Кости убитого

Кагами не любит такие дела. Ему удобнее общаться с родственниками: они привычны, они печальны. С жертвами не то чтобы сложнее, сложнее с уже мертвыми, потому что они не плачут, они уже одной ногой в новой жизни, эта для них давно случившееся прошлое. И ощущение от них неприятного холодка, осознания, что и после смерти ничего не закончится и придется еще помучиться. Напротив него за столом сидит один из таких призраков. В этот раз вежливый — ждет, когда детектив закончит с завтраком, а заодно позвонит на работу – предупредить, что опоздает. Сложнее, чем привыкнуть к тому, что люди умирают, было то, что они потом являются к Кагами посреди завтрака и смотрят выжидательно своими безучастными глазищами. Хотя в последнее время Кагами не так везло, привидения, теряя после смерти всякое понятие о личном пространстве, могли нагрянуть к нему в туалет или ванную, разбудить посреди ночи и требовать вот прямо сейчас исполнить их последнюю просьбу; зачастую грозились проклятием. Зная, что проклинать они не могут, обычно Кагами поворачивался на другой бок, накрывал голову подушкой и пытался выспаться перед работой. — Что, опять? — отзывается трубка раздраженным голосом Хьюги, его начальника. На фоне — автомобильные гудки; тот тоже, похоже, задержится. — На этот раз прорвало кран на кухне, — у Кагами, пытающегося улыбаться, нервно дергается уголок рта. — Я только сантехника дождусь, и пулей на работу. Сегодня же нет вызовов. — Обычно, когда у тебя в очередной раз прорывает кран или засоряется унитаз, появляется какое-то дело и у отдела… Хорошо, чини свой кран и приходи на работу. Но заявление на те часы, что ты будешь его чинить, я тебя написать заставлю. Хьюга же первым нажимает сброс, будто Кагами будет это оспаривать. Призрак сидит напротив него и не шевелится. На нем школьная форма, с него не стекает вода и не капает на пол кровь. Если бы Кагами не привык к своим способностям, мог бы принять его за человека. Он откладывает телефон на кухонный стол, после чего допивает залпом кофе, отставляет чашку и вздыхает: — Я слушаю. Парень напротив наконец оттаивает, усаживается поудобнее, отводит глаза и, сложив руки на столе, как прилежный ученик, начинает: — Меня зовут Куроко Тецуя. Мне нужна ваша помощь. — Я так и понял. Ко мне еще не приходили, чтобы поинтересоваться моими делами или здоровьем. Валяй, пацан, что стряслось? — Дело в том, что я не знаю, где мое тело. И родители тоже не знают… Я пытался найти его сам. Потом пытался с помощью другого духовидца… но вы ведь детектив, у вас лучше должно получиться. — Вообще-то, я обычно трупы не ищу, если не по делу. — Простите, я понимаю, что это отнимет у вас время, но, говорят, вы помогаете. Понимаете, для моих родителей я ведь просто пропал. Знать, что я умер, тяжело, конечно, но это лучше, чем представлять себе, что я еще жив и кто-то может делать мне больно… мама думает, что меня похитили. Надеется на это, потому что тогда я для нее еще живой, и боится этого. — Ясно. А ты не можешь идти дальше, пока мама волнуется. Ладно, Куроко, рассказывай, как ты умер. Несчастный случай, суицид? Призрак снова мнется, вместо того, чтобы выразить радость, что его делом займутся, после секундной паузы выдыхает: — Меня убили. И от неожиданности даже подскакивает, когда ударяет кулаком по столу Кагами. — С этого надо было начинать! Кто, когда, где? — На самом деле, это не имеет значения. Мне неважно, накажут их или нет. Это был просто несчастный случай. — Сказал бы, что не понимаю вас, призраков, с вашим миролюбием, но как-то я уже привык. Это были твои друзья? — Нет, — отвечает Куроко, отрицательно мотнув головой. — Я не знал этих людей. *** — Знаешь, Кагами… Я хотел сегодня дома отсидеться, но тебе же на погоду насрать, твои дела требуют спешки, будто мертвым