Надежда

Гвиртин отыскал в прибрежном песке плоский камешек, размахнулся и отправил его в полет над серо-зеленой морской гладью, дышащей ледяным спокойствием. Камешек запрыгал, оставляя круги на воде. Плесь… плесь… плесь… плесь… Он посмотрел по сторонам, ища, куда бы сесть. Выбрал большой валун в нескольких шагах от кромки прибоя и сел, подстелив плащ. Со стороны поселения доносились музыка и смех. Там провожали уходящий год последние непокоренные жители Белерианда, чьим пристанищем стал остров Балар. Фалатрим из Бритомбара и Эглареста, синдар из Дориата, нолдор из Гондолина и Нарготронда, горстка воинов Дома Феанора, примкнувших к защитникам Гаваней, несколько эдайн. Гвиртина ждали на празднике, но ему не хотелось туда идти. Настроение у него было абсолютно не праздничным. Поэтому он сидел здесь и метал камешки в морскую даль. Плесь… плесь… плесь… плесь… плесь… Внезапно следом за его камешком по воде заскакал еще один. Даже не оглядываясь, Гвиртин догадался, кто пришел его искать. — Хочешь встретить новый год прямо здесь? — голос Лоссэ, прозвучавший у него за спиной, подтвердил его догадки. — Если ты встретишь его вместе со мной, то хочу, — Гвиртин подвинулся, давая ей место на расстеленном плаще. — А куда я денусь… — Лоссэ села рядом с ним и обняла Гвиртина. Несколько лет назад, в самый страшный день своей жизни, они ушли на палубу корабля фалатрим с залитого кровью причала Гаваней. Держась за руки и твердо зная, что с этой минуты останутся вместе навсегда. — Ты предаешься унынию, — заключила Лоссэ, внимательно посмотрев на него. — Этого вообще никогда делать не надо, а сегодня этого делать не надо особенно. Сегодня самое время радоваться, что мы благополучно прожили уходящий год, и надеяться, что грядущий будет еще лучше. Так что рассказывай, какие тяжелые мысли тебя гнетут. Я придумаю, что с этими мыслями делать. Гвиртин собирался предаваться унынию и дальше, но гнетущими мыслями все же поделился: — С тем, что благополучно прожили, я согласен. А вот грядущее вызывает у меня большие опасения. Особенно после того, что мы увидели и узнали во время своих походов… Было это через полтора или два месяца после того, как уцелевшие жители Гаваней перебрались на остров. Гвиртин вместе с Лоссэ заканчивал обустройство их нового дома, когда в дверь постучали. На пороге стоял остроносый темноволосый эльф с худощавым обветренным лицом. — Меня зовут Каранор, — сказал гость после того, как Гвиртин обменялся с ним приветствиями и пригласил войти. — Когда-то я был разведчиком в войске Хитлума. А ты, насколько я знаю, когда-то был стражем границ Дориата. — Был, — вздохнул Гвиртин. — Только где теперь наши с тобой королевства? — Королевство — это ведь не только сам король, земли, дворец и все прочее, — ответил Каранор. — Это еще и его народ. Мы живы, война не закончилась, а я уже достаточно просидел без дела в Гондолине после Нирнаэт Арноэдиад и потом здесь, на Баларе. — И? — Гвиртин никак не мог понять, куда он клонит. — Я ищу тех, с кем могу отправиться на разведку. Для начала к устьям Сириона, а если все сложится удачно, то в другой раз можно будет и Фалас навестить. — Толку-то в этой разведке, — пожал плечами синда. — Сил противостоять Врагу у нас все равно больше нет. — Война не закончилась, — упрямо повторил Каранор. — Любые знания о том, что происходит сейчас в Белерианде, могут пригодиться. Не знаю, как именно и когда, но могут. Поверь моему опыту. — А что говорит король? — Гвиртину тоже не хотелось сидеть без дела, но затея казалась ему слишком уж рискованной. — Гиль-Галад знает о твоих планах? — Король не возражает. Кирдан готов дать нам корабль с командой. Дело лишь за тем, чтобы набрать желающих. Сомневаться в мудрости предводителей не приходилось. Но все же риск выглядел неоправданно высоким. — Дай мне хотя бы день на размышления, — предложил