Три слова

На Русальную неделю бабам работать неможно – ни стирать, ни шить, не рукоделить. Да и ежели кто пахать на поле пойдет, у того всю рожь градом побьет, и голодом тот всю зиму просидит. Словом, нечего и начинать. Себе дороже выйдет. А что надо в это время делать, так это девок да парубков на поля выгонять, пусть меж берез ходят, песни поют да русалок уговаривают к людям подобрее быть да поласковей. Чтобы и в реку не топили никого да и не щекотали до смерти, а чтобы вместо того поля колосились и земля богаче родила. Токмо следить надобно, чтобы в одиночестве никто не ходил по лесу да около реки, утопят русалки, как есть утопят, утащат под воду себе на потеху, людям на горе. Пошли девицы в ентот год в Гряную неделю всю ночь в березняке около костров хороводы водить, лошадей запрягать да костры жечь. Да и вьюноши за ними, а как то ж иначе. Песни петь начали, еще из деревни не выйдя, в полтора десятка голосов – всю деревню перебудили, от мала до велика все из избенок выскочили провожать. Красиво поют – заслушаешься. В сумерках предрассветных рубашки у девок белеют. Рубахи-то длинные, почти по земле волочатся, а у иных и волосы не короче одежды. Косы пораспускали, идут, солнце призывая. Днем, как цветы распустятся, у кажной да у кажного в волосах венки будут из васильков, ромашек да барвинков. А до той поры ноги босые у всех от росы мокры будут, а одежда от утреннего тумана сырая. Те, что мал-мала меньше вслед подросткам глядят завистливо и любопытно, а те, кто постарше - бабы да мужики семейные - с умильством смотрят, свою молодость вспоминая. А кончается Русальная неделя днем Купалы, когда цветущий папоротник найти можно. И все ищут, а как же. Кто цветок папоротника найдет, тому счастье будет великое, дом – полная чаша, богатство да здоровье на все времена. Только искать нужно в ту самую ночь, не раньше да не позже, иначе беда случиться может великая. Только время от времени находится тот, кто решает обмануть судьбу и заранее найти бутон колдовской травы, готовый зацвесть. Так и в ентом поколении нашлась девица, что решила схитрить и цветок тот найти. Лада, Жданова дочка, к вечеру, как через костер прыгать пошли, отстала от остальных, кустик за кустиком, деревце за деревцем – оторвалась от прочей гурьбы, направилась прямо в лес на поиски. Не сразу ее хватились, но все ж обнаружила ее пропажу Малушка, подружка ее сердешная и самая близкая. Всех всколыхнула на поиски, нехай пропадет девка ночью в лесу. Лада лицом пригожа была, первая красавица на деревне – такую русалки из зависти изведут, сами и прикасаться не будут – отдадут лешему, твари злобные, и дело с концом. Всю ночь ее деревенские искали, криком кричали, аукали – не отзывалась. Наконец под утро, как рассвет занялся, Малушка отчаялась. Решила сама от людей уйти, в одиночестве подругу поискать – вдруг и ее русалки поймают, тогда хоть узнает, что с Ладой сталось. Пошла куда глаза глядят, да и вышла к озерцу, камышом на мелководье заросшему. Испугалась сначала, ибо молва ходила, что тут-то и есть самое русальное место; в озере этом их еще больше, чем в реках водилось. Но виду не подала, что боится, продолжила идти. Вдруг видит – под деревом Лада стоит, и на нее внимания не обращает. В руках цветок какой-то невиданный держит и глаз от него оторвать не может. Сробела Малушка, но все же подошла к подружке, тронула ее за плечо и рядом встала. Лада тогда к ней обернулась, да с таким счастливым видом, какого никогда у нее не было. Набросилась тогда Малушка на нее с вопросами, где та всю ночь пропадала, да что с нею приключилось. И поведала Лада девушке, что решила она найти цветок заветный, что на ночь Ивана Купалы сорвать