Сердце изо льда

«Ричард, мне страшно!». Айрис скомкала листок бумаги и со всей силы бросила его в угол. Так писать не следовало. Айрис была благородной девушкой, которой буквально с рождения обещали огромное счастье. Если матушка увидит её письмо, начинающееся с таких строк, — а она обязательно увидела бы — то придёт в ярость. Отцу, конечно же, все равно, а Ричарду всего девять, и он ничем не сможет помочь сестре. Самой Айрис восемь лет, и на её руке было написано имя — а значит, она вообще не имела права голоса. Она была вещью, и обращались с ней соответственно — отдали при первом же удобном случае. В чужую семью, увезшую её так далеко от дома. К Леворукому такое счастье. Айрис вела себя смирно в дороге, но когда познакомилась с Валентином-Отто Приддом — это имя она видела каждый день и ненавидела его всем сердцем, — той же ночью попыталась сбежать. Ей не нужна была такая «родственная душа». Далеко Айрис не ушла. Её остановили перед воротами («Сударыня, что вы делаете здесь в такое позднее время?» — окликнул её стражник) и вернули в комнату. Через месяц их с Валентином обручат. Айрис наденут на руку красивый золотой браслет — кандалы! — и она навсегда останется в этом пугающем замке, похожем на морское дно. Он тоже темный и холодный. Наверное, такой и должна быть обитель спрутов. «Ричард, я наконец-то добралась до Васспарда. У меня всё хорошо». *** Имя ровной строкой вилось на левой руке. От одного края запястья к другому. Вычурные округлые буквы. Валентин-Отто Придд. Он должен был стать самым большим счастьем в жизни Айрис — так твердили все, ведь ей повезло родиться с меткой! — но оказался огромным разочарованием. Даже в разговоре — ведь жениху и невесте положено время от времени общаться друг с другом — он всегда смотрел как будто сквозь Айрис и говорил так, словно отчитывался ментору. И всегда уходил, как только позволяли приличия. Будто выдрессированный пёс. Айрис тошнило от всего этого. Она боялась, что однажды станет такой же, как все в этом доме, — мёртвой. Да, они ходили, говорили, но это не делало их живыми. Люди с ледяными сердцами — так Айрис в мыслях называла Приддов. Зачем судьба навязала ей такое счастье? Если бы только не было имени... Она бы вернулась домой в Надор, к Ричарду и сёстрам — и к родителям, которые отдали её, словно ненужную безделушку. Но всё же это лучше, чем жить здесь. Значит, нужно сделать так, словно на её теле никогда не было никакого имени. Айрис спрыгнула с кровати и спустилась вниз — размеренным шагом, ведь благородным дамам не полагалось бегать, — на кухню. Там была только кухарка. — Грета, у тебя не осталось булочек? Я проголодалась. — Конечно, сударыня. Сейчас достану. Когда Грета отвернулась, Айрис схватила со стола нож. Главное — сделать всё быстро. Не давая себе ни секунды на размышление, она полоснула ножом по запястью. И закричала. — С вами всё хорошо? — таким же тоном можно было спросить, что Айрис ела сегодня на завтрак. — Нет, — честно ответила она, стиснув зубы. Она не смогла закончить. Не смогла вырезать имя. Ей не хватило на это сил — она просто рыдала, словно маленькая девочка, и выла от боли. — Зачем вы это сделали? — Валентин смотрел равнодушно, без капли любопытства, — как может человек так смотреть? — Я хочу вернуться домой. «Я не хочу быть мертвецом!». Валентин не ответил. *** Джастин был солнцем в подводном мире — он делал что хотел и умел улыбаться, даже когда его одёргивали. Айрис пыталась взять с него пример и не дать заковать себя в эти отвратительные цепи из вежливости и этикета. Но она была слабой, и пары ледяных внушений хватило, чтобы усвоить, когда нужно говорить, а когда — молчать, что нельзя лазить за яблоками на деревья и неприлично ездить верхом одной. Джастин всегда утешал её, несмотря на то, что Айрис никогда не плакала, — в этом доме не разрешалось плакать. Слёзы — слабость, которой могут воспользоваться. Она не должна была такого допускать. — Валентину тоже непросто, — сказал