Ох, блядь

— Ох, блядь, ох, блядь, — шипит Мартин. Удивительно, но это нисколько не помогает ему остановить кровь. У его ног осведомитель издает хрип, который никогда не должно издавать человеческое горло; но стоит признать, что оставаться человеком мужчине осталось недолго. Скорее уж... бывшим человеком. Был человек, а стал труп, и, скорее всего, никто даже не станет его оплакивать. Но человека можно заменить, а вот его информацию — нет. Мартин оглядывается через плечо, всматриваясь в неподвижные тени и ощущая покалывание в затылке, и лишь затем опускается на колени. — Да-да, все в порядке, успокойся, — нетерпеливо шепчет он, трогая грязную липкую ткань. Бессмысленно. Уже бессмысленно. И, будь проклята его собственная самонадеянность, он должен был этого ожидать. — Уверяю тебя, на самом деле все не так плохо, как выглядит. Вот сейчас я быстренько наложу тебе повязку, и ты сможешь получить свои деньги и убраться в Карнаку, или где там еще ты думаешь, что будешь в безопасности. Просто не теряй сознания. Давай поговорим о той информации, что ты мне обещал, а? Твои товарищи, эти... китобои. Их лидер. Расскажи мне о них. Мужчина издает булькающий звук, приглушенный маской, и Мартин сдерживает желание содрать ее и отвесить китобою пощечину, чтобы тот пришел в себя. — Прямо сейчас, если ты не против. Я проделал долгий путь ради этой информации, и я не собираюсь уходить без... ох, ты ж блядь, не смей вот так умирать! Теперь уже поздно ругаться. Поздно делать вообще хоть что-то, и остается разве что помолиться, но Мартин не может найти добрых слов для этого человека. Он вытирает пальцы о чистое местечко на чужой куртке и встает. — Ну, эта попытка все равно была обречена на провал, — сообщает он трупу. Тот не отвечает. Да в этом и нет необходимости — за спиной Мартина по гниющему полу стучат чьи-то шаги. Этого достаточно, чтобы все понять. «Глаза Чужого, ну ты и дурак, Тиг, — думает он и медленно поднимает руки с широко расставленными пальцами, показывая, что они пусты. Он не оборачивается. — Убийца никуда не уходил. Да и зачем ему? Зачем уходить, не взглянув в лицо тому идиоту, который думал, что сможет выкупить секреты у китобоя и беспрепятственно уйти?» — Добрый вечер, — произносит он вслух и думает, что его мама была совершенно права — ему стоило остаться на Морли и стать фермером. — Полагаю, я не смогу убедить вас, что я просто наткнулся на это тело по чистой случайности. — Ты можешь попытаться. Возможно, я даже тебя выслушаю — я не прочь посмеяться, чтобы поднять себе настроение, — во влажной, пропахшей плесенью комнате раздается шорох одежды. Мартин не двигается. — Нечасто я узнаю, что мои люди хотят продать меня Аббатству. — Всегда обидно, когда это случается. Но люди — это люди. Удивительно, как много можно купить за улыбку и целую кучу монет. Мартин вооружен, как и всегда. Два заряженных пистолета, несколько ножей, спрятанных в разных местах, проволока в одном кармане, бритва в другом. Он был готов справиться с китобоем, пусть и охваченным жадностью и купившимся на его сладкоречивые обещания. Ничего из этого сейчас не поможет. Мартин не мог бы захватить с собой ничего, что подготовило бы его ко встрече с самим главой китобоев. — Есть у тебя имя, священник? — говорит тот в сантиметрах от его левого уха. Мартин закрывает глаза: — Тиг Мартин, к вашим услугам. Родом из чудесных зеленых холмов Морли, и теперь я начинаю думать, что лучше мне было бы там и остаться. А вы? Я не ошибусь, предположив, что разговариваю с ассасином Даудом? — Это была легкая загадка. Куда сложнее будет убедить меня не убивать тебя. — Не думал, что вы собираетесь дать мне шанс убедить вас. Если уж вы не проявили подобной вежливости по отношению к императрице, то у вас нет причин предлагать ее мне. Тени молчат, но ощущение присутствия за спиной без предупреждения исчезает. Тиг открывает глаза. И давится испуганным вздохом: Дауд стоит перед ним — прямо перед ним — и этого не может быть. Не было шагов. Вообще никакого звука движения, да ему и не хватило бы времени пройти так далеко, и... «Возьми себя в руки, мужчина ты или нет! — с раздражением думает Мартин. — Ты знаешь, как это случилось. И что это значит. А он знает, что ты знаешь». — Дешевый трюк, — говорит он вслух. — Я должен