Вода под Голден Гейт смертельно холодная

Джениус впервые услышал об этом месте от Шори-доно, когда они только-только переехали в Сан-Франциско. Был теплый летний вечер, неспешная прогулка по висячему мосту и уютное молчание. И Джениусу впервые за последнее время было хорошо, даже дыхание, казалось, стало легким и почти свободным. – Здесь очень красиво... – сказал он, разглядывая открывшийся вид на спокойную гладь воды. И вдруг Шори-доно ответил нечто странное: – Вода под Голден Гейт смертельно холодная, – невпопад сказал он, касаясь ладонью перил. Джениус нахмурился. – Это какая-то местная присказка, которую я не знаю? Шори-доно часто выражался не совсем понятно и всегда рассуждал очень смело, поражая широтой своих взглядов. В нем удивительным образом сочетались доброта и железная, почти несгибаемая сила воли, которые спасли Джениуса месяц назад у храма. Или, вернее будет сказать, почти вырвали из лап Мураты Кена и Шин-О. И самое ужасное было даже не в самом спасении, а в том, что Джениус до сих пор не мог испытывать ненависти к своему особенному человеку. Даже после всего, что произошло. – Это слова моего друга, – Шори-доно пожал плечами, поежился и уже своим обычным голосом предложил продолжить прогулку. Они шли молча, вдыхая прохладный, свежий воздух, Шори-доно погрузился в свои мысли, а Джениус, в котором проснулся ученый, с интересом разглядывал конструкцию моста, пока вдруг не наткнулся на табличку. «Надежда есть. Позвони. Последствия прыжка с этого моста фатальны и трагичны.» – Самое знаменитое место для самоубийств в мире, – пояснил Шори-доно в ответ на его вопросительно поднятую бровь. – Власти даже хотели закрывать мост по ночам для пешеходов, но как-то... не сложилось. Что-то было странно-болезненное в его тоне, и Джениус просто не смог не спросить. Потому что вариант «не спросить» хоть и был правильным, но отзывался тошнотворным вкусом на языке. – А ваш друг?.. Шори-доно вздохнул, пряча ладони в карманы куртки. Блики на очках скрыли выражение его глаз, но Джениус мог поклясться, что Шори-доно сейчас чувствует себя еще хуже, чем тогда, у храма Шин-О. – Старая история. Мой друг был очень одаренным программистом (Джениус кивнул, показывая, что он слушает. За месяц жизни на Земле он узнал очень многое, в том числе и такую полезную штуку как интернет) и совсем в юном возрасте создал одну интересную программу для своей девушки. – И что же?.. Предательство? Несчастная любовь? Шори-доно невесело засмеялся. – Тут другое. Позже эта программа стала известной на весь мир, и он продает ее за несколько миллионов долларов. В феврале две тысячи тринадцатого ее стоимость оценивается в несколько миллиардов долларов, а его девушка выходит замуж за баснословно богатого иностранца. В ноябре две тысячи тринадцатого года он прыгает с моста Голден Гейт. Госпитализирован в больницу Сейнт Франсис Мемориал. Джениус невольно отметил, что имя друга еще ни разу не прозвучало, только местоимения – «он», «он» и «он», как будто... Шори-доно сделал еще один глубокий вздох: – Я приехал самым первым, он все еще был в сознании, успел только сказать про воду под Голтен Гейт и через несколько часов скончался. Джениус подумал, что, возможно, его старая, более наивная версия сказал бы, что со стороны друга это был глупый поступок, но потом он перевел взгляд на темно-синее, сильное и холодное течение и промолчал. *** К этому разговору они вернулись через несколько дней, когда Джениус проверял счет-выписки, а Шори-доно просматривал личные дела сотрудников гостиницы. С месяц назад Шори-доно, вдоволь наоравшись на Шин-О и Мурату Кена, заявил, что плевать он хотел на политику и интриги в обоих мирах, попросил его больше не беспокоить и утащил Джениуса за собой на Землю. Он предпочел заниматься семейным бизнесом (в конце концов, управляющий гостиницей из него получился замечательный) и предложил Джениусу место начальника