Месть

Брисеида бежала. Бежала из последних сил, спотыкаясь и задыхаясь, прочь из огненной бездны. Словно загнанная лань, она временами оборачивалась туда, где пылал пожар, огромные струи дыма охватывали поверженный город, слышался девичий плач и довольный хриплый смех захватчиков-греков, пришедших в цветущую Трою, чтобы сеять смерть, насиловать юных троянок, захватывать новых рабов. По впалым щекам царевны катились невольные слезы отчаяния, бессильной ярости и боли за поверженный народ, которому было суждено гнить в цепях, подставлять исполосованные спины под плеть поработителей. Тяжесть одиночества невольно возвращала убитую горем девушку в те безмятежные дни, где казалось нет места войне, где Гектор обучал непутевого братца всем премудростям военного дела, а старый Приам смеялся, держа на руках улыбающегося, еще такого слабого внука, который со временем по примеру отца непременно бы стал хорошим воином. Брисеида вздрогнула, вспомнив застывший взгляд царя, смотревший в туманную бесконечность. От отца осталось только тело, тень же его теперь стояла на берегу реки Стикс, ожидая перевозчика Харона. Брисеида остановилась, нерешительно глядя на золотую статую Аполлона, покровителя Трои. Куда он смотрел? Почему позволил проклятым грекам безнаказанно резать троянцев? Царевна застыла, и, как в детстве, нерешительно, вслушиваясь стук собственного сердца, вступила на мраморные ступеньки храма. Внутри горели масляные светильники, плитки были заляпаны бурыми пятнами крови. Некогда самый богатый храм города был вычищен дотла жадными захватчиками. У одной из колонн дочь Приама заметила скрючившуюся фигуру жреца. Тот был уже мертв, смотря в пылающую огненным безумием даль застывшими, пугающе безразличными глазами. Девушка застонала, закрыла лицо руками. Видеть надругательство греков над своей Родиной не оставалось сил. — Брисеида! Услышала она за спиной голос, слишком знакомый, раздражающий до зубного скрежета. Елена, одетая в льняной хитон, с крупными локонами светлых, непослушных волос с испугом смотрела в лицо старой подруги. — Ты, ты погубила Трою, — юная жрица закричала, яростно размазывая по щекам злые слезы. — Вместе с моим глупым братом Парисом, пожри Цербер вас обоих. Повсюду стоны раненых, плач вдов и детей, свист плетей. — Прости, я не знала... Не хотела. Рука Елены легла на плечо несчастной. Та сбросила дружескую ладонь, отшатнулась в сторону. — Не знала? — Брисеида с ненавистью выплюнула последние слова. — А знала ли ты, каково быть изнасилованной тремя греками? Каково принадлежать тому, кто убил твоего брата? Ты и только ты виновата в смерти Трои. Елена пристыженно опустила голову, собиралась что-то сказать, но решительно настроенная царевна не собиралась слушать нелепых оправданий. Незаметно вытащенный из-за пазухи кинжал с позолоченной рукояткой довершил разговор. Раздался жалобный вскрик, на лезвие показалась липкая, казавшаяся черной при свете светильников кровь. Дочь Приама мрачно усмехнулась, безмолвно глядя на дергавшуюся под ногами в предсмертной агонии виновницу гибели ее Родины. Она знала, что сделала все правильно.