Гвиртин. — Ты ведь не собираешься отправляться в поход прямо сейчас? — Не собираюсь, конечно. Размышляй, — Каранор, встав из-за стола, надел свой серо-зеленый плащ. — Я приду завтра. Лоссэ за все время их разговора не проронила ни слова. Стоило только гостю сказать «отправиться на разведку», как мир вокруг нее исчез. Не было пахнущих свежим деревом стен маленького, но уютного домика, не было кровати под пестрым одеялом, не было стола, за которым сидели они втроем, не было тихого потрескивания огня в очаге. Огонь был, но совсем другой. …догорают руины Гаваней Сириона, и дым, уже не поднимающийся в небо, а стелющийся по земле, настигает ее, куда бы она ни пошла, лезет в нос, в глаза, в рот, заставляет поминутно кашлять и отплевываться. И слезы неудержимо льются из глаз — то ли от дыма, то ли оттого, что она никак не может отыскать его. Раненые. Кто-то в сознании, кто-то без чувств. Она вглядывается в искаженные болью лица, пытаясь разглядеть знакомые черты. — Вы не видели Гвиртина? Целитель из Гаваней, чудом выживший в кровавом безумии сегодняшнего дня, поднимает на нее взгляд, не прекращая туго бинтовать голову очередному воину: — Нет, Лоссэ, его здесь нет. Она бежит дальше. Еще раненые. И еще. И среди них его нет. Убитые, которых собирают и складывают в одном месте. Пестрое разнообразие одежды защитников города, одинаковые черно-красные наряды Дома Феанора. На их лица Лоссэ смотрит, надеясь не увидеть знакомых черт. Видит тех, кого знала хорошо, и тех, с кем за все время жизни в Гаванях едва перекинулась парой слов. И тех, кого помнит еще по Химрингу. Холодеет от ужаса этого узнавания, но еще больше — от предчувствия того, что следующим окажется он. Нет, здесь его тоже нет. Эру Единый, где же он? Она подбегает ко всем, у кого темные волосы и кто одет по-синдарски. Нет, не он. Его нет ни среди мертвых, ни среди живых, и отчаяние сжимает Лоссэ ледяной рукой, заставляя ее сердце бешено колотиться. Где он? Остался лежать в развалинах какого-то дома? Вдруг он ранен, и для спасения его жизни дорога каждая минута, а его до сих пор не нашли? Или… Нет, эту мысль Лоссэ гонит от себя. Никаких «или». — Лоссэ, ты ищешь Гвиртина? Вон он, рядом с государем Эрейнионом. В самом деле, на причале, перед Гиль-Галадом и Кирданом, стоит Гвиртин. Оборванный, с лицом в копоти, со слипшимися от засохшей крови волосами, но живой. И ледяные пальцы отчаяния разжимаются.  — Не пущу, — сказала она тоном, не признающим никаких возражений, как только за Каранором закрылась дверь. Гвиртин посмотрел на нее с недоумением. — Что с тобой, радость моя? Я же еще никуда не собрался. — Я слишком хорошо тебя знаю. Ты непременно согласишься. А я однажды уже мучилась, не зная, жив ты или погиб. Не хочу мучиться снова, ожидая твоего возвращения. Гвиртин обнял Лоссэ за плечи и поцеловал в макушку. — Ну что ты! Я сказал, что подумаю — вот и подумаю. Погоди расстраиваться. Лоссэ и в самом деле слишком хорошо знала Гвиртина. Спустя еще неделю она стояла среди других эльфов на причале, глядя вслед удаляющемуся кораблю разведчиков. И чувствовала, что если сейчас кто-нибудь о чем-нибудь спросит ее, то она не сможет ответить, не расплакавшись. «Од-на, од-на, од-на», — стучали в висках безжалостные молоточки. Конечно, на Баларе у нее было множество просто знакомых, хороших знакомых и друзей, старых и новых. Совсем одна Лоссэ бы не осталась. Но знакомые и друзья были знакомыми и друзьями, а Гвиртин был Гвиртином. Ощутив мягкое прикосновение к своему плечу, Лоссэ обернулась и увидела опирающуюся на деревянную трость эльфийку в длинном светло-синем платье, какие носили женщины-фалатрим. Гаэрлинд, жена Каранора. До Нирнаэт Арноэдиад она вместе с ним была разведчиком в войске Хитлума, после битвы они оказались в Гондолине, а когда город пал и выживший народ Тургона пришел к