нужно. Малушка подивиться хотела, нешто это он в руках у Лады, да прервать рассказ не посмела. А та меж тем описала, как добралась до зарослей папоротника и принялась бутон шукать. Искала, искала, да никак он ей не попадался. Готова она уже сдаться была, как услышала где-то неподалеку пение, да такое прекрасное, что забыла вмиг про папоротник да про приметы Иванова дня, пошла на голос и вышла к этому самому озеру. И увидела там, как на берег из воды выходят девы невиданной красы, все в рубахах до пят, в длинные волосы кувшинки вплетены. Хоровод ведут и поют так, как и птица Сирин не может. И голоса у них такие чистые да высокие, что и описать невозможно. И осмелилась тогда Лада к ним из-за деревьев выйти, и улыбнулась ей та девица, что была краше всех и рукой поманила к себе. Поняла Лада, что то русалки, но не испугалась нисколько. Всю ночь проплясала она с ними, а когда заря занялась, та, что к хороводу Ладу позвала, с ними навсегда остаться предложила. Как ни хотелось Ладе не расставаться с озерными певуньями, да отказалась она. Знала, как отцу больно придется, ежели она сгинет, да и подружек деревенских бросить не могла. Тогда обняла ее на прощание русалка да поцеловала крепко. И протянула ей цветок, какого краше нет на всем белом свете. Распался хоровод, и ушли русалки к себе в озеро, во дворец подводный. Не знала Лада, сколько времени провела на берегу, на цветок глядя, пока не нашла ее Малушка. Вот что поведала девушка подружке, да и отправились они назад, в деревню. Только с того дня Лада заскучала. Раньше главной запевалой была – а теперь и не поется ей. Бывало, первая танец начнет – а нынче и не танцуется. Хохотушкой была – а стала грустна словно Царевна-Несмеяна. Только на заре выходит на околицу, смотрит вдаль, да к груди цветок прижимает, что русалка ей дала. Стали слухи ходить меж людьми, будто сглазили ее али прокляли. Всякий начал замечать, что меняется Лада. И не только нравом своим, но и внешностию. Раньше-то румяна была, кровь с молоком, губы алые, руки крепкие – а теперь истончилась будто, побледнела, сквозь белу кожу вены проглядывают. О прежней живости только глаза и напоминают. Те-то сини и глубоки как омуты, в такие долго смотреть крещеному человеку боязно. Тосковала Лада всю Русалью неделю, из деревни не выходила, будто боялась чего-то. А как наступил неделе конец, в ночь на Ивана Купала, нежданно отправилась вместе с остальными в лес гулять. Нарядилась во все новое да праздничное, на голову венок нацепила, и, казалось, прежней стала. Боле всего тому Малушка радовалась. Гуляли девушки, смеялись да песни распевали. А к полуночи внезапно вдвоем у того озера оказались. Смотрит Малушка – и видит, что Лада вновь бледна, словно неживая вовсе. Лунный свет на нее падает, и она оттого будто светится. А в волосах цветок русалочий, за неделю не увядший. И говорит она тихим голосом, что пришло им время прощаться. Чувствует, что не может среди людей больше жить, ночь с русалками проведя. Зарыдала тогда Малушка, начала упрашивать подругу остаться. Но не слушала ее Лада, обняла только на прощание и крепко поцеловала. Наказала за отцом следить. А затем отпустила и направилась к воде. Кричала Малушка, умоляла остановиться, а сама и с места сдвинуться не могла, будто ее сила какая удерживала. Так и смотрела, как Лада шаг за шагом в озеро погружалась. И увидела, как сомкнулась над ее головой вода. И закачался на ней венок из пустоцвета, что прежде у Лады на голове был. И поплыла над водой песня чуть слышная, нечеловеческая. Вернулась Малушка в деревню под утро вся седая, еле могущая слово вымолвить. А сколько тело Лады, Ждановой дочки, искали после – так и не нашли.