Льдинка

Завораживающий танец снежинок. Каждая – чья-то душа. Каждая – неповторима, затейливая вязь ледяных лучиков, прекрасна в своем холоде и первозданности. А еще – хрупкость. Стоит только выдохнуть и эти морозные красавицы растают, так и не долетев до земли. Впрочем, самой земли не видно – толстый слой снега заботливо кутает уснувшие камни, а легкий пока что ветер играл красавицами-снежинками. Белые, длинные волосы – то ли седые, то ли с самого рождения имеющие такой цвет. Ими тоже играл забияка-ветер, спутывая их еще больше. А хлипкий, тощий подросток не замечал этого – он уже научился не обращать внимания на такие мелочи. Острые кончики его ушек уже посинели, но мальчишка даже не кутался в свой шерстяной плащ – он уже не чувствовал холода. Озноб прекратился, да и потеплело как-то странно. Еще немного и он уже совсем забудется, наблюдая за снежинками. Тонкие, негнущиеся пальчики ослабнут настолько, что ветер, придумав очередную проказу сорвет с его плеч плащ. Ему оставалось совсем чуть-чуть. Слабое сердечко вот-вот остановится, замерзнув навсегда. Знаете что происходит, когда эльф умирает? Он превращается в ледяную статую. Памятник самому себе, так сказать. Вот и здесь, в горах, совсем рядом с пиком Серебряного Сокола, будет стоять такая ледяная статуя – маленький тощий эльфенок, в глазах которого навсегда застынет восхищение танцем мелких изящных снежинок… Все правильно – он пришел сюда умирать. - Что… Наршат тебя подери! – переход через горы был утомителен, даже для орка в расцвете сил. И все это по воле умирающего отца, которому вдруг взбрело в голову испустить дух там же, где он убил своего первого врага. Шеграт согласился конечно же, батя у него был о-го-го, с таким попробуй не согласись! Даже со старым и немощным – как даст в челюсть и сразу на все-все согласен. И даже на то, чтобы на руках его дотащить до капища. И даже на то, чтобы потом вступить с ним в поединок и… Его отец умер смертью настоящего орка. В бою, не выпуская из рук клинка… А он – Шеграт, доказал что он достойный сын… Только в сердце его сейчас было тоскливо и пусто. И хотелось завыть, словно снежный волк, запрокидывая голову, закрывая слезящиеся глаза, сжимая до боли кулаки. Отец его воспитал, вложил в его дурью голову все что сам знал, научил обращаться с клинком, заставил выучить все полезные коренья и растения, что росли в степи, даже отправил в город, в обучение к местному доктору, чтобы уму-разуму набирался… только когда он из города того вернулся, уже поздно было – бате ничем помочь нельзя было, дух еле-еле в теле держался, никакое лекарство тут бы не помогло… И вот теперь, уставший, скорбящий по отцу, злой на себя, орк шел обратно, уже еле-еле переставляя ноги, обутые в сшитые из шкур сапоги. То и дело проваливаясь в снег по колено, он сдавленно матерился, но уперто шел вперед – ему хотелось спуститься с горы до заката, а до этого, волки его задери, заката оставалось не так уж и много. Значит нужно было прибавить ходу и стиснуть покрепче зубы… Только вот не получилось – ругательство само собой вырвалось из его губ. Ледяной дух, не иначе! А эти твари безумно опасны – с такими не то что не сразишься, от них убежать не всегда можно. Делать нечего – остается только принять смерть достойно. Так… Так даже хорошо – он отца сможет увидеть. И уже тогда они вместе с ним, спина к спине пойдут против врагов, чтобы на века прославить свои имена, как достойных из достойнейших воинов… Ледяной дух не шевелился. Даже не смотря на то, что Шеграт не таясь подошел к нему почти вплотную. Даже не смотря на то, что клинок, извлекаемый из ножен лязгнул вполне себе воинственно и угрожающе. Даже не смотря на то, что осмелевший и удивленный орк не нашел ничего лучше чем свиснуть, привлекая к себе внимание. Ни-че-го. Этот ужас гор как стоял, так и продолжал стоять к нему спиной и не реагируя на провокации. И ладно бы орку смекнуть, что можно и удрать по-быстрому, так воинственность напополам с дуростью ударили в голову, ну и еще в одно место, на которое все и всегда ищут приключений… Орк подошел к Ледяному духу и сграбастал его за плечо – так, даже панибратски. Его лапа с темно-оливковой кожей, на которой были выбиты золотистые завитки ритуальной татуировки, казалась огромной по сравнению с этим хрупким плечиком, чуть