Выжженная земля

О предстоящем путешествии в прошлое Юури думает с воодушевлением и – несмотря на заверения Шин-О, что все это ради одного-единственного разговора, – с легким опасением. Потому что даже самые лучшие намерения этого древнего божества, судя по рассказам и ехидной ухмылке Мураты, порою оборачивались «не самым лучшим образом». – Я всего лишь исполняю просьбу леди Джулии! – возмущается Шин-О с самым оскорбленным выражением лица. – Она хотела встретиться с тем, кто придет ей на смену. И добавляет с неожиданной серьезностью: – Она хотела увидеть будущее, чтобы укрепиться в своем решении. Наступает тишина, и все взгляды направлены на Юури – сочувствующие, вопросительные и виноватые. Стоп!.. Виноватые? Конрад единственный из присутствующих, у кого во взгляде он читает вину, если, конечно, не брать во внимание и странное выражение лица Йозака: этот вообще прячет глаза, словно знает какую-то тайну, о которой не может рассказать. Юури вздыхает, решив обязательно поговорить с ними после своего возвращения. – И что мне делать? – спрашивает он у Шин-О. – У вас есть машина времени? О, или ТАРДИС? А как же временные парадоксы? Я читал в манге, что… – Нет, Шибуя, здесь все гораздо проще, – вмешивается Мурата, протягивая ему странное зеркало. – Просто посмотрись в него. Юури скептически смотрит на странную чашу, почему-то названную зеркалом, и послушно вглядывается в странные узоры. А потом у него темнеет перед глазами… *** Шин-Макоку двадцать лет назад совсем иная, здесь даже воздух другой – в нем ощущаются запах гари, отчаяние и злоба, – и Юури невольно ежится, обещая себе, что никогда не допустит распрей в своей стране. С леди Джулией он сталкивается в саду, едва сделав пару шагов из темного коридора. Сюзанна-Джулия фон Винкотт оказывается прекрасной девушкой с сияющими голубыми глазами и аурой, которая, кажется, может успокоить и согреть любого. Неудивительно, что Адальберт был от нее без ума. Юури знает леди Джулию по скупым рассказам окружающих, знает историю их души, но, внезапно встретившись с ней, совсем теряется. И когда она спрашивает, кто он, Юури выпаливает, не задумываясь: – Шибуя Юури, двадцать седьмой король мао. Глаза девушки удивленно расширяются, и Юури с ужасом понимает, что он сейчас, возможно, нарушил все немыслимые законы путешествий во времени. Растоптанная бабочка, временные петли и парадоксы... – Эм-м, простите. Забудьте, что я сказал, вообще-то я… Минуточку, – Юури оживленно хлопает себя по лбу. – Вы же и так все знаете, потому что именно с вами я должен … – он запинается, потому что девушка легко, звонко смеется. Не над ним, а просто так, потому что ситуация выходит очень веселой. – Проводи меня, пожалуйста, через двор, – говорит она, отсмеявшись, и протягивает руку. На ее лице все еще играет улыбка, и Юури охотно выполняет просьбу. – Шин-О сказал, что вы хотите о чем-то поговорить со мной, – сообщает он, когда они проходят мимо грядок, полных ярких, синих цветов. Их запах и цвет ему кажутся знакомыми, но Юури никак не может вспомнить названия. – Уже нет. Все нужное я уже увидела, – отвечает леди Джулия и внезапно останавливается, добавляет с улыбкой: – «Конрат, стоящий на земле». – Точно! Они же названы в честь Конрада, – кивает Юури и смеется. Понимание обрушивается на него спустя одно длинное мгновение. Юури обрывает смех и быстро спрашивает, отчаянно надеясь, что он ошибся: – Леди Джулия, а где сейчас Конрад? Атмосфера напряженная, а воздух будто пропитан враждой – всякое бывает. У Юури же всегда было плохо с историей, что в пятнадцать лет, что теперь, в двадцать. Может, в этот раз он что-то перепутал?.. Леди Джулия отвечает далеко не сразу. Очень тихо, Юури сначала даже не разбирает фразы, догадываясь о смысле только по печальным ноткам в голосе девушки: – Они – Руттенбергские воины. Молчание, повисшее в воздухе, становится таким тяжелым, что у Юури срывается с языка быстрое и уверенное: – Я хочу их проводить. – Конечно, – соглашается