Пчелиный яд

Запутавшись в волосах Рена, пчела зло жужжала. – Отвали от меня! – мальчишка затряс головой. Пчела звенела у самого его уха. – Не двигайся, – Масато тронул друга за плечи. Рен нервничал. «Легко тебе говорить», – проворчал недовольно, но подчинился, встретив спокойный взгляд Масато. Без страха тот прикоснулся к волосам Рена и, отводя прядь за ухо, пропустил ее сквозь пальцы. Он почувствовал, как в сомкнутом кулаке жужжала освобождённая пчела. Её крылья щекотали кожу. – Ой! – Масато невольно вскрикнул и разжал пальцы. Рен схватил его за руку. Мальчишки стукнулись лбами, одновременно наклонившись. На правой ладони Масато, там, где начиналась линия жизни, вокруг тонкой чёрной точечки жала расползалось красное пятно. – Болит? – спросил Рен, с беспокойством заглядывая в лицо Масато. – Жжёт немного. Это не страшно. – Нужно достать жало, пойдём скорее в дом. – Незачем. Я не хочу уходить, – возразил Масато и взглянул в глаза друга. – Останемся здесь ещё ненадолго? Приведя его в сад, разбитый у поместья их семьи, Рен словно раскрыл перед Масато двери в другой мир, в волшебную страну. Вокруг всё звенело от красок, запахов, звуков. Искрилось от солнечного света. Столь многое было Масато незнакомо. Так много хотелось попробовать, ощутить. Он вовсе не желал уходить. Рен выглядел растерянным, но всё же улыбнулся. Кивнул. – Глупое создание, – сказал он, кивая на руку Масато. – Умерла, едва освободившись, вместо того чтобы улететь. Масато и не заметил, как пчела исчезла. Он вновь взглянул на место укуса, начавшее отекать, покачал головой. – Она просто испугалась. Хотела защитить себя. – Могла бы и сообразить, что мы не желаем ей зла. – Откуда ей было знать. Рен хмыкнул. Масато улыбнулся, прекрасно понимая, что его слова, если в чём-то друга и убедили, то лишь в собственной правоте. Он привык к этой черте характера Рена очень быстро. Он привык к Рену, подпустил его так близко, доверился, не заметив, как дорог тот ему стал. Он любил его достоинства и недостатки. Любил и был благодарен за подаренный новый мир. Но Масато не знал, что может послужить достаточной оплатой, способной в полной мере отразить его благодарность, и поэтому позволял Рену всё. И не боялся ничего. – Раз ты не хочешь уходить… Рен не договорил, вновь взяв Масато за руку, поднеся её к своему лицу. Масато как завороженный наблюдал за тем, как Рен проводит языком вдоль его запястья до основания ладони. Щекотно, но Масато не отнимает руку, терпит. Рен обхватил губами кожу вокруг укуса, посасывая и вылизывая её. Масато больше не чувствовал боли. Всё тело прошиб леденящий холод, грохочущее сердце вдруг замерло. Жало, проколовшее линию его жизни, исчезло. Рен беззастенчиво улыбался, глядя на Масато. С тех пор пчелиный яд был на его губах.