был закричать от ужаса? Упасть в обморок тебе на руки? На это ты рассчитывал? Смех убийцы напоминает скрежет меча, доставаемого из ножен. — Странно. Я ожидал увидеть человека, до краев наполненного праведным негодованием. А ты еще даже ни разу не проклял меня. — Истинно верующие соблюдают Запреты и выполняют приказы, — сообщает ему Мартин. — Закостеневшие. Неменяющиеся. Опасаться нужно других. — Таких, как ты? Мартин позволяет себе слабую, но гордую улыбку. Да, сейчас он умрет. Но он проделал отличную работу и сумел забраться так далеко: кто еще из смотрителей может похвастаться тем, что сумел склонить китобоя к предательству? Такая рискованная игра требует тонкого расчета. — Может быть. Кто еще из смотрителей может сказать, что оказывался достаточно близко к Дауду, чтобы разглядеть его ничем не скрытое лицо? Многие пытались. Никто не преуспел. Ну, или, по крайне мере, никто не вернулся, чтобы сообщить о подобном достижении. Этот человек стал чем-то вроде монстра-страшилки, о котором рассказывают новичкам, чтобы проверить, будут ли они видеть кошмары. Еретик прямо у них под кроватью, так сказать. В реальности он ничем не похож на свои описания в историях, что о нем рассказывают. Не заметно ни клыков, ни когтей; он даже не удосужился измазаться в крови своих жертв. Лицом к лицу Дауд — всего лишь человек. Старше, чем Мартин, но моложе, чем Хэвлок. Даже глаза у него не черные. В любых других обстоятельства его можно было бы назвать привлекательным. Но в любых других обстоятельствах он не был бы собой. — Ты пялишься. Собираешься написать с меня картину? — спрашивает Дауд, и Мартин чувствует, как надежда вспыхивает у него в груди. Теперь он уверен, что где-то под кроваво-красной курткой прячется потрепанное чувство юмора. Сострадание или жалость подошли бы лучше, но и этот шанс можно использовать. — Безусловно, если ты того пожелаешь. Принеси мне краски, холст и мольберт, и я нарисую портрет, в котором тебя можно будет опознать с трудом и только с большого расстояния в полумраке, — пожимает плечами Мартин. — Признаю, у меня есть недостатки. К сожалению, неумение нарисовать даже вазу с фруктами — один из них. — И правда, к сожалению, — говорит Дауд и на мгновение превращается в размытое пятно. Он снова становится материальным в шаге от Мартина и недрогнувшей рукой направляет пистолет ему в лоб. Мартин чувствует, как дуло слегка царапает ему кожу, и понимает, что оружие в чужой руке не дрожит. И не дрогнет. Второй раз за вечер он рискнул и снова проиграл. Это раздражает. Но еще сильнее раздражает то, что Дауд дал ему надежду. А он и купился. — Ах, так вот как все закончится? Тогда стреляй, ты, ублюдок, — выплевывает Мартин. — Мне больше нечего тебе сказать, да я и так просто зря трачу на тебя силы. Ты все решил еще до того, как со мной заговорил — просто чтобы поразвлечься за мой счет. Он не ожидает смеха в ответ. Выражение лица Дауда не меняется ни на йоту. — Так значит, ты храбрый человек, да? Я так и думал. За свою жизнь я убил достаточно храбрых людей, Тиг Мартин, — ты не первый, и уж точно не станешь последним. — Нет? Тогда как насчет этого: ты когда-нибудь доводил человека до смерти от скуки? Потому что, пока мы тут болтаем, я смотрю в пропасть, и она манит меня. Чужой меня побери, о, как она манит. Застрели меня, это же так просто, иначе мне придется взять все в свои руки. Он ждет. Наблюдает за Даудом, который наблюдает за ним самим, и ждет. Это труднее всего, уж он-то знает. Раньше на Морли он ждал шанса сбежать оттуда. На поле боя он ждал приказа, что приведет его к гибели. — Поторопись, — тихо говорит он. — Я не буду умолять. У меня нет просьб перед смертью. Давай просто покончим с этим. — Раньше ты вспоминал про императрицу, — говорит Дауд. Его голос звучит так же тихо, как голос Мартина, но это не делает внезапную смену темы менее неожиданной. Сбитый с толку Мартин может лишь моргать. — Да, вспоминал. Тон Дауда становится непринужденным: — Они собираются добиться признания в убийстве от ее телохранителя. Но ты это и так знал, точно так же как знаешь, кого я имею в виду под «они». Я хочу признаться, смотритель: я следил за тобой. За тобой и за твоими друзьями. Лоялистами. «О, — думает Мартин, — значит, это конец. Мы думали, что мы так осторожны