дело есть, как скоро с ними разберутся, — Аомине заглядывает в папку с фотографией, которую Кагами прихватил в управлении, забежав в другой отдел. Аомине можно назвать напарником Кагами, хотя до определенных событий вместе они не работали и Аомине только здоровался с ним в коридорах управления, и то под настроение. С пропажи Куроко прошло полгода, отмечает для себя Кагами. — У меня все равно не было дел. У тебя, кстати, тоже. Будто сосредоточившись на работе, Аомине из папки вычитывает вслух: — Без вести пропавший. Возвращался домой из школы после занятий в клубе. Ну да, этот парк ему по пути. Я услышу какую-нибудь пикантную историю или как всегда? Кагами, не глядя, пытается ударить в бок, но Аомине уворачивается. — Будь добр, заткнись, он еще тут. — Это случилось на стритбольной площадке, — не смутившись, припоминает Куроко. — Любишь баскетбол? — с интересом спрашивает Кагами. — Да он, блин, мертвый. Хватит с ним флиртовать. Мертвый, понимаешь? — Да. Я занимался в баскетбольном клубе в школе. — Распасовщик? — со знанием дела кивает Кагами. — И как, хорошо получалось? — Не то чтобы… Поэтому я и уходил на площадку тренироваться дополнительно, — Куроко снова смотрит в землю, в уже опавшие гниющие листья. Его убили по весне, когда еще только появлялись на деревьях почки, в первые учебные дни второго класса старшей школы. Не сказать, чтобы Кагами привык к посещавшим его призракам. Скорее, он выдыхал с облегчением, если это были отжившие свое старики, но иногда ему попадались и дети моложе Куроко, и не все они умерли своей смертью. И все же, он старался провести черту между собой и этими гостями, иначе рисковал совсем впасть в депрессию. В жизни было совсем не так, как в кино: убийцы чаще оставались безнаказанными. Часто полиция и вовсе пыталась обвинить во всем заведомо невиновного, больше заботясь о статистике раскрытых дел, чем о правосудии и безопасности улиц. И все же, Кагами с его способностью был надеждой узнать правду. Сам он подозревал, что циником Аомине больше притворялся, ухватившись за Кагами как за шанс сделать еще что-то полезное как полицейский. Но сейчас происходило то, чего Кагами не любил — из обычного прохожего, чужого ему человека, Куроко становился кем-то более привычным, проявлял характер. Кагами познакомился с ним, когда Куроко уже умер, и старался воспринимать так, будто Куроко был мертвым всегда, но стритбольная площадка, упоминание баскетбола как бы доказывало — нет, этот парень мог бы еще жить и жить. — Даже если ты никому не хочешь портить жизнь, — возвращается к делу Кагами, — получается, что узнать, куда тебя спрятали, мы сможем только у тех, кто тебя убил. Я ведь не могу перерыть весь парк в поисках твоего трупа. Куроко задумывается ненадолго, кивает, соглашаясь с выводом. — Вот и славно, — кивает Кагами. Аомине тут же оживляется, прекращает осматриваться кругом, бросает довольно: — Отлично, готов сотрудничать со следствием. — Школьная форма – бело-голубая с гербом. Герб не рассмотрел. У одного светло-пепельные волосы, лохматый. У самого высокого кулон на шее в виде клыка. Они не хотели меня убивать. Они просто напугать думали, но завязалась драка, и… — И теперь твои родители не знают, где труп их сына, — заканчивает Кагами, но тут же жалеет о сказанном. — Я упал и ударился головой, — будто это может оправдать кого-то, прибавляет Куроко. То, с чем Кагами еще не может смириться за свою практику — хрупкость человеческой жизни. — Кагами, ты же понимаешь, что в суде нельзя будет сесть на место свидетеля, размешать кровь лягушки со слезами гадюки и вызвать в зал невидимого потерпевшего, который будет вещать через тебя? — Куроко не хочет, чтобы их сажали. Точнее, ему все равно, его не это интересует. Он хочет, чтобы родителям вернули тело. Мира для себя и для