он однажды. — Неужели ты этого не чувствуешь? Айрис ничего не чувствовала. У неё в груди бился кусок льда. *** Окна комнаты Айрис выходили на сад. Поздней осенью, когда листья с деревьев уже облетели, он обычно пустовал. Айрис открыла окно, впуская в комнату свежий воздух, и вдохнула полной грудью. Если она свалится с приступом хвори, то можно будет на время забыть об учёбе, об отъезде Джастина в Лаик, о танцах с Валентином. Особенно о танцах. «Вы же помолвлены! Так будьте ближе друг к другу! Танец — это не только техника, это ещё и чувства!» — мэтр Луис делал им замечания все два часа урока, хотя и Айрис, и Валентин танцевали безупречно. Потом он просто махнул рукой и ушёл. Айрис улыбалась, Валентин тоже, они не отрывали взглядов друг от друга и держались так близко, как только позволяли движения. Но мэтру Луису этого было недостаточно, хотя, что именно они делали неправильно, он так и не объяснил. Только твердил про чувства. Легко говорить о подобном, если вырос среди улыбок под жарким кэналлийским солнцем. Айрис забралась на подоконник и свесила ноги наружу — вот её чувства! Напевая мелодию танца, она принялась легонько раскачиваться из стороны в сторону. Она посмотрела вниз — так высоко падать и так больно. Если Айрис не удержится, то соскребать её придётся долго. Вот её свобода! И её не смогут отнять даже спруты. *** Айрис догадывалась о восстании, хотя приготовления и старались скрыть, — в конце концов, она стала залогом участия в нём Приддов. Она подозревала, что Вальтер бросит отца, если хоть что-то пойдёт не так. Она выросла в этом доме. Она знала, как ведут себя здешние жители. Но все же новость о смерти отца её ошеломила. Айрис чувствовала на себе чужие взгляды — они следили за ней, смотрели на её реакцию, проверяли, как хорошо она усвоила уроки. Нельзя плакать. Нельзя показывать чувства. Нужно поблагодарить гонца за новости и предложить ему еду и кров. У Айрис были сердце изо льда и мёртвая душа. Она не могла горевать по человеку, которого почти не видела и кому была безразлична. Она ничего не могла чувствовать. Чувства — слабость. А ей непозволительно быть слабой. Погружаясь во тьму, Айрис видела морское дно. Она очнулась в своей постели. За окном виднелось розовое небо — закат, а новость привезли ранним утром. Айрис попыталась встать, но сильная рука тут же прижала её обратно к постели. — Вам пока не стоит двигаться, сударыня. — Айрис узнала голос мэтра Ральфа. Она даже не заметила, что в комнате кто-то был. — Как вы себя чувствуете? Айрис было очень плохо — хотелось кричать, плакать и бить кулаками по постели. — Всё хорошо, — ответила она вместо этого. Мэтр Ральф кивнул и положил ладонь ей на лоб, проверяя температуру. — А что сейчас чувствует Валентин? — спросил он вдруг, хмурясь, и внимательно смотря Айрис в глаза. Как будто она могла что-то об этом знать, провалявшись весь день без сознания. — Не знаю. — Слова оказались чуть более резкими, чем хотелось Айрис. Плохо, ей нужно взять себя в руки. — Ясно. Не думал, что это дойдёт до такого, — мэтр говорил загадками, но Айрис не торопила его всё объяснить. — Стоило озаботиться этим ещё в то время, когда вы пытались избавиться от метки. Сам виноват, не нужно было верить, что всё образуется. Он явно говорил сам с собой, но делал это достаточно громко, чтобы Айрис могла слышать. Когда мэтр замолчал, Айрис тоже не стала ничего отвечать — и он, покачав головой, продолжил: — Уже три года прошло с момента встречи, а вы так и не научились доверять друг другу, — упрекнул он, будто мог что-то об этом знать. Здесь нельзя доверять никому и ничему. Здесь и у стен есть глаза и уши. И за малейшую ошибку ждёт наказание. — Вы забыли, что связаны с рождения? — мэтр злился. — Думаете, имя — это вся связь? Как бы не так! Имя — лишь следствие. Сама связь глубоко внутри, и она означает, что вы — одно неделимое целое. — Я не просила об этом! — вспышка гнева могла быть чревата последствиями, но Айрис и так не