и незаметны, но он знает... и мы в заднице. Простите, адмирал. В следующий раз он придет за вами, и вы ничего не поймете, пока не станет слишком поздно. Если вы вообще поймете хоть что-то». — Жизнь скучна без заговоров, — отвечает он безразлично. — А ведь у нас было столько планов. Освободить телохранителя, спасти наследницу, исцелить чуму и разобраться с Чужим. Хотя, может, это уже говорит лишь мое честолюбие. В любом случае, ты меня поймал. Я не буду извиняться. Половину нынешних проблем этого города можно списать на тебя, но мы надеялись, что мы сможем решить их все. — Та еще надежда. Дауд отходит назад. Пистолет на мгновение пропадает из поля зрения Мартина и появляется снова, уже в кобуре на поясе. Происходящее не имеет смысла. Только... может, все-таки имеет. Может быть, только лишь может быть, что-то важное происходит здесь и сейчас. — Он может не оправдать ваших ожиданий, — внезапно заявляет Дауд. — Что? — Телохранитель, Аттано. Я убил его императрицу, и я видел его глаза. Он был сломлен уже тогда, а все эти месяцы в Колдридже вряд ли улучшили его состояние. Не рассчитывайте, что он окажется тем, кто вам нужен. Возможно, он больше станет мешать, чем помогать вам. «Дауд, ах ты ублюдочный предатель, — думает Мартин с внезапным восторгом. — Берроуз все еще считает, что ты его верный ручной пес? Когда ты успел устать от него?» — Мы рискнем, — говорит он. — Сломленный или нет, но он захочет мести. Ему нужно будет лишь дать цель и направить в сторону врагов. Готов побиться об заклад, что ударит он без промаха. — Планируете направить его и в мою сторону? — в тоне Дауда нельзя различить ничего, кроме легкого любопытства. Очевидно, он не слишком обеспокоен тем, что Аттано, возможно, захочет убить его. Скорее всего — захочет убить его, учитывая обстоятельства. С другой стороны, однажды Дауд с ним уже справился. — Тебя нет в наших планах. Мы знаем, какие границы лучше не пересекать, и если ты не имеешь ничего против нашей задумки... Дауд пожимает плечами: — Не имею. — Отличная новость, — Мартин позволяет себе улыбнуться. Его больше не волнует пистолет на бедре у Дауда или другие, что наверняка есть у него под курткой. Они больше не враги. — Конечно, ты мог бы сказать это с самого начала, не заставляя меня смотреть в лицо собственной смерти... но, думаю, это было бы не так забавно. Кажется, Дауду нечего сказать в ответ. Мартин хотел бы верить, что ему немного стыдно за обман, но это маловероятно. Мир не настолько справедлив. Уж точно не по отношению к нему. — Ты и дальше собираешься за мной следить? — спрашивает он, устав от тишины. — Да, — ровно говорит Дауд. — Не думай, что теперь я тебе доверяю, смотритель. И не допускай ошибки, считая меня союзником — у меня свои планы, и я не собираюсь тратить свое время на ваш мелкий заговор. Но я буду наблюдать за вами — надеюсь, вы не станете совершать глупостей. — Ну, не стесняйся заглядывать в гости, если что. Можешь зайти выпить или, допустим, обменяться информацией. Мы можем быть... — Мартин осекается, заметив взгляд Дауда. Слегка неуверенный. Как будто, он не может понять, что происходит. Замечательно. — ...полезны друг другу. Ведь у нас нет причин не получать удовольствия от рабочих отношений, верно? Он готов поклясться, что у Дауда слегка расширяются глаза. — Не рассчитывай на это, — отвечает он после долгой паузы, и Мартин легко кивает. — Поверь, я не смею и мечтать... — он поднимает голову и понимает, что Дауда здесь уже нет. Быстрый взгляд через плечо позволяет понять, что в здании тоже пусто. Только одинокий смотритель и остывающий труп на полу. Мило. — Ублюдок, — говорит он на тот случай, если кто-то еще слушает. — Я не собираюсь прибираться тут за тобой. Он уходит тем же путем, которым пришел, — не получив ожидаемой информации, но обогатившись... чем? Не совсем союзником. По крайней мере, еще не союзником. Но это еще, возможно, изменится. Мартин может узнать человека, переживающего кризис веры (каждый день он видит его в зеркале и сумеет распознать это чувство в любом). Толчок в правильном направлении, и рухнет вся крепость. Никто не сможет его упрекнуть, если он решит попробовать. Они с Даудом еще увидятся, в этом он уверен. Пришло время подумать, как лучше воспользоваться этим новым преимуществом.