устью Сириона, то перебрались на Балар к Гиль-Галаду. — Ты Лоссэ, невеста Гвиртина? — спросила Гаэрлинд. Лоссэ кивнула, по-прежнему не в силах ответить. — Я Гаэрлинд. Каранор — мой муж. Раньше был еще и моим командиром. — Д-да, я знаю, — хотя бы это удалось выдавить без слез. Еще Лоссэ знала, как знали все жители острова, почему Каранор — больше не ее командир, почему Гаэрлинд не отправилась с ним в этот поход, и почему она опирается на трость. Во время битвы за Гондолин ноги Гаэрлинд придавило рухнувшей стеной дома. Правую спасти удалось, левую — нет. Ниже колена ее заменяла искусственная, вырезанная из дерева. — Я тоже первый раз остаюсь ждать. Никогда раньше не ждала, — бывшая разведчица грустно улыбнулась, и тут Лоссэ не выдержала. Нисколько не стыдясь того, что с причала разошлись еще далеко не все, что вокруг полно народа, она ткнулась носом в грудь Гаэрлинд и зарыдала. — Ш-ш-ш… — жена Каранора осторожно погладила ее по волосам. — Успокойся. Наши обязательно вернутся. Все до одного целые и невредимые. — Откуда ты зна-а-аешь? — жалобно протянула Лоссэ, поднимая мокрое от слез лицо. — Я знаю своего мужа, — твердо ответила Гаэрлинд. — А еще я знаю, что он уверен в каждом из тех, кто поплыл с ним. Так что вытирай слезы и пойдем. Будем ждать вместе. Гаэрлинд оказалась права — из похода к устьям Сириона все вернулись целыми и невредимыми. Потом Каранор еще не раз предпринимал подобные экспедиции. Они побывали на всем побережье Белерианда до самого Виньямара, пользуясь легкостью и небольшой осадкой кораблей Кирдана подымались вверх по Сириону, Нарогу и Неннингу, осторожно углублялись дальше на сушу. Стычек с врагом старались избегать, в бой вступали только в самом крайнем случае и всегда следили, чтобы никому из слуг Моргота не удалось сбежать за подмогой. Смотрели, слушали. Старались отыскать тех, кто еще жив и кто еще не сдался. Им открывалась безрадостная картина. В леcах Оссирианда все еще скрывались лаиквенди, в Бретиле — немногочисленные эдайн Дома Халет. На Амон Эреб было убежище сыновей Феанора, из которого Маэдрос, Маглор и их воины время от времени совершали рейды, продолжая свою бесконечную и безнадежную войну со всем миром. Множество эдайн по-прежнему жило в Хитлуме, но они платили дань вастакам, запертым в Краю Туманов вместе с ними, подчинялись им и не помышляли о восстании. Каранор разговаривал с теми смельчаками, что рисковали выбираться из Хитлума. — Вас же тысячи! — убеждал их разведчик. — Я много лет прожил бок о бок с хадорингами. Вашим предкам всегда было не занимать доблести. Неужели вы не сможете прогнать смуглолицых? Смельчаки слушали его, кивали, с удовольствием вспоминали подвиги Хадора, Хуора и Хурина, а потом грустно вздыхали, что вот если бы у них сейчас были такие вожди… Или если бы король Гиль-Галад прислал в Хитлум войско. Тогда бы они сразу поднялись. «Уходи и не возвращайся, разве что придешь ты с большими силами» — с горечью вспоминал Гвиртин повесть о детях Хурина, сложенную погибшим Дирхавалем. Халадин из Бретиля были не прочь повоевать. Они даже досаждали Врагу нападениями в меру своих скромных возможностей. До тех пор, пока Морготу это не надоедало, и он не отправлял против них большой отряд. Тогда халадин прятались в глубине лесов, где орки не могли отыскать их, и таились там до тех пор, пока большой отряд не уходил. Через несколько месяцев снова выбирались из чащоб и все повторялось. Для серьезной войны их было слишком мало. Лаиквенди уничтожали орков, забредших в Оссирианд (благо те доходили до долины Гелиона редко, и было их мало), но о какой-то войне за пределами их земель и слышать не хотели. Однажды они встретились с Маглором и Маэдросом. Говорить с ними Каранор отправился сам. Помимо Гвиртина, среди его разведчиков были и другие, имевшие крупные счеты к сыновьям Феанора. А среди живущих