них, понимаешь? — Какой уж тут мир, когда убийца сына на свободе, — Аомине широко зевает, не прикрыв рот. — Оно все повязано. Они не станут показывать, где тело, если не поймут, что им уже не отвертеться. Иначе они бы его и не прятали. Это ж не просто запутавшаяся шпана. Иначе они бы сбежали, бросив труп тут же, в парке. А раз они его припрятали, значит, были в состоянии рассудить, что так будет безопаснее. Куроко хмурится, смотрит на асфальт, поджав губы, и Кагами видит, как он решается на арест убийцы, но Куроко так ничего и не прибавляет. *** Аомине по своим каналам ищет зацепки несколько дней. За это время Куроко практически поселяется в квартире Кагами, работая будильником по утрам и просматривая с ним вечерами фильмы или спортивный канал. Кагами старается с ним не разговаривать, воспринимать как новую мебель или взятого на передержку кота, и Куроко не навязывается. В прошлом месяце вот был навязчивый призрак. Шумный блондин-модель, с разрезанными запястьями. Он всюду оставлял за собой кляксы крови, болтал без умолку. Он тоже не хотел искать своих убийц, а чтобы Кагами доказал его семье, что это не было самоубийством, что с его стороны было бы верхом неблагодарности покончить с собой. Кагами несколько раз спросил, уверен ли он, но парень только кивал и тут же начинал шумно рассказывать про маму, про сестер, школьных друзей и переходил на ничего не значащую ерунду. Тот парень знал заказчика убийства. Может, потому и не просил его ареста. Когда вмешательство Кагами в это дело заметили, к нему заглянули двое, объяснившие, что дальнейшее расследование будет стоить ему карьеры, а может, и жизни. Блондин тогда суетился больше, чем Кагами, извинился и собирался уходить, но собранных материалов было достаточно. Для родственников, а не для суда, а большего тому призраку и не нужно было. Тогда Кагами с удивлением понял, что семье парня и в самом деле было важнее узнать, что это не было самоубийством, чем наказать виновного. До него снова был странный парень. Высокомерный, даже после смерти он отказывался разговаривать с Кагами, только таскался за ним по пятам, поправляя сползающие очки, будто после смерти они были ему нужны. Когда Кагами не выдержал и взорвался, спрашивая, что этому типу от него надо, тот снова ткнул в переносицу, поправляя оправу, и выдал спокойное: «О, так ты меня все-таки видишь?». Призрак хотел, чтобы Кагами пробрался в его дом и выбросил одно из писем вместе с папкой бумаг, чтобы не копались. Кагами даже думал отказаться и взялся только потому, что тогда пришлось бы терпеть этого типа еще дольше. Письмо не было любовным в полном его понимании. Этот человек писал своему близкому другу, и пытался на бумаге через признание объяснить свои чувства и разобраться в себе. Письмо он не собирался отправлять изначально. И вот теперь не хотел, чтобы его кто-нибудь прочитал. Папку с бумагами Кагами сжег, не открывая. Но это был еще не самый раздражающий гость. Оскар за самого ужасного призрака взял парень с гетерохромией, который пришел к Кагами так, будто на работу его принимал и готов щедро заплатить. Этот оказался сыном главы крупной корпорации, даже после смерти решал дела бизнеса и хотел, чтобы отец отказался от слияния компаний. И вовсе не потому, что был убит по приказу главы другой корпорации. *** — Ваш напарник видел меня, — однажды вечером припоминает Куроко, и Кагами так спохватывается, что едва не роняет турку с кофе на пол. За последние два дня было несколько вызовов и дел на работе прибавилось, с Куроко Кагами заговаривал только дома. — Кто? Киеши тебя видит? — переспрашивает Кагами, вытаращившись на сидящего за столом Куроко. Тот отрицательно мотает головой: — Я говорю про Аомине-сана. Кагами успокаивается, возвращается к чашке для кофе. На холодильнике расклеены