила, мертвецов нужно расчленить, чтобы упокоить. — Пожалуйста, пожалуйста, Джекки… — причитала она. — Господи, Джекки… Но ни Джекки, ни Бог ее не слышали. Мэдди почувствовала, как между ног у нее становится мокро, но определить, моча это или кровь, не могла. Боль накатывала волнами. Икающий, нет, чавкающий звук становился все громче. Перед глазами Мэдди все плыло, но момент, когда Джекки проел ее живот, она увидела. Кровь брызнула в стороны. Поначалу рана была слишком маленькой, Мэдди видела тонкие окровавленные пальчики, которые показались из нее. Чавканье возобновилось. Из ее живота появилась голова Джекки. Она была непропорционально большой, как у всех младенцев. Волосы Джекки прилипли к коже и были сплошь покрыты кровью и чем-то зеленым. В помутившемся сознании Мэдди возникли чьи-то слова о темных околоплодных водах и о том, что это плохо для ребенка. Голова протиснулась сквозь рану. Новорожденный не смог бы удерживать ее вертикально, но мертвый Джекки мог. За головой показались руки. До Мэдди донесся запах фекалий. Он никогда у нее не ассоциировался с внутренностями людей, но сейчас так пахло из ее живота. «Прогрыз кишечник, дерьмо льется в живот», — отрешенно подумала Мэдди. Боль занимала всю ее голову и тело, поэтому остальные мысли приходили медленно, словно из другого мира. Мэдди протянула руку к Джекки, дерганно вылезавшему из ее живота, и погладила его по испачканной щеке. Она не ошиблась. Это был мальчик: маленькие яички и пенис покачивались между ног. Его белесые глаза посмотрели прямо на Мэдди, та улыбнулась. — Я была права, — прошептала она. — Рожать придется дома. С днем рождения, Джекки. Мэдди закрыла глаза под чавкающие звуки. «Мать должна заботиться о питании новорожденного», — это была ее последняя мысль.