леди Джулия. – Я тоже хотела так поступить, только… – Нет, вы не поняли. Я хочу проводить их до Руттенберга, – Юури и сам не понимает, как в его голове оформилось столь неправильное решение для путешественника во времени, но он ничего не может с собой поделать. В его голове до сих пор звучат рассказы Гюнтера об этой ужасной кровопролитной войне… К счастью, леди Джулия с легкостью поддерживает его решение. – Я представлю тебя Конраду в качестве сына подруги моей служанки. Ты умеешь исцелять? – Умею. Но не так хорошо, как вы, – смущенно говорит Юури, вспоминая уроки Гизелы. Девушка легко улыбается: – Целитель в дороге пригодится, думаю, никто не будет против… *** Земля за пределами Шин-Макоку выжжена на тысячи километров до горизонта. Вряд ли на ней что-то вырастет в ближайшие сто лет. Реакция солдат как будто равнодушная, но Юури знает, что каждый из них сейчас ассоциирует себя с этой землей. Забытой, потерянной и уже потерявшей свою жизнь. – Привал! – объявляет Конрад, когда они подходят к прохладной и широкой реке достаточно близко. Он аккуратно тянет поводья и едва уловимо морщится, но тут же выражение его лица становится спокойным и дружелюбным. Кроме Юури эту перемену замечает только Йозак; остальные, радостно шумя, спешат спрыгнуть с взмыленных лошадей и наполнить свои фляги чистой водой. Юури украдкой следит за движениями Конрада: слишком аккуратными и мягкими для человека, которого ранили в плечо несколько часов назад. Их отряд атаковали внезапно, из-за ущелья гор, и, не считая ранения капитана (первая стрела, стремительно вылетевшая откуда-то сверху, с неприятным звуком вонзилась Конраду в плечо), отбиться им удалось успешно, без потерь. Когда Йозак, Юури – единственный целитель во всем отряде – и еще пара ближайших солдат с тревогой помчались к Конраду, тот быстро пресек все их попытки заботы о нем. Сказал, что сам сейчас быстро перебинтует плечо, и они дальше двинутся в путь. Опаздывать нельзя. Солдаты, видимо, уже привыкшие к твердому характеру Конрада, сдались, а вот Юури заупрямился. И, дождавшись, пока все отойдут заниматься приготовлениями, подошел поближе и сердито заявил, что пожалуется Леди Джулии, если Конрад не даст хорошенько осмотреть его рану, а после и перевязать ее. Угрозы Юури всерьез восприняты не были, наоборот, Конрада они даже позабавили и, может поэтому, он позволил осмотреть свое плечо. Вдвоем с Йозаком они усадили упрямца под раскидистое дерево, каким-то чудом выросшее в каменистой почве у реки. Верный помощник Конрада помог вытащить стрелу, которая, к счастью, оказалась не отравленной. Юури, привычный к различным ранениям из-за своих приключений в Шин-Макоку, придирчиво осмотрел плечо, осторожно смазал его целебной мазью и аккуратно перебинтовал, советуя в ближайшие два дня сильно не напрягать руку. Конечно, ему было далеко до мастерства Гизелы, но, на взгляд Юури, позаботился о ране он хорошо. После это случая все солдаты в отряде, относившиеся к новичку с легкой долей покровительства и добродушия, зауважали мальчишку, сумевшего переспорить их упрямого командира, а некоторые даже стали приятельствовать с ним. Во время легких перекусов кто-нибудь из солдат всегда подсовывал Юури лишний кусок сыра или хлеба, а ехавшие рядом рассказывали интересные истории. Даже Йозак перестал смотреть с подозрением и сыпал веселыми шутками – Юури так смеялся над ними, что дважды чуть не свалился с лошади. *** – Надо бы сделать перевязку нашему упрямому капитану, – раздается над ухом озабоченный голос Йозака. – С таким отношением его рука до битвы-то не доживет. Юури хмуро кивает в ответ: палатки разбиты, над весело горящим костром готовится мясная похлебка, вкусный запах которой заполз в самые удаленные уголки лагеря, а Конрад гуляет с каменной спиной и непринужденно беседует с солдатами. Он всегда окружен людьми; подловить его одного удается только у реки: когда Конрад спустился ополоснуть лицо и руки. Услышав шаги Юури за спиной, он