припорошенным снегом. И… Неожиданно теплым. Шеграт ожидал почувствовать холод и твердость льда, а тут… Нет, этот, с позволения сказать Ледяной дух, имел наглость быть вполне себе теплым, если не сказать остывающим! А когда ветер подул особенно сильно и волосы этого нечто обнажили вполне себе заиндевевшее эльфийское ухо… Физиомордия орка сразу как-то вытянулась, одна бровь поползла на встречу с русыми волосами заплетенными в тонкие косички, левый глаз задергался от нервного тика… В общем, картинка была жизнеутверждающая. Кстати, нужно отдать должное орку – тот пришел в себя очень быстро. А как только пришел, то сразу же сгреб эльфенка в охапку, снял с себя меховую куртку и укутал в нее несчастного. Дальше – только безумная пробежка по горам, в результате которой Шеграт, таща на руках уже начавшего отогреваться эльфа, успел не только спустился с горы, но и сам не заметил, как почти дошагал до места их последней с отцом ночевки. Там они оставили часть вещей, чтобы легче было идти в гору… Если дождя не было, то повезет и можно будет быстро развести костер. А согреться было просто необходимо. И не столько ему самому, сколько этому замученному эльфу. Бывает такое, когда теряешь кого-то близкого, то можешь вдруг привязаться к кому-то, причем настолько сильно, что остается лишь удивляться… Так и тут – Шеграт и сам не понимал, почему хочет выходить эльфенка. Но зато знал точно – он его не оставит. Орк чуть нахмурил золотистые брови и заботливо провел тыльной стороной ладони по щеке своей находки. Тот в сознание до сих пор не пришел, зато был вполне себе теплым и даже больше не дрожал. Шергат порылся в своем заплечном мешке – там на счастье завалялось несколько корений, которые вполне могли помочь делу. Оставалось только вскипятить воду и мелко порезать эту дрянь... *** Морда чистилась хорошо, легко и с хрустом! Только если не вспоминать, что морда эта принадлежит сыну старейшины поселения. А так – ляпота! Аж нос хрустнул! Не у меня конечно, а у этого выродка… Нет, мне самому тоже досталось – глаз, преимущественно левый, уже начал заплывать, а пара косичек были нещадно выдраны, но это мелочи, не правда ли? Я ведь давно дал понять всем, что если какая-то собачья отрыжка осмелится обидеть мою Льдинку, то дело иметь будут со мной, с Шегратом. Поначалу, когда я только-только притащил эльфенка в поселение, то народ ох как потешался! А потом, ничего, привыкли, даже помогать ушастику стали – кто чем. Махгаш притащила шкур, да сшила рубаху теплую, чтобы дите не замерзло, Гхорг отрыл где-то мягкую замшу из которой я самолично сшил ботинки, народ периодически с охоты приносил не только мясо, но и ягоды. Один раз кто-то собрал малинки – так мой Льдинка такую истерику учинил, мол, ироды, с корнями кусты выдрали. А потом ничего, присмирел, кустики вокруг лагеря прикопал, пошептал что-то – теперь у нас этакий кустец на задворках – можно воспринимать как оборонительное сооружение. А что? Колючки такие, что подходить боязно, не то что сквозь продираться. А еще ягоды огроменные, на них теперь ос видимо-невидимо. Страх один да и только. Но старейшина ничего, посмотрел-посмотрел, головой покачал и одобрил. Мол, пусть народ витаминится. Малинка, эт, говорит, хорошо! И далеко, говорит, ходить не надо! В общем, так и живем потихоньку… Эльф несчастный правда долго в себя придти не мог. То и ясно – после такого-то! А еще он память потерял. Причем потерял от слова «совсем». Пришлось мне его учить, как ребенка – даже кормил первое время с рук. Ну а что? Притащил – значит заботиться нужно. Зато Льдинка все время рядом со мной – других он почему-то до сих пор сторонится. Хотя, оно и понятно почему – этот подонок, которому я сейчас рожу начистил, мое сокровище зажал в укромном уголке да снасильничать хотел! Представляете?! Убил бы… Но нет, не убью. Хотя бы потому что потом о Льдинке некому будет заботиться. Уж не знаю как так вышло, что я влюбился… Только я так могу вляпаться…втрескаться… Влипнуть короче. Эльф об этом кстати знает. Месяца два как уже. Знает и тоже любит – хотя, думаю эта любовь скорее как к старшему брату или к отцу, а не как… Мда, задача… Теперь вот что делать с ним – ума не приложу. Сил моих больше нет – я даже поцеловать это невинное создание боюсь, не то что… Да и не хочу осквернять я