Чистая ненависть

-Ты просто жалкий ничтожный эгоист, которого не заботит ничего, кроме своей собственной шкуры. Ты трус прячущийся за влиянием папочки и за юбкой у своей мамы. В тебе нет ничего хорошего, поэтому ты никого не любишь. Твои шлюхи спят с тобой, рассчитывая на что-то, а ты просто поднимаешь свою самооценку каждый раз. Ты ничего не знаешь о любви, так что не смей говорить ничего обо мне и Гарри или обо мне и Роне. Ты просто жалок, хорек. Ненавижу. Вот что отчеканила она, глядя ему прямо в лицо, и на ее собственном разлился румянец ярости, отвлекая внимание от сверкающих яростью глаз и сжатых кулаков, так что ногти до боли впивались нежную кожу ее ладоней. -Сука, — прорычал Малфой. — Какая же ты тупая грязнокровная дрянь. Не смей никогда даже упоминать моих родителей своим грязным ртом. Открывать его позволительно только на уровне ширинок твоих дружков. Вообще не понятно почему, но Малфой всегда заводился от своих собственных слов больше, чем от слов Грейнджер. Он не мог и не хотел представить, как она опускается на колени перед Поттером или Уизли и расстегивает брюки, но упорно продолжал: -Посмотри на себя, ничтожество. Если тебя не трахают даже эти двое недоносков, то никто никогда не клюнет на это убожество. Лучше для тебя было бы просто сдохнуть на этой войне. Не трахают. Не трахают. Скажи мне, Грейнджер, что они не трахают тебя, иначе меня просто разорвет прямо здесь от того, что кто-нибудь мог касаться тебя, а я не могу. Чертова грязнокровка, не молчи. — Ублюдок, — выплюнула Грейнджер и ее глаза наполнились предательскими, непрошенными слезами. — Чертов ублюдок. Неясно, как этому ненавистному хорьку всегда удавалось вывести ее из равновесия, почему он всегда знал куда надавить, чтоб она стояла плача перед ним, не в состоянии ответить. Волны ярости нахлынули на нее вместе со слезами и невозможностью выдавить из себя ни звука. Почему она, Гермиона Грейнджер, пережившая войну, видевшая смерти людей, терявшая своих друзей, героиня войны, занимавшая теперь пост старосты девочек, стояла полуприсевши и оперевшись о стену, захлебываясь слезами, перед этим недоноском, надеясь, что он просто уберется отсюда, получив что хотел? Малфой не собирался уходить. Плачь, Грейднжер, плачь громче, плачь для меня. Раз это единственное, что ты можешь сделать для меня. Он смотрел, как содрогаются ее плечи, как она закрывает рукой рот, чтобы он не слышал ее рыданий, как с ее глаз стекают струйками слезы и понимал, что это расплата. Расплата за все разы, когда она наталкивалась на него в коридорах, опьяняя удушающим запахом своих волос и не давая возможности касаться к ним. Расплата за все едкие словечки, которые она глотала от него не расплакавшись. Расплата за то, что ни разу не отрицала, что кто-нибудь из ее дружков трахает ее. Расплата за ее грязную кровь, за чертову грязную кровь, которая мешала ему дотрагиваться до нее. Расплата за всю эту идеальную гриффиндорскую Грейднжер, что не давала ему почувствовать простой, чистой, рафинированной ненависти без чего-либо еще. Всесильная Гермиона Грейднжер сдалась, она вдруг стала слабой, не сумевшей постоять за себя, дурой. И от осознания того, что Малфой победил, что угадал, как ей хотелось бы умереть на войне вместо всех тех людей, как не хочется быть героиней этой страшной ненужной войны, непотребной героиней, которая ничего не может изменить, у нее вдруг обмякли ноги и она сползла вниз по стене, оставаясь сидеть в таком положении, подвернув к себе ноги. -Чего уставился? Ты победил, доволен? Убирайся. Внутри Малфоя разгорался пожар, он не мог смотреть на эту побежденную слабую Грейнджер, хотя раньше думал, что именно это ему и нужно. Она расплатилась сполна, получила по заслугам, эта грязнокровная сука получила по заслугам. Чего же ты стоишь, Малфой? Зачем продолжаешь смотреть? И почему все в тебе воет от ярости? Ты получил, что хотел. Пора уходить. Но вопреки этому Драко Малфой сделал резкий шаг вперед, схватил Гермиону Грейнджер за плечи и поднял немного над уровнем пола, уставившись ей в глаза. Его резко обдало запахом ее кожи, запахом этой непростительно грязной крови, сводящим его с ума. -Что ты со мной делаешь, Грейнджер? , — прорычал он, глядя ей в лицо и так резко прижал ее своим телом к стене, что она выдала слабый вздох. Она молчала, опустошенно смотря мимо него. Столько раз ей снилось это. Столько раз ненавистный Малфой сжимал ее руки в этих снах, столько раз наваливался на нее всем телом, столько раз заставлял ее извиваться под собой. Как давно она начала накладывать заглушающие заклятия на дверь своей спальни, чтобы он не слышал в соседней комнате, в комнате старосты мальчиков, как она стонет его имя и просыпается в слезах, ненавидя себя за это. Ее шею обдало жаром его дыхания, губы Малфоя приблизились к ее уху: -Сопротивляйся, Грейнджер. Пожалуйста, сопротивляйся. Да, оттолкни меня Грейнджер, иначе ни за что не смогу оторваться