Посвящение в студенты

      Народу на танцполе набилось, как килек в банке со шпротами, пёрло потом, сигаретами и диким перегарищем. Первокурсники, наконец, дорвались до взрослой жизни и хлестали без разбора все горючее, совали в рот косяки и уже были невменяемы. Студенты. Вчерашняя школота. В позапрошлом году я и сам такой был. Нахуярился и не помнил, как добрался до дома. Хован потом рассказывал, что я успел кому-то еще и пизды навешать. Красавчик. В этом году на посвящение в студенты идти смысла не было, но мы попёрлись - повелись на халявное пиво и бухих телок. Как говорится, пьяная баба пизде не подруга, а Юрцу по трезвой никто не даст. Слева четверо укурков обхаживали полупьяную блядищу, постоянно подливали ей водки в стакан, заставляли выпивать без остановки и волокли на танцпол, чтобы телку окончательно развезло. Кому-то сегодня точно дадут. Я сканировал беснующуюся толпу на момент занимательных личностей, не горя особым желаниям приобщаться к пьяным дрыганьям, а потом заметил тело, отчаянно цепляющееся за стену, в попытке сохранить равновесие. Да это ж Вихлянцев из двести второй! Правильный, зализанный, узкоджинсовый, безъяйцевый хипстер. Я-то думал, такие ребята не пьют ничего, кроме жасминового чая, а в двадцать два ноль-ноль уже ложатся спать. У нас на потоке про него болтали много всякого, в частности, из-за непонятной и ненормальной любви всей женской половины к этому обабленному чуду-юду. Я достал телефон, настроил камеру на ночную съемку и подошел к хипстеру поближе, чтобы сделать особенный кадр. Он смотрел пьяно и абсолютно невменяемо, часто дышал и закусывал губы. Походу, чуваку реально херово, но не терять же из-за этого такой компромат.       Меня этот хер бесил до крайности с самого появления. Хорошо, что сталкиваемся в универе не так часто. Чем вызвано, объяснить не могу, но он включал меня, как вилку в розетку, я чмырил его при каждом удобном и нет случае, за что среди пацанов снискал славу и уважение, а среди телок холодное презрение и необидное звание «быдло». Но отказаться от своего занятия не мог. Весь он был какой-то абсолютно не такой от красных штанов до бабьих огромных губищ, которые постоянно жрал. Дома не кормят что ли? Подойти к нему в универе нереально, вечно окружен женским вниманием и своими друзьями - такими же пидрилами. А сейчас стоит один, набуханный, невменяемый и беспомощный. Меня будто переклинило, подошел вплотную к вихляющемуся, вот кому фамилия точно шла, хипстеру. В глазах его сначала промелькнуло непонимание, а потом страх. Узнал. Я чувствовал себя королем положения, схватил его за локоть и потащил в толчок. Тут те же четверо уже сосались с той самой белобрысой телкой, а она не сопротивлялась, жалась к каждому в расстёгнутой рубашке, демонстрируя лифчик.       Вихлянцев пытался вырываться, но куда дрищу против меня, особенно в таком состоянии. Я затолкал его в тесную кабинку и приложил к стенке.       - Илья, - надо же, он еще говорить способен, - не надо... Я не... Не знаю, что сделал... Но давай поговорим...       Слова он произносил с паузами, будто выковыривал каждое из самых дальних уголков пропитого сознания и постоянно облизывал блядские губы и прикрывал глаза, цепляясь руками за мой свитер. Да его не пиздить, а ебать нужно! Он же сам напрашивается. Промелькнувшая мысль выносила здравый смысл по кирпичам. Я встряхнул хипстера за его хипстерскую рубашку в клетку, в надежде, что свербящая в голове херь отпустит, но стало только хуже: Вихлянцев не удержал равновесия, качнулся и припечатал к стенке уже меня, все еще цепляясь за предмет моего скудного гардероба, как за спасательный круг.       Ноги не держали, и за каким-то хером он уткнулся мне в шею носом, а потом выдал:       - Хоть ты и мудак... Но пахнешь обалденно.       Пиздец. Я получаю комплименты от пьяного хипстера и при этом хочу выебать его тощую жопу в красных штанах. К этому заключению мозг пришел всего мгновение назад, когда пацан навалился на меня своим щуплым телом. Я выдал очередной фортель, снова поменял положение и сжал его челюсти, задирая голову.       - Ебаный пидор. - Я сказал это вслух и сказал себе. Вихлянцев на полусогнутых с задранной головой смотрел все также пьяно и дышал открытым ртом.       - А если и так? Он еще и дерзить пытается в таком состоянии? Тормоза окончательно слетели с катушек, я вцепился в его рот, кусал и мял так, как с бабами нельзя, а он имел наглость ответить, и опять треснул меня спиной о стену:       - Целуешься отстойно, - откуда у дрища в лосинах такая сила? Он держал меня за плечи, прижимая к стене, а потом приклеился губами, мягкими, в противовес его жесткому телу, которым он терся об меня и жался теснее. Я позволил себе сжать его задницу, не такую мягкую, как у телки, но приятно ложившуюся в руки, а он шумно выдохнул и задрожал, сминая пальцами уже мои волосы. Ебаный Вихлянцев в красных штанах, почему я его так хотел? Мне было поебать на все, на то, что через кабинку четыре парня трахают пьяную блядищу и снимают это на камеру, на то, что охранник уже стучится к ним и требует открыть, я бы сейчас не захотел оторваться от этого пацана и променять его на ту телку, даже если бы приплатили. Он задирал мне свитер, елозил горячими ладонями по животу, охал, когда я сунул руки ему в брюки и вовсю мял задницу, затолкав глас совести подальше, спустил штаны и загнул над унитазом.       - Не надо, - он неожиданно начал вырываться, когда я уже собирался приступить к основному действию. Надо же, проснулся инстинкт самосохранения. Поздновато, не находишь? - не надо.       Я не был готов его жалеть, был не в состоянии остановиться, но и насильником быть не собирался. С собой не было ничего, что сошло бы за смазку, я как-то не планировал трахать хипстеров в жопу этим вечером. Да и Вихлянцев, кажется, тоже ничего такого не предполагал, когда вливал в себя очередной пидорский коктейль.       Не знаю, как у него вышло, но он ловко, для полностью гашеного, выкрутился из моих рук, снова прижался, зажимая в кулаках многострадальный свитер, и зашептал в ухо: «Поехали ко мне».       Нужно остановиться, успокоиться, все хорошенько обдумать и прийти к вполне логичным выводам, на что мой отключившийся мозг был совершенно не способен, и я поддавался порыву, обнаглевшего и осмелевшего от выжратого алкоголя, хипстера. Промелькнула мысль, что снимают в этот вечер не его, а меня, с чем я не собирался соглашаться ни при каких условиях, поэтому выволок несопротивляющееся тело из сортира, протащил к выходу из зловонного клуба и запихнул в ожидающее сонное такси. Вихлянцев кое-как смог продиктовать водиле адрес и прилип к окну, наблюдая за мелькающим светом фонарей и не прекращая выплескивать свои мысли по этому поводу.       Я же начал приходить в себя в тепле салона, мягкости сиденья, тихо играющего радио и убаюкивающего урчания двигателя авто. Зачем мне все это надо, какого хера я еду домой к мужику, один вид которого тянет блевать и хочется прописать нехилых пиздюлей его вечно кислой роже? Хотя кислой она бывает только, когда я неожиданно появлялся в поле зрения, что правильно и понятно. Сильный доминирует над слабым, я чмырю Вихлянцева, он пытается сопротивляться. Где в этой простой, логичной и естественной цепочке появилось: «Я ебу Вихлянцева, а он этого хочет»? Я уже почти полностью пришел к выводу, что хипстера надо отпиздить ногами и съебать домой, манал я такие приключения, когда машина остановилась, и мы вывалились на улицу, а мой неожиданный компаньон потащил меня за руку к подъезду, снова демонстрируя нефиговые физические данные для своего щуплого тельца.       