Семейные ценности Джеральдов

Я всегда придерживался правил. Порой это было нелегко, и несколько раз обстоятельства выходили из-под моего контроля. Но я давно уже усвоил: если создать внешний порядок, то рано или поздно внутренняя суть изменится в соответствии с тем, что видно на поверхности. Оставаясь джентльменом среди полудиких обитателей приграничного техасского сеттльмента, я добился соответствующей перемены в моем социальном статусе. Я начинал с ежедневного тщательного бритья в лесной хижине – и в конце концов занял подобающее место в обществе. Я обзавелся достойной семьей, вопреки всем помехам взяв в жены девушку аристократического происхождения. Среди представительниц знатных кругов ее выгодно выделяло крепкое здоровье. Она могла выносить достаточно детей, чтобы я мог уповать не только на продолжение, но и на укрепление рода. Техасской ветви семейства Джеральдов предстояло затмить ирландскую, которая в свое время не пожелала меня знать. Печально признавать, что именно в семье, на которую я возлагал основные надежды, и заключалось очередное обстоятельство, вышедшее из-под моего контроля. Точнее, оно заключалось в моей средней дочери, Кэтрин. Признаю, в случившемся была доля нашей с Луизой вины. Мы растили шестерых детей. Старшей из девочек занимались особенно тщательно: по светским традициям ее следовало выдать замуж первой, и мы не хотели затягивать с браком в интересах остальных дочерей. Младшую, Элизабет, баловали и Луиза, и мой тесть, а я относился к этому снисходительно. Сам же я основное внимание уделял сыновьям. Таким образом, Кэтрин часто оставалась предоставлена самой себе. Пусть у вас не складывается впечатление, что Кэтрин в чем-либо ущемляли. Ей первой была куплена великолепная лошадь вместо пони, потому что она сама об этом попросила. Ей никогда не запрещали ездить к подругам, даже когда она стала отлучаться из дома без провожатого. Я всегда был за нее спокоен – до того момента, как появился Тейлор Коул. Этот молодой джентльмен приехал из Луизианы. По его словам, он интересовался хлопковыми плантациями. Никаких знакомых у Коула здесь не было, и никто не знал, почему он выбрал именно наши края. Он остановился в гостинице «На привале», ничуть не смущаясь более чем скромными условиями, которые приходились по вкусу далеко не всем путешественникам. Сам же Коул явно принадлежал к светскому обществу и быстро обзавелся друзьями как среди офицеров форта, так и среди плантаторов. Он не понравился мне с первого взгляда, и тому было предостаточно причин. Мне претила самоуверенность Коула, граничившая с бесцеремонностью. Он расхаживал по улицам так, словно весь сеттльмент был его собственностью, причем поднадоевшей. При разговоре он никогда не понижал голос, весьма громкий от природы, и всем, кто находился поблизости, волей-неволей приходилось его слушать. Кроме того, он напоминал мне кого-то, но я никак не мог понять, кого именно. Однако ускользавший образ явно не относился к хорошим воспоминаниям, поскольку каждая встреча с Коулом, пусть даже державшимся приветливо и дружелюбно, неизменно оставляла неприятный осадок. Должен признаться, я на все это закрыл бы глаза, если бы он не принялся ухаживать за Кэтрин. Я даже затруднился бы назвать это ухаживанием: Тейлор Коул просто пошел напролом, ничуть не сомневаясь, что знаки внимания от его персоны будут приняты с благосклонностью. Насчет Кэтрин он не ошибся: глупышка действительно пришла от такого поклонника в восторг. И я не берусь осуждать ее, потому что Коул был красив, отлично сложен, обладал военной выправкой и прекрасно ездил верхом. Словом, являл собой серьезную опасность для юных мечтательниц. Но мы с женой смотрели на него совсем другими глазами. Дело в том, что наша старшая дочь, Фиби, не только еще не вышла замуж, но даже не была просватана. Луиза и я до сих пор не присмотрели для нее подходящей партии среди молодых плантаторов и уже подумывали о том, что следует расширить круг поисков. Беззастенчивость, с которой Коул пренебрег светскими правилами, покоробила Луизу, а у меня вызвала раздражение. При этом я вынужден был сдерживаться. Мое недовольство могли заметить сыновья, а это привело бы к самым нежелательным последствиям. Я опасался, что старший из мальчиков вызовет настойчивого поклонника Кэтрин на дуэль. Я не хочу принижать достоинств моих сыновей. Я сам занимался их физическим воспитанием, и мои дети росли прекрасными наездниками