на Баларе таких было еще больше. Однако Каранор все равно пообщался с братьями. Вернулся мрачнее тучи, на вопросительные взгляды товарищей ответил кратко: «Они не будут сражаться вместе с нами». Еще оставались гномы в Эред Луин. Но никто из эльфов даже представить не мог, как можно уговорить суровое племя детей Ауле еще раз поддержать их после неудачи Союза Маэдроса и истории с Наугламиром. А потом, в последнем своем походе, из которого разведчики вернулись незадолго до конца года, они увидели войско Ангбанда. Не самое большое, посланное для того, чтобы в очередной раз устрашить халадин. Каранор вместе с Гвиртином и еще парой воинов, притаившись в зарослях на склоне холма, считал сотни едущих всадников на варгах, шагающих пехотинцев и стрелков. После, когда враги скрылись вдали и улеглась поднятая ими пыль, переглянулись. Все было понятно без слов. Моргот по-прежнему с легкостью мог выводить на битву несметные полчища, и все союзы Гиль-Галада с кем бы то ни было не стоили ровным счетом ничего. Их все равно задавили бы числом. — Веришь, я с того самого дня закрываю глаза, и вижу эту орду, — невесело закончил Гвиртин. — Воевали столько лет. Мы, Финголфин, Фингон, Тургон, сыновья Феанора, люди, гномы. Сами гибли тысячами, врагов истребляли сотнями тысяч. И все зря. У Моргота сил ничуть не меньше, а то и больше — кто знает, каких тварей он вырастил у себя в подземельях? — Гвиртин-Гвиртин, чудо ты мое, — Лоссэ ласково взъерошила ему волосы. — Ну вот скажи мне, неужели непременно надо думать об этом в канун нового года? — А это он у Каранора научился, — появившаяся будто бы из ниоткуда Гаэрлинд подошла к ним, припадая на искусственную ногу, и устроилась на камне. — Тот перестает думать о войне только когда я его одергиваю. — Неправда, — Каранор, возникший так же неожиданно, сел рядом с женой. — Я способен думать еще о множестве самых разных вещей помимо войны. — Вы знаете, — задумчиво произнес Гвиртин, глядя на них, — все хочу спросить, как вам удается приходить и уходить так бесшумно. Супруги переглянулись и рассмеялись. — Многовековой опыт… — ответил Каранор, вернув своему лицу серьезное выражение. — …которому не в силах помешать даже отсутствие конечности, — закончила Гаэрлинд. — У меня тоже многовековой опыт, однако же все равно не получается вас выследить. — Да куда дориатской пограничной страже до хитлумской разведки! — хором произнесли оба и снова рассмеялись. Гвиртин хотел было сказать что-то в защиту дориатской пограничной стражи, но их прервала Лоссэ. — Раз уж вы здесь, помогите мне что-то сделать с Гвиртином, чтобы он хоть сегодня не думал о том, сколько в Ангбанде орков, и не впадал из-за этого в уныние. — Да мы, собственно, и пришли, чтобы увести вас на праздник, — Каранор встал и протянул Гаэрлинд руку, помогая ей подняться с камня. — Лоссэ права, Гвиртин. Давай хоть сегодня забудем о войне. — Ну, если уж вы все настаиваете, — Гвиртин наконец-то улыбнулся. — Тогда идем праздновать. Темнеет уже. — Ребята… — Лоссэ взглянула на небо, и застыла, не в силах отвести взгляд. — Гляньте-ка… Они глянули и тоже застыли. На западе ярким волшебным светом пылала новая звезда. Все четверо узнали этот свет. Как узнал бы его любой, кто хоть раз видел творение рук Феанора. — Да ведь это же наш Камень, — произнес Гвиртин, заворожено глядя на звезду. — Но как? — Эльвинг? — предположила Лоссэ. — Мы ведь так и не знаем, осталась ли она жива. — Или Эарендиль, — добавила Гаэрлинд. — Может быть, он нашел ее. Вот только кому под силу поднять Сильмариль в небеса? — Валар, — ответил Каранор. — Выходит, кто бы это ни был, он добрался до Валинора. А значит… — Аута и ломэ… — прошептала Гаэрлинд. — Я тоже это вспомнил. А ведь и вправду… — Да, лучше и не скажешь… — И в самом деле… Слова Фингона, сказанные перед Битвой Бессчетных Слез. Ночь отступает.