вырезки, фотографии нового дела, на столе несколько отпечатанных листов. Умственная работа ему всегда дается сложно, но именно в этом отделе Кагами может помогать своим призракам. — Аомине не мой напарник. Хочешь сказать, что сам ты живых от мертвых не отличаешь? Куроко обдумывает эти слова какое-то время, пока Кагами следит за его реакцией. Получается предсказуемо — призрак смущенно опускает глаза к столу, хотя, казалось бы, он с Аомине в одинаковом положении. — Он не похож на умершего, — как бы извиняясь, говорит Куроко. И замолкает, не продолжая тему, потому что Кагами берет со стола один из листков. Отпивая кофе, Кагами продолжает сам: — Я никому не говорил про то, что общаюсь с привидениями. Иначе я бы не работал в органах и сидел бы в психушке. Аомине убили при исполнении - он знал информацию, которая могла помочь делу. Уже после смерти он узнал, что… Я могу ему помочь. Уходить не спешит, он мне теперь сам помогает. — Аомине-сан хороший человек, — кивает Куроко, который знает, как на той стороне сильно тянет сделать хоть что-то, но не оставаться привидением. — Мм. Не знаю, — правильно поняв его, замечает Кагами. — Он все говорит, что свалит, как только его квартиру сдадут кому-нибудь. А пока ему есть где жить — будет присматривать за грудастыми дамочками. — Но ведь он это только говорит, — замечает Куроко, будто пытаясь оправдать Аомине. Кагами, конечно, уже не читает, а только делает вид, что очень занят, чтобы не продолжать разговор. Он знает, что Куроко прав. Он помнит, как выдал себя перед Аомине — утром поздоровался с ним, как обычно, будто тот был еще живой. Кагами также спросонья не отличил его от призрака, просто думал, что у человека плохое настроение, но как оно могло быть хорошим, если ночью Аомине убили. И тогда Кагами стал для него надеждой. Насколько Кагами было известно, Аомине никого из знакомых больше не посещал, ограничился общением с призраками. Аомине при жизни не производил впечатление добросовестного работника, но не смог расстаться со своей профессией даже после смерти. Возможно, так он все еще чувствовал себя живым. С такими способностями Кагами мог бы стать лучшим детективом в истории, ведь у кого еще узнать правду, если не у мертвых. Но, во-первых, не все задерживались на этой стороне, а во-вторых, свидетельства призрака не принимались в суде, к сожалению. В некоторых фильмах мир был настолько населен призраками, что их казалось больше, чем живых людей, на самом же деле видимый Кагами мир был только чуть-чуть более обитаем, чем видимый другими людьми. Куроко никуда не отлучается. Если его нет в комнате — то он в соседней. Он по-прежнему соблюдает хороший тон — не появляется в ванной или туалете, не возникает перед Кагами до завтрака. Здоровается с заглядывающими к Кагами духами, и, наверное, предлагал бы им и чаю, будь это возможно. Из Куроко-призрака, что попросил найти его тело, он превращается в Куроко Тецую, ученика первого класса старшей школы, который любит баскетбол и тренируется после занятий в кружке, потому что хочет играть лучше. — Ты все еще любишь баскетбол? — спрашивает Кагами, заметив, с каким интересом смотрит матч по телевизору его домашний призрак. Куроко кивает, не отрывая завороженного взгляда от экрана. Кажется, спроси его Кагами: «Ничего, если на обед будет ощипанный голубь?» Куроко бы тоже кивнул, но ответ был ясен и по этой заинтересованности. А все же разговор Кагами продолжает уже во время рекламы: — Я думал, баскетбол оставил у тебя неприятные воспоминания, потому что связан с твоей смертью. — Я же говорил, что это была случайность, Кагами-кун. Сам баскетбол мне ничего не сделал. Напротив, лучшие моменты жизни связаны именно с ним. — Случайность — поскользнуться в душе… Неужели не понимаешь? Вот они обнаруживают, что ты не дышишь. Понимают, что