и меткими стрелками. И все же они были слишком юны, чтобы мериться силами с офицером, выпускником Вест-Пойнта. Я не знал, участвовал ли Коул в Гражданской войне, однако по некоторым его обмолвкам заключил, что ему доводилось сражаться с индейцами. Впрочем, он не распространялся об этом. Едва речь заходила о боевых действиях, он тотчас с улыбкой объявлял, что не хотел бы утомлять столь скучной темой присутствующих леди, и при этом не упускал случая галантно поцеловать руку Кэтрин. Это злило меня, возмущало Луизу и огорчало Фиби. В отличие от романтичной и порывистой Кэтрин, моя старшая дочь была слишком рассудительна, чтобы поддаться чарам явного проходимца. Однако, как любую другую юную девушку, ее ранило пренебрежение. Кэтрин даже не замечала переживаний сестры: в присутствии Коула она никого, кроме него, не слышала и не видела. Однажды, когда молодежь с окрестных плантаций собралась у нас в гостях, я стал свидетелем игры в фанты. Дженнифер Тальбот, пухлощекая хохотушка, дочь нашего соседа, вытаскивала из шляпы фанты, а Кэтрин придумывала задания. Чтобы играть было интереснее, она решила завязать глаза, и я с раздражением увидел, как Коул тут же протянул ей свой платок. Конечно, он бы своего не упустил. Но и я тоже. Мы с Луизой со старшими из гостей сидели на веранде, а молодежь собралась на лужайке у дома. Даже жара, особенно тяжкая в это время года, не могла испортить их забавы: по саду разносился веселый смех и азартные возгласы. – А что достается этому фанту? – выкрикнула Дженнифер. Она вытащила из шляпы сложенный веер и подняла его над головой. Ее сестра, очевидно, владелица фанта, зажала рот рукой, чтобы не прыснуть. – Этому?.. – Кэтрин на мгновение задумалась, машинально поднеся руку к повязке на глазах. Грех было не воспользоваться случаем. Сойдя с веранды, я приблизился к дочери. – Не подглядывай, плутовка! – произнес я с шутливой строгостью в голосе и поправил узел на платке. Мне хватило пары мгновений, чтобы осмотреть подрубленные уголки. На одном был вышит вензель: Т.К. Что ж, фиаско. А как было бы хорошо уличить этого самодовольного хлыща в том, что он не тот, за кого себя выдает! Мне по-прежнему казалось странным, что Коул выбрал наш уголок, отнюдь не самый процветающий в Техасе, и я не мог отделаться от неясных, смутных подозрений на его счет. – Вот еще, папа! – возмутилась Кэтрин и вывернулась из моих рук. – Этому фанту… Сложить оду про… про президента Тейлора! Мисс Тальбот расхохоталась, кто-то зааплодировал. Я перехватил взгляд Тейлора Коула. Ей-богу, этот наглец смотрел не на Кэтрин, а на меня, и смотрел с насмешкой! И вновь у меня возникло странное чувство, что где-то я уже видел этот дерзкий, издевательский прищур. Я вернулся на веранду с твердой решимостью под первым попавшимся предлогом прекратить знакомство своей дочери с этим сомнительным типом. Такой предлог не заставил себя ждать. Через неделю сестры Тальбот позвали наших старших дочерей на прогулку в коляске. Фиби в тот день одолевала мигрень, и поехала одна Кэтрин. Мы с Луизой ни о чем не тревожились, и внезапное появление у ворот нашей дочурки в сопровождении невесть откуда взявшегося Коула поразило меня, как гром среди ясного неба. Кэтрин как ни в чем не бывало сообщила, что коляска вдруг сломалась, и сестры Тальбот отправились к себе домой, а ее вызвался проводить мистер Коул, случайно прогуливавшийся неподалеку. Нам с Луизой ничего не оставалось делать, кроме как поблагодарить Коула, но я не мог отделаться от смутного ощущения тревоги. Я не поленился наведаться к Тальботам, и что же мне удалось разузнать? Оказывается, коляска сломалась в самом начале прогулки, в двух шагах от их ворот. Кэтрин могла добраться до дома от силы минут за сорок, но она отсутствовала часа три. Ни слез, ни споров не было. Кэтрин выслушала запрет на дальнейшие встречи с Тейлором Коулом так равнодушно, как если бы ей велели не читать заведомо неинтересную ей книгу. Луиза попалась в эту ловушку и даже упрекнула меня в чрезмерной мнительности. Моя милая жена совсем позабыла, как легко в свое время обошла приказ не совершать прогулки в одиночестве! Зато я хорошо это помнил, и показное смирение дочери меня не обмануло. В тот же день слуги получили указ не сводить глаз с Кэтрин и зорко следить за дорогой у дома и за садом. Я-то хорошо знал, как можно попасть на Каса-дель-Корво, минуя ворота. Сам же я тем вечером перед сном оставил на столе у