от тебя. Оттолкни меня, Грейнджер, иначе я перейду черту. Его слова подействовали мгновенно. Гермиона толкнула его в грудь, но она была слишком слабой, чтоб оттолкнуть его. Он схватил ее руки и завел над головой, прижимая их к стене одной рукой. — Пусти меня, Малфой, -сказала она тихо. -Ни за что. И его губы накрыли ее в страстном требовательном властном поцелуе. Зубами Малфой прикусил ее нижнюю губу. И тело Гермионы Грейнджер немедленно выгнулось навстречу. Его язык проник в рот девушки, требовательно заполняя его своим присутствием, и она застонала. Свободной рукой он проник под ее блузу и, слегка опустив бюстгальтер, схватил пальцами набухший возбужденный сосок, легко сжавши его, вырывая из ее рта еще один стон. -Да, стони для меня, Грейнджер. — выдохнул он в распухшие алые губы Гермионы. А затем отпустив ее руки, подхватил за ягодицы, заставив ногами обхватить его талию и еще сильнее впечатывая ее в стену. Руки девушки нырнули в его мягкие платиновые волосы, и она притянула его голову к себе, требуя еще одного поцелуя, врываясь своими мягкими податливыми губами в жесткое властное пространство его рта. Гермиона сжала ноги, еще сильнее, прижимаясь к нему, и внизу живота взрывной волной разлилось тепло и влажность. Малфой глухо зарычал в ее губы. Напряжение в члене становилось болезненным, он хотел немедленно насадить ее на себя и двигаться пока не сойдет с ума. Парень обхватил руками ее ягодицы под юбкой и начал сжимать их с такой силой, что Гермиона вскрикнула. Его губы спустились на шею девушки и Малфой поцелуями и покусыванием начал доводить девушку до исступления. Она громко застонала, и Драко рефлекторно потерся, напряженным до предела членом, о ее промежность через ткань трусов. -Ах, Драко, — простонала она. Тело Гермионы свело судорогой от желания, она начала расстегивать пуговицы его рубашки, прикасаясь длинными теплыми пальцами к его рельефному торсу. Малфой схватил ее рубашку и дернул с такой силой, что пуговицы посыпались в разные стороны. Они быстро высвобождались от лишней одежды. Ловко расстегнув лифчик девушки и отбросив его в сторону, Малфой припал губами к груди Гермионы и лаская, целуя, кусая ее соски, заставлял ее стонать и с новой силой прижиматься к его паху. — Черт, Грейнджер, как охуительно ты двигаешься. Он опустил ее на ноги и, быстрым движением, разорвав ткань трусов и задрав юбку, снова поднял ее за ягодицы. Герминона трясущимися пальцами начала расстегивать брюки, освобождая болезненно напряженный член. Когда член Драко Малфоя уперся в насквозь мокрую промежность Гермионы и, после некоторого промедления, скользнул внутрь, девушка тихонько вскрикнула. -Никто до меня… Никто не касался тебя до меня, — возбужденно рычал Малфой, медленно двигаясь внутри замершей от неожиданности Гермионы. И осознание этого заставило Малфоя кончить просто от того, что он был внутри нее, едва потершись об стенки ее влажного скользкого влагалища. Он громко застонал в ухо Гермионы, содрогаясь всем телом и запрокидывая голову назад. Едва отдышавшись, Драко опустил голову, чтоб посмотреть на растерянное, заплаканное, все еще возбужденное лицо Гермионы и мягко вышел из нее, срывая с губ стон разочарования. Они так и замерли. Недоумевающий тяжело дышащий парень и впечатанная в стенку, обхватившая его ногами, возбужденная девушка. Смотрели друг другу в глаза. Пока Малфой не отрывая от себя Гермионы, не в двинулся в сторону стола, стоящего в гостиной старост. Он мягко опустил девушку на стол, а потом, пристально смотря ей в глаза, начал опускаться на уровень ее промежности. Начиная целовать ее бедра и живот, опускаясь все ниже, раздвигая ее ноги, Малфой вдохнул ее запах и скользнул языком по клитору. — Вкусная. Какая ты вкусная, Грейнджер. Стоны Гермионы разносились по гостиной старост, она двигалась навстречу горячему рту Драко Малфоя, несвязно выкрикивая его имя. Когда стоны стали громче, а движения быстрее, Малфой вдруг остановился, вынудив Гермиону недоуменно застонать, и серьезно посмотрев ей в глаза, сказал: — Скажи мне, что ты моя. Он медленно провел языком по промежности еще раз, девушка застонала. — Скажи мне это, Грейнджер, черт тебя дери, — глухо прорычал Драко вновь начиная вылизывать девушку. Такого, измученное тело Гермионы Грейнджер, не могло терпеть долго, и после нескольких минут, она вся напряглась. Готовясь получить самый мощный в своей жизни оргазм. -Твоя. Я твоя, Малфой. И на мгновение сознание разлетелось, растворилось в полном блаженстве. -Хорошая девочка, — сказал Малфой, поднявшись и поцеловав ее легким невесомым поцелуем в губы. После чего достал палочку и, подчинив всю свою одежду, оделся. Подняв с пола ее палочку, он протянул ее все еще находящейся в состоянии шока Гермионе. — Одевайся, скоро ужин. Гермиона пришла в себя от этих слов и, зарывшись руками в волосы, опустила голову, произнося: -Что же я наделала? — Ничего особенного, просто стала моей