наши чувства – орки, они грубые, неотесанные… Он лучшего достоин, а не того, что могу предложить я… Льдинка нашелся в моем шатре. Дрожащий, забившийся под наше одеяло меховое – только кончик длинной белой косицы и торчал. Я вздохнул и опустился рядом с ним на колени, тихонько погладил одеяло. Одеяло тут же ожило, завозилось, а потом из него высунулась заплаканная моська моего ненаглядного. - С тобой все в порядке? – я как и обычно, провожу тыльной стороной ладони по его влажной от слез щеке – Он тебе ничего не успел сделать?.. – на него смотрю, аж у самого слезы на глаза наворачиваются. Как же так… До него дотронуться страшно же! - Ты успел вовремя… - он меня за руку взял, сжал, пальчиками своими тонкими, изящными, а у меня дыханье перехватило. - Прости меня… - Не извиняйся… То, что произошло дальше, не укладывалось в моей голове. Он! Мой ласковый, трепетный эльф поцеловал меня. В губы… Так по-взрослому, вовсе не трепетно и нежно… Да этот поцелуй обжигал и пьянил не хуже чем добрая кружка нашей медовухи! - Что ты… - договорить мне не дали, обхватив мое лицо ладошками и углубив поцелуй. У меня ж клыки! Поранится! Я попытался вывернуться, ну куда там! Льдинка развил активно-бурную деятельность и хоть как-то пошевелиться у меня не вышло. Видно моему мальчику все же навредила та мразь, иначе он бы себя так не вел… Он целовался так, что у меня начало темнеть в глазах, а способность хоть как-то оценивать ситуацию попросту испарилась. Мой малыш, мой любимый, мой Льдинка… Жаркий, настойчивый, страстный… Что же ты делаешь, окаянный? Я ведь не смогу остановиться, не смогу сдержать себя… Прекрати… Я взываю ко всем богам, которых только знаю, но те похоже на этот раз отвернулись от меня… Ну наоборот таки повернулись и наслаждаются зрелищем, извращенцы. А посмотреть было на что… Я повалил его на развороченные шкуры, как мог осторожно расшнуровал рубаху, а затем… Слаще его кожи нет ничего на свете. Я вылизывал его грудь, легонько покусывал затвердевшие крохотные соски, руками ласкал его живот, то и дело проводя по стройным ногам… Он стонал, тяжело дыша. Все что он мог сейчас, это гладить меня по голове, перебирая косички, то и дело достаточно ощутимо царапаясь. Но мне и это нравилось, распаляло еще сильнее… Потом я буду жалеть об этом, потом я возненавижу сам себя… Потом! Сейчас – шнуровка на его штанах расслаблена, теперь осторожно снять их, обнажая такие красивые ноги. Идеальные… А вот со своей одеждой можно не церемониться – через голову снимаю меховую безрукавку, что сделал с портками вообще не помню… А потом – ласкать-ласкать-ласкать… Языком, руками, губами… Я не хотел делать Льдинке больно, хотя овладеть им… Нет. Этого я не сделаю… Кто, собственно, меня спросит? Этот мелкий пакостник, судя по всему, готовил все это заранее. Ну, не все конечно, но… Как он умудрился перевернуть меня на спину – не знаю. Факт – мы, все перемазанные в масле, тяжело дышащие, возбужденные… Он сидит у меня на бедрах и трется своим членом о мой живот, мы целуемся как одержимые.… А ему похоже все мало. Он привстает, а потом с тихим шипением пытается насадиться на меня… Что ж ты делаешь, глупый… Я пытаюсь остановить его, но он лишь посмотрел на меня – я даже пошевелиться не смог, словно завороженный наблюдаю за ним. Мой член скользкий от масла и большой, а он даже не подготовлен… Ни с первого, ни с третьего раза ничего у нас не получается – эльф что-то сдавленно шипит, а потом прекращает эти жалкие попытки. Теперь мы просто тремся друг о друга, что надо заметить, не менее приятно. Мне так хорошо… Осторожно обнимаю Льдинку, прижимаю к себе крепче, пью губами его протяжный стон… Нам жарко. Нам жарко и сладко, до головокружения, до блаженства… Каждое движение, каждый стон, каждый вздох, каждая капля пота… Все это – любовь. И мы отдаемся ей без остатка, растворяя себя в страсти, давая волю сердцам… После мы все так же лежали, крепко обнявшись, зажмурившись, загнанно дыша. О боги, как нам было хорошо! А еще было понимание того, что мы оба сейчас счастливы. Вот просто так – счастливы. Никогда не думал, что это чувство настолько может захватить сердце. Ан вот оно как вышло… Эльфенок вздохнул и прижался еще теснее, что-то пробормотав, видно засыпая… А я улыбнулся широко-широко, как последний идиот. Люблю свою Льдинку.