их посадят, и, взвалив твое тело на плечо… Кагами замолкает. Дело даже не в том, что он-то живо представляет себе эту картину. Просто он чувствует какую-то другую ненависть к этим людям, поступившим так подло. Видимо, именно потому, что Куроко из мальчика-с-фотографии или призрака-просителя стал для него чуть более родным всего за неделю совместной жизни. Куроко как-то умудряется обходить острые углы их сожительства, и Кагами ловит себя на мысли, что был бы не против продолжать жить вот так вот. И даже живой Куроко не причинял бы ему беспокойства и был прекрасным соседом. Кагами мог бы готовить на двоих. Куроко все еще смотрит на него, ждет, и тогда, чтобы как-то себя оправдать, Кагами кивает на экран: — Реклама закончилась. — Как думаете, кто победит? — вернувшись к матчу, спрашивает Куроко. И Кагами понимает, что даже не помнит, кто именно играет сегодня. *** — Есть один парень… Ну не то чтоб парень, из наших, в общем. Говорят, он видел, что в тот вечер случилось, но слишком пугливый, чтобы показаться. Второй день ловлю. Давай, Кагами, тоже сделай что-нибудь. Кагами как раз в это время чистит зубы, готовясь ко сну. Он слишком привык к тактичности Куроко, и потому поначалу даже пытается возмутиться со ртом, полным пены, а потом наклоняется к раковине сплюнуть. — Я просил его подождать, — раздается из-за двери. — Но Аомине-сан слишком разогнался. Я не успел его остановить. Кагами вытирается полотенцем, лишь бы не смотреть на Аомине, когда тот громко отвечает оставшемуся за дверью Куроко: — Ничего страшного, мы друг к другу уже привыкли. — Нихера подобного, — бубнит Кагами. — Сейчас твоего призрака ловить будем? — Ночью? В парке? Кагами, ты ж не ребенок, знаешь, что мы не только ночами шляемся и не только в заброшенных домах обитаем. — А чего мне ночью в парке бояться, когда я в компании двух призраков? — Двух? Я бы на твоем месте его дома оставил. Нечего его снова на место своей смерти тащить. — Он так и так всегда за мной ходит. Кроме ванной и туалета, — с нажимом добавляет Кагами, но Аомине намек пропускает мимо ушей. — Давай завтра. Нет, послезавтра, а то я сегодня его спугнул уже. — Как всегда все испортил, — делает вывод Кагами. Аомине хмурится: — Заткнись вообще. Без меня ты бы просто сидел на жопе перед телевизором и ждал, когда тело всплывет само. Кагами даже не понимает, что именно плохого в такой тактике. То, что Куроко будет волноваться за родителей? Что те останутся в неизвестности относительно судьбы своего сына? А потом понимает, что по идее Куроко должен вносить дискомфорт в его жизнь. А получается наоборот – он самый спокойный и уютный из всех призраков, что посещали его квартиру. *** — Уйдешь сразу после того, как родители успокоятся? — Кагами долго подбирает эти слова, чтобы они звучали как можно мягче, а в итоге все равно получается совсем не то, что хотел выразить. Он даже не уверен, слышит ли его Куроко, ведь когда Кагами ложится спать, тот перебирается в гостиную, на диван напротив огромного окна. В молчании проходит секунда, другая, потом они сыплются горохом на голову, но все это время — тишина. Ответ звучит настолько неожиданно и потусторонне, что Кагами даже подскакивает на кровати. — Да. Куроко теперь стоит у двери в спальню, эдакий гость, оставшийся у него на ночь, которому теперь не спится. Кагами хочется откинуть уголок одеяла и пригласить его греться вместе. — А вы хотели бы, чтобы я остался? Кагами кажется, что вопрос этот, заданный спокойным ровным голосом, укоряет его. У призраков свой мир и своя правда, и просить Куроко остаться – все равно, что обрекать его на муки. Но и ответить нет Кагами уже не может, поэтому поворачивается спиной, тоже вроде и не обрадовав, а предупредив: — Скоро все закончится. *** Кагами ранним утром в парке чувствует