/ / /
Я слышал, как они оскорбляют его только потому, что Пьеро, как всегда, высказал свое мнение насчет сегодняшнего вида этих парней. ты даже этого не сможешь сделать, ведь ты — слабак. Я видел, как у них в глазах вспыхнул огонек ненависти и презрения к Пьеро, и они нанесли очередной удар. Это не продолжалось долго, так как это было обычно и неинтересно — все заскучали уже после четвертого удара под дых. Всем было плевать на то, что творится в коридорах школы. Всем нравилось смотреть, как кто-то «не такой» получал сполна от таких, «как все». ты мог бы быть на его месте прямо сейчас, если бы они узнали о твоем маленьком секрете, что хранится в твоей голове. Пьеро смеялся, потому что ему было все равно на них, и на нас в целом. ему плевать на таких отбросов, как ты. я не такой. да? иди помоги ему. ты знаешь, что я не могу. Я никогда не мог понять, почему Пьеро постоянно задирают. Нам уже по семнадцать лет, так в чем смысл такого отношения друг к другу? Я всегда думал, что с возрастом люди начинают мыслить по-другому, в добрую сторону, но, как оказалось, я ошибся. Я всегда ошибаюсь. потому что ты — кретин, урод, слабак. ты должен умереть. я ничего тебе не должен. Еще сильнее прижимаю учебники к своему бедру и смотрю то на драку (хотя это даже дракой не назовешь), то на толпу учеников, которые постепенно расходятся. Им неинтересно — они хотят больше разнообразия. Они хотят шоу, как толстые дядьки, которые ставят на своего любимчика и жаждут крови и выигрыш. Это омерзительно. Это до тошноты глупо и отвратительно, но это жизнь старшей школы. Это, в основном, просто жизнь. Все расходятся. Пьеро встал, накинул капюшон своей черной толстовки и пошел в сторону класса, так как уроки пока никто не отменял. ему не нужна твоя жалость. он — нормальный, не как ты. заткнись, я нормальный./ / /
Я сижу на очередном уроке литературы, пока мистер Кэбот объясняет очередную «загадку» какой-то книги — мне интересно. Мне действительно интересно, но я не могу услышать преподавателя. Он достал. Он раздражает. Его голос застрял у меня в голове. Но в тишине тоже плохо. Тишина режет бумагу, как острое лезвие режет бархатную кожу. Тишина режет медленно и рвано, неровно и болезненно. Бумага плачет чернилами, кожа плачет кровью, а я плачу солью, потому что соль исцеляет. Голос сжигает. Тишина сжигает. Все сжигает. Мир в ярком пламени огня, восстает из пепла, словно птица Феникс, продолжая жить, создавая из угля серые дома. Понимаете мою проблему? Нет. Вы — нормальные, вы не как я. Я просто пытаюсь убедить себя в этом, но Он все равно тянет меня назад в эту проклятую систему, которая до отказа полна одним сплошным дерьмом. я тяну тебя туда, где ты и должен быть. если быть точнее — в дерьмо, потому что ты оно и есть. — … Люк, ты будешь в паре с Эштоном. Все свободны на сегодня, — голос мистера Кэбота словно дал кувалдой по голове. Я несколько раз моргнул и быстро подбежал к Калуму, который смеялся, собирая учебники. — Кто такой Эштон? — спросил я, так как и понятия не имел, что это за парень. Не помню, чтобы у нас был кто-то новенький в этом году, но в конце концов, я же не мог не знать его! — Пьеро, чувак, — Калум пожал плечами и вышел из класса. Второй раз за минуту меня словно ударили чем-то тяжелым по голове. ха-ха, ты будешь делать это задание с парнем. с парнем, который тебя ненавидит. он не знает меня. я знаю тебя. ты не знаешь меня. я знаю тебя; я знаю все, о чем ты думаешь или что захочешь сделать и я могу это предотвратить. ты не сможешь стать нормальным, общаясь с нормальными. я тебе этого не позволю, Люк. заткнись, ты не посмеешь. ты знаешь меня. я никогда не узнаю тебя, потому что ты чудовище. я — это ты, Люк. если я — плод твоего воображения, то почему ты на «раз, два, умри» не можешь избавиться от меня? прекрати эти шутки с тем, что мне лучше умереть./ / /
Облокотившись на стоявшее рядом дерево, я стал вдыхать свежий воздух, так как я задыхался. На улице было слишком душно, особенно тогда, когда я узнал, что пару дней проведу в компании самого странного парня в нашей школе. это ты странный. я не странный. Пье… Эштон сидел в «Углу Для Лузеров» и что-то писал. Я хочу подойти к нему и хотя бы поздороваться, но я не могу. Сделаю хоть один шаг в этот угол и я словно распишусь на листке, где написано, что ты официально принят считаться лузером и ботаником. Я никогда не хотел этого и сейчас тоже не горю желанием. потому что даже ботаники и забитые лузеры будут остерегаться такого заразного, как ты, узнав обо мне, да? Помимо Эштона на скамье сидело еще несколько подростков. Я не могу сказать, что «Угол Для Лузеров» был серым и темным. Нет, наоборот. На стенах было нарисовано хорошее и красивое граффити, скамьи отгораживали клумбы, где росли ярко-розовые цветы, чей запах всегда стоял во дворе школы. Под деревьями постоянно кто-то сидел и читал, ну, или доедал свой обед, который не успели отнять. Для таких, как Эштон, этот угол был убежищем от таких, как Бен, к примеру. Бен постоянно как-то пытался задеть и отнять карманные деньги. Таких, как я,/ / /