справилась этим утром. Хуже не будет. — Я ничего из этого не хотела! — И тем не менее, вам это дали. А чувствовать состояние партнёра — это не возможность. Это необходимость. Пожалуйста, запомните это. Или в следующий раз всё может закончиться куда печальней. *** — Зачем нам это? — спросила Айрис, коснувшись ключицы Валентина — там, где размашисто было написано её имя. Валентин ответил, как по книге: — Четверо были связаны друг с другом и хотели, чтобы связь была и у их потомков. И для облегчения задачи даровали метки — имя родственной души — на теле. Но люди всё извратили, и метки стали клеймом. А вместо счастья им, Айрис и Валентину, досталась только боль. Мэтр Луис вошёл в зал и велел начинать урок. — Верь мне, — попросила Айрис, протягивая Валентину руку для танца. Валентин ничего не ответил — закружил её в танце под монотонный счёт. В тот день мэтр Луис впервые их похвалил. *** Айрис проснулась посреди ночи в холодном поту. Поднялась с постели и пошла, лишь интуитивно догадываясь, куда. Каменные плиты холодили босые ноги, а мокрая ночная рубашка прилипла к телу. Было страшно. Айрис нужно было увидеть Валентина — прямо сейчас, пусть даже замок казался вымершим в такой поздний час. Айрис не слышала ни звука, кроме собственных шагов и сбившегося дыхания. Она не будет его будить, убеждала себя Айрис, стоя перед дверью, она только заглянет и убедится, что всё в порядке. Что этот страх внутри неё только из-за приснившегося кошмара, вылетевшего из головы, стоило Айрис открыть глаза. Она потянула за ручку — дверь приоткрылась легко, без единого скрипа. Валентин был внутри. А рядом с ним стоял Джастин. «Он умер. Его же похоронили!» — Айрис отступила, желая сбежать, но её уже заметили — Джастин обернулся и улыбнулся ей. Той самой солнечной улыбкой, которая так нравилась Айрис. «Я сплю. Я просто всё ещё сплю». Она зашла в комнату и замерла, не решаясь сказать хоть что-то. — Я испугал тебя, да? Извини. — Ты же мёртв, — шёпотом сказала Айрис, ёжась от веявшего от Джастина холода. Происходящее не могло быть правдой. — Ты должна была спать, — Валентин нахмурился. — Почему ты здесь? Айрис пожала плечами. Она сама не знала, что выдернуло её из постели и заставило красться по тёмным коридорам. — Наверное, ты позвал её, сам того не заметив, — объяснил Джастин. — Я рад, что у вас наладились отношения. Валентин кивнул: — Мы верим друг другу. И это прозвучало как самая естественная вещь в мире. Айрис не слышала слов лучше. Потом были вопросы о том, почему Джастин вернулся откуда никто возвращаться не должен. Ответов они не получили — только туманные объяснения. Джастин рассказал об убийстве, но не назвал имён. А Айрис с Валентином пришлось это принять. Джастин хотел смерти — во второй раз. И Валентин ему это дал. Айрис стояла рядом всё это время. Смотрела, слушала и даже не пыталась остановить. Чувствовала — так нужно. А потом сидела с Валентином до самого утра. Они не разговаривали — зачем им сейчас слова? — и не спали. Просто Айрис приснился кошмар (смерть Джастина повлияла на всех, а она всегда была слабой), и ей требовалось побыть рядом с кем-то — так объясняла она потом своё непристойное поведение взрослым. Врать она научилась давным-давно. *** «Ричард, я переезжаю в Олларию, чтобы стать фрейлиной королевы. Я слышала, что тебе прислали приглашение в Лаик. Надеюсь, ты согласишься. Я хочу, чтобы ты познакомился и подружился с Валентином. Он может показаться тебе холодным морским спрутом (я тоже поначалу так считала), но, поверь, это совсем не так. Ты и сам поймёшь это, если узнаешь его поближе. Мне известно, что Окделлы ненавидят Приддов за то, что случилось во время восстания. Но ведь ты продолжаешь мне писать, а значит, всё не так уж плохо. Прошу, помни о том, что во всей этой ситуации мы с Валентином были не более чем разменной монетой. И что, как только Валентин окончит свою службу, я стану его женой. Эта мысль делает меня счастливой. Желаю счастья и тебе. До встречи».