себя нелепо. В это время люди обычно делают пробежку или выгуливают собаку, он же приперся сюда в полицейской форме ловить призрака. Оставалось только одеться в комбинезон и повесить механический рюкзак на спину. — Парень пугливый настолько, что, кажется, напомни ему, что он давно умер, и он помер бы еще раз от страха, — шутит с хмурым лицом Аомине, потирая руки. Куроко держится за их спинами, и хотя он молчит — Кагами чувствует, что ему не по себе в этом парке. Кажется, чтобы показать место, с которого следует начинать поиски, он долго морально готовился, а теперь совсем раскис. — Что он в этом парке забыл? — мрачно интересуется Кагами, осматриваясь. Сам парк — часть леса, с этой стороны облагороженная, с лавочками, асфальтом и фонарями, но вглубь начинаются тропинки, нет уже никакого освещения, да и в целом ощущение, что можно встретить дикого зверя больше белки. Именно в эту часть парка и ведет их Аомине. Кагами не может смотреть по сторонам, он все время оборачивается на Куроко. Ему кажется, что Куроко холодно, ведь он в легком школьном пиджаке, с открытым горлом, а сам Кагами уже кутается в шарф, и даже в перчатках никак не может согреть руки. — Его тоже где-то тут убили? — Да нет, его машина сбила где-то у школы. Но тут народу меньше, поэтому он тут прячется. Мне сказали, что он с месяц в какой-то пещере просидел, потому что видел, как кого-то тут убили. Не факт, что твоего друга, но все-таки стоит спросить. Листья шуршат и топорщатся только под ногами Кагами, и этот одинокий шорох делает утро еще более тоскливым. Сегодня у Кагами выходной, но поиски грозят затянуться до самой ночи. К тому же Кагами никогда не ориентируется в лесах, и к наступлению сумерек вполне может заблудиться. А потом Куроко останавливается. Аомине, не заметив этого, идет дальше, хвастаясь, что вот как-то попалось ему дело… Кагами тоже останавливается, окликает. Куроко смотрит в сторону озера, и Кагами уже ожидает, что там будет играть в мяч компания, убившая его, но у озера тихо и пусто. — Эй! Ну чего там? — останавливается наконец Аомине, но, проследив за взглядом Куроко, замечает что-то, ухмыляется: — А вот и он! Сакурай! Ты меня в тот раз не понял! Я ж не отстану, пока не поговорим! Кагами все равно никого не видит, только смутная тень от озера ныряет дальше, мелькает между деревьями. Зато реагируют почти одновременно Куроко и Аомине, бросившись догонять. Кагами делает несколько шагов к озеру, но как бы спотыкается, останавливается. Дело не только в том, что с их скоростью он двигаться не сможет, просто ему и не особо хочется, чтобы эта история заканчивалась. В нем вдруг просыпается эгоизм, и приходится потратить несколько секунд, чтобы взять себя в руки, собраться и хотя бы двинуться в ту сторону. Первым он замечает Куроко, и тот снова стоит, уставившись в одну точку. — Эй, вы его догнали? Или Аомине снова все испортил? — на ходу окликает запыхавшийся Кагами, и тогда Куроко, опомнившись, оборачивается, почти кричит: — Не подходите! Все это недолгое время, что Куроко жил у него, хвостом ходил за ним на работу, он никогда не повышал голоса, поэтому Кагами, опешив, останавливается, сам пока не понимая, зачем. — Почему? Что случилось, Куроко? Он сейчас впервые выглядит по-настоящему живым, кажется — это зазеркалье, и если руку протянуть, можно вытащить его снова на эту сторону. — Я не хочу, чтобы вы видели меня таким, — Куроко почти просит, пятится, будто что-то хочет закрыть своим телом, защищает что-то маленькое, бессильное. — Каким? — не понимает Кагами до сих пор, и Куроко приходится сказать вслух: — Мертвым. Кагами понимает не сразу — ведь он уже две недели видит Куроко мертвым в своей квартире, и даже если он ведет себя по-другому, живей он от этого не стал. И осознает, уже двинувшись в ту сторону и