* * *

После репетиции ткань одежды липла к телу. Больше всего Масато хотелось последовать примеру Отои и Нацуки, которые без сил упали на траву, как только музыка оборвалась. Или, другой вариант, – утопиться в фонтане. Масато был недоволен собой. Быстро сбил дыхание, не попадал в ритм. В голове звенел совсем другой мотив. Масато вытащил из сумки блокнот и карандаш, чтобы записать слова и ноты. Но в голове гудел словно целый рой пчёл, Масато не мог сконцентрироваться. Палящее солнце, казалось, расплавляло контуры окружающей реальности. «Жарко». – О, Маса, прихвати воду, – взмолился Отоя, не поднимаясь с земли. Голос одноклассника доносился словно сквозь толщу воды. Масато не был уверен, что правильно расслышал. Спрятав блокнот, он взял бутылку. И замер на месте, обернувшись. Весело щебечущая стайка девушек, как обычно, окружила Рена со всех сторон, сопровождая, точно верные телохранители, ограничивая доступ к телу любимого айдола. Но Масато не слышал их голосов, не различал. Жара и усталость превращала восприятие в зажёванную проигрывателем плёнку. Только смех Рена заглушал все прочие звуки. Он словно звучал у Масато в голове. – Маса-то! – на последнем издыхании выкрикнул Отоя. Масато встрепенулся. Краем глаза он заметил, что Рен обернулся. Но смотреть в его сторону не стал. Руку жгло огнём. Пчела нападает, когда ощущает опасность. Но иногда достаточно лишь случайно оказаться на её пути. Масато терпел все взгляды, ехидные усмешки, которыми Рен неизменно награждал его во время случайных встреч на коридоре. Каждая из них жгла, словно не вытащенное из раны жало. Не стоит трогать место укуса, но Масато кажется, что на нём уже живого места нет. Он ничего не может поделать. Ещё один прожигающий взгляд, ещё одна унизительная улыбка – и он не выдержит. Единственный выход – избегать. Он закрывает глаза, проходя мимо Рена, стараясь игнорировать его, внимательно слушая, о чём говорят Нанами и Иттоки. Его губы трогает мимолётная улыбка, вызванная весёлой болтовнёй сокурсников. Он перестаёт замечать Рена в коридорах. Пчела злится. В комнате они не разговаривают. Масато приходилось бороться с мигренью. Навязчивая боль в висках до тошноты. Его бросало то в жар, то в холод. Масато мечтал упасть без сознания. Но у Рена были другие планы. Когда он целовал его, у Масато перехватывало дыхание. Пытаясь сопротивляться, он лишь забавлял Рена. Места старых укусов чесались. Испытываемый дискомфорт заставлял Масато прижиматься к Рену теснее, тереться об его тело, лишь бы унять зуд. Джингуджи, усмехаясь, шептал что-то неразборчивое ему в ухо. И оставлял новые следы, словно бы поставив перед собой цель - превратить всё тело Масато в шрам. Масато знал, что этот шрам не убьёт его. Но наверняка убьёт Рена. Попытки спрятаться были безнадёжны. Рен и сопровождающий его женский смех, похожий на пчелиный гул, преследовали Масато. Он не давал времени зажить старым укусам и награждал его новыми. Взглядами, улыбками. Брошенными словами. Касаниями и поцелуями. «Не надо. Прошу тебя, остановись», – шептал Масато в исступлении, надеясь, что Рен сумеет прочесть его мысли. Как умел всегда. Смотря ему в глаза, Рен только горько усмехался. И отказывался читать. – Остановись, это же тебя убьёт… – прошептал Масато. И протянул руки, чтобы обхватить ладонями лицо Рена, заставить того посмотреть на себя по-настоящему. На одно только мгновение глаза Рена расширились, в них мелькнула растерянность и страх. «Ты боишься», – произнёс Масато. «Боюсь, – согласился Рен. – Хочу защитить себя. Опасаюсь, к чему могут привести эти чувства». «Они не несут в себе зла, они не представляют для тебя угрозы». «Откуда мне знать?» «…И правда». Если Рен чувствует то же, что и он?.. Если это любовь? Масато действительно и сам не был уверен, что жжение, боль в сердце безобидны. Скорее даже был убеждён в обратном. Уж слишком физические ощущения напоминают симптомы аллергии. Но убить себя, чтобы не позволить сделать это развивающейся болезни? Тогда им лучше снова стоит стать друзьями, какими они были в детстве, чтобы не испытывать друг перед другом страх. …Уж лучше так. – Глупое ты создание, Джингуджи. – А ты лицемер, Хиджирикава.

* * *

– Теперь тебе и слово сказать страшно. С каких пор ты стал столь язвительным, м-м, Хиджирикава? Развлекая себя, Джингуджи любил поворчать, шутливо пожурить кого-нибудь из группы. Предпочтение он отдавал Сё и Токии, но при отсутствии оных довольствовался Масато. – Твоё дурное влияние, не иначе как, – хмуро отзывался тот. И обязательно улыбался, замечая недовольство Рена. Ведь сценка не была разыграна до конца, если точку в ней ставит не улыбка. Рену явно доставляло удовольствие обмениваться взаимными пикировками, лишь бы без излишней серьёзности, без угрозы разрушения устоявшихся отношений. Смеяться и не называть вещи своими именами. Ведь нет уверенности в том, что, произнеся нечто сокровенное вслух, они тем самым не сделают хуже. Оба знали, что опасность не миновала. Но все старые укусы уже зажили. А на губах Рена больше не было спасительного сладко пахнущего пчелиного яда с горьким вкусом. Масато чувствовал его на своих губах.