оборачивается и с легкой улыбкой желает доброго вечера. Только плечи у него при этом неестественно прямые, а лицо слишком бледное. «Он злится, – вдруг понимает Юури. – Ему больно, и Конрад злится из-за своего бессилия. И очень не хочет показывать свою слабость другим». – Твоя рука... – Я в порядке, – непроницаемая улыбка в ответ, и теперь уже злится Юури. Ему знакома подобная ответственность: быть сильным и уверенным, чтобы и твои люди верили в победу, сохраняя боевой дух. А ночью, украдкой, перевязывать раны и беззвучно кричать, выпуская отчаяние, злость и бессилие. – Тебе лучше отдохнуть, Юури, – мягко добавляет он. – Завтра нам предстоит подъем в гору. Конрад аккуратно сжимает ему плечо и отворачивается, а ему в спину летит: – Из-за твоего упрямства могут погибнуть люди. – На войне люди гибнут каждый день. – Твоя гордость может и сохранит уверенность отряда, но на завтрашний день обернется поражением. Конрад дергается, и Юури понимает, что выиграл. – Пойдем, упрямец, – мягко говорит он. – Надо перебинтовать твое плечо. Удивительно, но Конрад его слушается, покорно позволяя отвести себя в палатку, а там усадить теплый мех, постеленный на жесткую, холодную землю. Может, его крестный чувствует что-то родное в мальчишке, добровольно примкнувшему к отряду, – если уж еще леди Джулия поручилась, отчего ж не принять… А может, он настолько устал, что сил на споры и упрямство уже не осталось. Последнее предположение пугает Юури до чертиков. Он помогает снять мундир, с тревогой вглядываясь в бурые пятна, выступающие на белых повязках. К счастью, неглубокая рана уже почти зажила, несмотря на упрямство одного господина: целебная мазь, данная Гизелой, творила чудеса. Все время, пока Юури разматывает повязки и бинты, Конрад молчит. И его лицо при пламени свечи кажется высеченным из камня. У него напряженные плечи и прямая, как палка спина, как будто он даже сейчас не может позволить себе расслабиться. На миг Юури даже сожалеет, что в этом времени он не может приказывать: здесь, как короля Мао, увы, его никто не знает, – но он все же пытается, осторожно вставая на колени за спиной Конрада: – Расслабься, пожалуйста. Плечи под его пальцами каменные, словно несущие какое-то бремя. И Юури аккуратно и умело разминает плечи, втирая мазь в разгоряченную кожу. Мышцы, сведенные усталостью, постепенно расслабляются. Конрад даже дышит теперь по-другому: его лицо уже живое и спокойное больше не кажется каменной маской, с каждым движением пальцев на нем все больше проступает умиротворение. Эту тишину, наполненную странным, уже привычным доверием, совсем не хочется нарушать. Хочется и дальше мять плечи, растирать пахнущую травами мазь – быть хоть чем-то полезным этому сильному и несгибаемому человеку, который всегда ставит интересы Юури выше своих собственных. А потом обнять крестного и попросить его поберечь себя, обещать, что война скоро закончится. Юури вздыхает и в последний раз мягко проводит ладонями по расслабленным мышцам плеч. – Все, – сообщает он, поднимаясь. – К утру будешь совсем здоров, если не будешь нагружать руку и хорошо выспишься. Конрад улыбается ему благодарной, полусонной улыбкой и зачем-то касается кулона, подаренного леди Джулией. И этот миг Юури словно отрезвляет – на него снова обрушиваются горечь и бессильная злость. Как бы ему отчаянно не хотелось, этого прошлого никогда не изменить; битва при Руттенберге состоится при любом раскладе. И Конраду придется ее пережить, а Юури в этот момент будет в будущем и безопасном Шин-Макоку. Уже завтра в полдень они достигнут Руттенбергских земель. – Спокойной ночи, – говорит Юури, прикусывая губу до крови. Конрад, уже одетый в рубашку, окидывает его внимательным взглядом, но, к счастью, ни о чем не спрашивает, только мягко улыбается и желает доброй ночи в ответ. Кажется, на душе у крестного, впервые за долгое время, очень легко. И Юури думает, что это единственное, что поможет ему вернуться в свое время почти без сожалений.