почувствовав, как холодком на глаза легла ладонь Аомине. — Дебил, что ли? Он привязался. Просит, чтобы ты на его труп не смотрел, ему стыдно… Я ж говорил, кончай с ним флиртовать, Кагами. Кагами не спорит, не пытается ни отвернуться, ни избежать этой руки. — Мне нужно позвонить, — предупреждает Кагами и, смирившись с темнотой перед глазами, достает телефон из куртки. *** Кагами уезжает в управление, не дожидаясь родителей Куроко. Там же ему приходится объяснять Хьюге, почему он, хотя и нашел труп, испортив себе выходной, не хочет вести это дело. Если бы Куроко хотел наказать виновных — Кагами бы взялся, даже рискуя сорваться на них. Как-то так совпало, что с исчезновением из его квартиры Куроко, практически на следующий же день, выпадает снег. Праздничный, пушистый, и, глядя в окно, Кагами ловит себя на мысли, что очень вовремя они закончили, ему отчего-то тоже становится не по себе, что кости Куроко могло заносить сейчас снегом, а он лежал бы там, практически в лесу, один. Парк находится достаточно далеко от его дома, совсем не по пути с работы, но именно туда заглядывает Кагами вечером после смены, потому что понимает — Куроко, который стеснялся докучать ему, который старался не лезть в личное пространство Кагами, не придет к нему снова в квартиру, чтобы не мешаться. Больше всего Кагами боится, что Куроко уже «ушел», потому что больше его здесь ничего не задерживает. Но Кагами ошибается — он является тем, что пока еще держит Куроко. Тем, из-за чего Куроко сидит на одной из лавочек у стритбольной площадки. Она пуста, покрылась снегом, под кольцом — небольшой снеговик, все так мирно, что это место даже не вызывает неприятного холодка от осознания, что полгода назад тут случилось убийство. — Давно ждешь? — спрашивает Кагами так, будто опоздал на свидание. Если в парке и есть люди — они далеко. Выгуливают собак по освещенным аллеям, к примеру. Тут же только он с Куроко. — Нет, — отвечает Куроко, наблюдая за тем, как Кагами отряхивает лавочку от снега, чтобы сесть рядом. — И долго бы ждал? Ведь я мог никогда больше сюда не прийти. Куроко молчит, глядя перед собой, на засыпанную снегом площадку. — Все равно уйдешь? — снова спрашивает Кагами прямо. — Знаешь… Я был бы не против, если бы ты остался у меня. Все равно у меня кроме привидений никого не бывает. — Я уже думал об этом, Кагами-кун, но все-таки… Можно сказать, что я не настоящий. Это тупик. Когда-нибудь появится кто-то живой, и мне все равно придется уйти. Так что… давайте не будем начинать? Кагами вздыхает, выпустив облачко пара, нагибается вперед, уперев локти в колени. Он тоже смотрит на площадку, думая о том, что может представлять себе Куроко. То, как тренировался тут после школы? Или тот вечер? Или как они с Кагами могли бы играть здесь вместе? — Лучше бы я вообще призраков не видел, — почти жалуется Кагами, вроде бы и не Куроко, так, мирозданию. — Не говорите так. Вы смогли помочь мне. Помочь Аомине. Мы смогли встретиться. Грустно — всегда лучше, чем ничего. Звезд почти не видно — на небе все те же снежные тучи, зато свет от белой земли поднимается к небу. Кагами не может попросить Куроко подождать его на другой стороне, потому что не может ему обещать, что умрет в ближайшее время. И они сидят молча, хотя Куроко должен был покинуть землю сразу после похорон, а Кагами пришел сюда специально для него. — Бошки бы поотрывал всем тем, которые «Мы не можем быть вместе, потому что живем в разных городах», или еще какой ерунды, — наконец произносит Кагами так, будто шутит, даже улыбнуться пытается. Губы Куроко подергиваются улыбкой, как водной рябью, и он кивает. Из туч снова сыплет перьями снега. Кагами чувствует, что это встреча последняя, и ему кажется, что он скорее превратится в еще одного снеговика, чем поднимется сейчас и уйдет.