В квартире мы оказались за какие-то минуты, хоть бухое чудило постоянно спотыкалось, держалось за меня, как за спасательный круг, но с упорством питбуля тащило вверх, а я по непонятной причине не сопротивлялся, решив узнать, что будет дальше. Ситуация нисколько не пугала, остановить всю эту херню я могу за считанные секунды. В квартире, как и полагается, стояла полная тишина и мрак, накрывший нас мгновенно. Стоя в коридоре, я видел только белеющее лицо Вихлянцева и его мельтешащие ладони. Он явно не собирался терять время и закусил мои губы, будто собирался сожрать точно также, как всегда делал со своими, шумно вдохнул, будто получил то, что так давно хотел, расслабился и навалился на меня всей тушей, прижимая к стене. В темноте, жамкая его огромный мягкий рот, можно было вполне представить какую-нибудь телку, если бы не стояк, которым он вжимался в мое бедро, абсолютно плоская и жесткая грудь, тяжесть которой выбивала из легких весь воздух, и руки, сжимающие с силой, которой не было ни у одной знакомой мне женщины.       Он потащил меня в комнату, пытаясь не прерывать поцелуя, стучась зубами, собирая косяки, стаскивал через голову свитер и расстегивал свою рубашку. Со мной, определенно, что-то не то, что-то совершенно не так, наверное, пидарасия передается воздушно-капельным путем или через слюну, но мысль о том, что нужно отпиздить хипстера и свалить, окончательно покинула зиждившийся на честном слове здравый смысл, а я кайфовал от ощущения жилистого, сухого тела в моих руках, как кот, налакавшийся валерьянки, ловил ускользающее сознание, сжимая пальцами колючий затылок. Он повалился на диван, шаря рукой где-то на тумбочке и суя мне тюбик крема для рук. Более прозрачного намека придумать сложно. Я резко дернул ремень, загибая хипстерскую пьянь, впечатывая головой в обивку, стянул красные штаны, в темноте, как и все вокруг, казавшиеся черными. Крем с противным звуком выдавился на пальцы, я размазал его по себе и тощей заднице хипстера, и сразу вошел, медленно, ловя кайф от тесноты, сжимающихся кольцом мышц. Вихлянцев жмурился, дышал рвано и с остановками, но жалеть его я не собирался. Сам захотел, сам получил. Я не ебаный пидор, чтобы нежничать и готовить его жопу всякими массажами. Добавил еще крема, и сам зажмурился от охуенности ощущений. Вихлянцев тоже втянулся, перестал зажиматься, стискивать зубы, расслабился и начал подставляться, прогибаясь в спине. А меня накрывало, никогда и ни с одной бабой такого не сделаешь: сжимаешь бока со всей силы, не боясь оставить синяки, получить по еблищу и прослыть животным, вбиваться жёстко, так что через толщу кожи и мышц чувствуешь, как бьются друг о друга кости, как пот стекает по спине в три ручья. Мне было срать на хипстера и его ощущения, но, когда он задергался, как на электрическом стуле, сжался сильнее, я просто не смог терпеть и кончил под его дрожь и скулеж.       Я плюхнулся на диван, пытаясь отдышаться, Вихлянцев справа, наконец-то, вышел из коленно-локтевой, развалился и дышал, как подыхающая на береге рыба. Пьяный, обдолбанный, затраханный, можно сказать, для хипстера вечер удался. Я же получил секс, на который сегодня и рассчитывал, правда, не ожидал, что ебаться буду с мужиком, пусть даже он сто раз похож на телку. Пиздец, как хочется курить. Я поднял с пола джинсы, сходил помыться, и собрался восвояси.       Надеялся, что этот позорный эпизод быстро выветрится из головы, забудется поростет мхом, и я навсегда вычеркну из своей жизни один единственный вечер в ебаном клубе и пьяного Вихлянцева из двести второй. Как там говорится? Один раз не пидорас, и в старости все можно списать на бурную молодость, когда надо попробовать все: траву, «ёрш», прыжки с парашютом и секс в жопу с мужиком.        Тогда я еще не знал, что пересекаться в универе с хипстером мы станем в четыре раза чаще, что пары будут проходить в соседних кабинетах, что курсач он возьмет у того же научного руководителя, что и я, что в столовой мы будем сидеть за соседними столами в одно и тоже время, что даже в ебаном сортире я буду видеть его щуплую жопу в красных штанах, и что в один прекрасный момент меня заебут его взгляды, которые он вечно отводит и краснеет, как пятнадцатилетняя школьница, что я опять препру его к стенке в грязном толчке, намереваясь отпиздить, и, как и в тот раз, поведусь на хипстерский развод, пошлю нахуй все свои принципы и приму одну простую истину: второй раз, тоже не пидорас. А потом третий, четвертый и пятый. И так до бесконечности.