отдела кадров, «плюс всякая помощь по мелочи». Усталый, сломленный разбитыми надеждами и мечтами Джениус согласился. И почти не пожалел об этом. Работа была интересной, отвлекала от странных, мрачных мыслей и потихоньку вновь наполняла Джениуса смыслом. Но фраза «вода под Голден Гейт смертельно холодная» все никак не выходила у него из головы, манила за собой, заставляя погружаться в самоанализ, который Джениус не очень-то любил. Потому что за ним стояла мысль о том, что жизнь не всегда дает желаемое. А за этой мыслью отзывалось болью надрывное – смирись, смирись, смирись... Джениус не считал себя особенным человеком, которому судьба должна давать всяческие поблажки и дарить подарки, однако даже его разозлили резкие и насмешливые слова Шин-О, которого он практически боготворил. Цель, ради которой Джениус жил, теперь исчезла. Воссозданный из руин Орден стараниями того же Шин-О был разрушен. «Такова жизнь, так бывает, ты ничего не сможешь сделать. Надо смириться. Смирись, смирись!» – стучали в голове слова, а Джениусу хотелось разрыдаться, потому что необходимо оплакивать такие важные и уже потерянные вещи в его жизни, даже если он только-только решил смириться со своим бездействием. И вот здесь почему-то вспомнился тот самый друг. – А что стало с девушкой? – вопрос получился резким, и голос слегка охрип, хотя Джениус молчал почти весь день. Шори-доно на миг поднял взгляд, но потом снова уткнулся в свои бумаги. – Живет счастливо где-то в Бразилии со своим мужем. – Я не об этом. Почему она так просто... Джениус наконец встретился глазами с Шори-доно и тут же резко отвел взгляд. Вчера, когда они обсуждали уровень качества обслуживания клиентов, Шори-доно вдруг прервал Джениуса на полуслове, наклонился и поцеловал его. Получился очень странный, теплый и нежный поцелуй, который у Джениуса не вызвал почему-то ничего, кроме чувства легкой тошноты и неправильности. Интересно, что его рациональная часть зафиксировала именно чувства, которые пытался донести до него Шори-доно, тогда как сам Джениус не чувствовал почти ничего. За «почти» скрывалось чувство вины. Джениус знал, что Шори-доно влюблен в него, но всегда старательно делал вид, что не замечает этого. Потому что был еще Шин-О, которого очень хотелось возненавидеть, был Орден, который заменил ему семью, был смысл жизни, который разбился вдребезги. И эта пустота ощущалась как нечто родное, словно привычная правая рука или нога. По молчаливому уговору они не говорили о поцелуе ни потом, ни тогда – Джениус слегка отстранился, сделав шаг назад, а Шори-доно слегка наклонил голову, безмолвно извиняясь. Мелкое, но такое значительное событие соединилось с большим снежным комом, возникшим из тысячи давящих мелочей и отголосков боли. Джениус думал, что он переживет это – порыдает в подушку, как какая-нибудь юная барышня, превратит в руины какое-нибудь небольшое княжество или даже прибудет в страну демонов и как следует даст по лицу Мурате Кену. Или еще лучше – Шин-О... Но проблема в том, что ему ничего не хотелось. Даже порыдать не получалось. Его сердце было слишком спокойным, как гладь воды, под которой скрывается что-то опасное. Джениус должен был испугаться, но вместо страха почему-то выступало холодное, как течение под Голден Гейт, безразличие. <div align="center">***</div> Мост Голден Гейт прекрасен в минуты раннего утра. Джениус оглянулся, нервно приглаживая волосы. Туристы проходили мимо, кто-то бросал заинтересованные взгляды, но не подходил ближе и не задавал вопросов. Он перелез через перила, отмечая в голове абсурдную мысль, что Шори-доно оценил бы всю иронию ситуации, и с глубоким вздохом шагнул в пустоту. Джениус никогда не любил писать записки. Даже если у них вдруг мог появиться адресат. Он считал секунды своего полета, пытаясь вспомнить, чему равно ускорение свободного падения. Вода под Голден Гейт и правда была смертельно холодной.