— Эй, Пьеро? — У меня есть имя. Черт. Он смотрит на меня, будто я — идиот. но ты и есть идиот… заткнись. ты не избавишься от меня. заткнись, заткнись, заткнись. Я знаю, как зовут его. Я знаю, какого это — чувствовать, когда твое имя постепенно забывают. Я знаю, когда кто-то считает тебя «не таким». — Чего ты хочешь? видишь, Люк? в его глазах презрение и отвращение. ты ему неприятен. — Я, кхм, твой напарник по заданию, которое дал мистер Кэбот. Меня зовут Люк, — пытаюсь улыбнуться, но я не могу. Из-за Него не выходит. Он все еще главный. прекрати это сейчас же, Люк. уйди, уйди, уйди. — Я знаю, как тебя зовут, но ты, видимо, моего имени не знаешь, — парень усмехается, доставая пачку сигарет. Он курит?! он же живой и нормальный, он не ты. — Тебя зовут Эштон, извини, — смотрю, как он втягивает сначала дым табака, затем свежий воздух и медленно выдыхает. Это выглядит красиво. Эштон красивый. но не ты. замолчи, пожалуйста. почему ты все еще не купил мне личную зубную щетку? ты больной? Я просто стою и пялюсь, пока Эштон курит. Вероятно, это расслабляет. Хочу сказать, что перед тем, как он взял сигарету и сделал затяжку, от него очень вкусно пахло. Чем-то мягким; чем-то волшебным; чем-то, что напоминает легкое касание белого перышка; чем-то, что на вкус, как чистая песня; чем-то, что напоминает голубые софиты, когда ты одинокой ночью танцуешь; чем-то, что как чувство полного спокойствия; чем-то, как запах масляной краски или черных, словно уголь, чернил. Я не произношу это, так как Он заставляет мои шрамы кровоточить. По руке скатывается кровь и я ухожу от Эштона, не забывая попрощаться. ты все еще странный. я. не. странный. докажи./ / /
Стою напротив витрины с сигаретами. Пачка, состав, размер — все разное и я не знаю, какие брать. Я покупаю их для/ / /
— Подожди, ты купил мне сигареты и зашел в «УДЛ»? Извини, я сейчас в параллельной вселенной? — Эштон удивляется. Он действительно удивляется, когда я стою с пачкой Мальборо в руках, смотря на него сверху вниз, так как он сидит под деревом. «Да, я сделал это. Я наплевал на всех, включая волчий крик от Него, потому что я, кажется, влюблен в тебя. Мне хочется много улыбаться и показывать свои эмоции, когда ты рядом. Я чувствую себя так, словно цвет шума изменился. Моя жизнь перестает быть резкой и громкой, как розовый шум. Она становится такой медленной и спокойной, как красный, когда я смотрю, как ты выдыхаешь этот горький дым. Красный шум — описание моей жизни на сегодняшний день». — хочу сказать это, но не даю себе разрешение. — Да, - вот, что я говорю перед тем, как пропасть ровно на четыре дня и семь секунд./ / /
«Кого это заботит?» — первая татуировка Эштона, которую он сделал сам (!!!) в четырнадцать лет. Я знаю это, потому что Эштон сам мне показал ее. Два часа назад мы отдали свое задание мистеру Кэботу и ушли в этот угол, где сейчас тишина. Но она не пугает меня. Даже Его голос я стал слышать реже, потому что Эш (я позволил себе так его называть) здесь. У него словно есть тот прозрачный купол, который защищает его (теперь и меня тоже) от этой жизни и людей, чьи души изрезаны, как пергамент стихами. Эта парализирующая пустота начинает пропадать, когда человек, в которого ты влюблен, — рядом. Это успокаивающая пустота, от которой не хочется кричать, потому что она не причиняет боль. Когда-то мне показалось, что жизнь больше не значит ничего и что несчастные дети, как я, не должны рождаться. Матери должны были сделать аборт, потому что несчастные дети заражают несчастьем и мраком счастливых детей. Мне не хотелось бороться и что-то делать, все в одно мгновение потеряло свою привычную цену, и я просто существовал. До определенного момента. Но сейчас я дышу. Дышу своей влюбленностью, от которой мог бы задохнуться. После смерти моя душа не будет отдана ни Богу, ни Дьяволу — она целиком и полностью принадлежит Эштону. — Кажется, я влюблен в парня, чье тело и душа покрыто кровавыми ветвями, — произносит Эштон и эти слова не сказаны пустоте. — Тебе не может нравиться этот парень, потому что он не нормальный. ты сказал это. ты не можешь вернуться, только не сейчас. — Тогда я научу его быть нормальным, — он улыбается и закрывает глаза. Сейчас мне кажется, что Он молчит и больше не появится; что общество — белый шум на заднем фоне моей жизни; что колибри кто-то открыл клетку; что Пьеро заменил запах табака на танец под голубыми софитами; что демона уничтожило сияние алого рассвета.