изголовья заряженный револьвер. Мне так и не удалось выяснить, кто на асиенде оказался предателем. Вряд ли кто-то из тех, кто работал в доме; скорее всего, посредником между влюбленными сделался кто-то с плантации. Так или иначе, поутру я столкнулся в коридоре с перепуганной и заплаканной служанкой: та как раз спешила ко мне с обгорелым клочком бумаги в руках. На обрывке письма, найденном в опустевшей спальне Кэтрин, удалось разобрать буквы «эд-Кри». Я предположил, что это Рэд-Крик, название заброшенного поселка к востоку от форта Индж. Наше с Луизой решение было единодушным: любой ценой не допустить огласки. Скандал перечеркнул бы не только судьбу глупой Кэтрин, но и Фиби, и, быть может, даже Элизабет. Все мои мечты грозили пойти прахом – всего лишь потому, что наглый заезжий хлыщ вздумал хозяйничать в моей семье. Спасти все можно было лишь одним путем: остановить мерзавца самому. Луиза упрашивала меня взять с собой Плутона: тот доказал свою преданность, когда остался с нашей семьей, получив свободу. Я только покачал головой. Мне следовало действовать крайне решительно, и в крайнем случае я еще мог бы положиться на молчание раба, но не на молчание слуги. Это действительно оказался Рэд-Крик. С севера поселок огибало русло речки, обмелевшей так сильно, что теперь лишь чахлый мутный ручеек полз среди покрытых красноватой пылью камней. Пересохшая речка и стала причиной, по которой поселок решили не восстанавливать после набега команчей. Хотя если бы жители не поленились выкопать колодец, воду они бы получили: порукой тому служили деревья с густыми кронами, обступившие заброшенные остовы домов. Гостиница, стоявшая на отшибе, уцелела после нападения индейцев. Она была, пожалуй, единственной постройкой, которая сохранилась полностью. В какой-то миг даже возникло ощущение, будто она и сейчас принимает постояльцев: песчаную землю у крыльца испещряли свежие следы. Одного постояльца я и в самом деле нашел. Точнее, я обнаружил его вещи, заметив их через полуоткрытую дверь одной из комнат. Я узнал вишневый дорожный плащ Коула, подбитый шелком: он был небрежно брошен на стол. Рядом стоял саквояж. Убедившись, что в комнате никого нет, я переступил порог. Саквояж был приоткрыт, и я заметил в нем какие-то бумаги, очевидно, небрежно убранные в последний момент. Это оказались карандашный набросок и фотографическая карточка. На рисунке была изображена миловидная молодая женщина в шляпке с перьями. Судя по тому, как пожелтела и прорвалась на сгибах бумага, набросок был выполнен довольно давно. Зато карточка оказалась почти новой. Как преображает людей военная форма. Она будто скрывает одну грань человеческой сущности и выявляет другую. Прежде я видел Тейлора Коула только в нарядах светского щеголя, хотя и знал о его звании лейтенанта. Судя по гербу Вест-Пойнта на стене, карточку сняли в одном из залов академии. Коул стоял в компании пары улыбающихся курсантов, его сверстников. И с первого же взгляда, брошенного на снимок, я понял, и на кого он так похож, и как я был прав, заподозрив, что он носит вымышленное имя. Точнее, вымышленной оказалась фамилия, а имя как раз было настоящим. И я даже слышал его однажды, когда выкупал асиенду Каса-дель-Корво у ее нового владельца. Но сам наследник был слишком мал, и я вел дела с его опекунами. Неудивительно, что его имя стерлось у меня из памяти. Тем более что уже существовала мода называть детей в честь военачальников, под командованием которых служили их отцы, и Закари, Тейлоров и Закари Тейлоров тогда подрастало предостаточно. – Хорошо, что ты пришел сам. Я проклял себя последними словами за то, что, поглощенный открытием, позабыл об осторожности. Револьвер был у меня в руке, но я сомневался, что успею его поднять, пока буду разворачиваться к двери. Однако тут меня ждал приятный сюрприз: человек, стоявший на пороге, не был вооружен. Очевидно, он рассчитывал, что у меня возникнет слишком много вопросов, чтобы я выстрелил сразу. Надо признать, он не ошибся. Волосы у него сильно поседели, особенно у правого виска. И странно изменился голос: он сделался как будто механическим, похожим на скрежет. – Я слышал, что выстрел в висок убивает не всегда, но не очень-то в это верил. А оказалось, что это правда. – Я тоже про это слышал, – сказал я. – Но как ты выбрался из могилы? – Врач из форта, – ответил Колхаун. – Он заметил, что я еще дышу, и решил проверить, смогу ли я выжить и чем для меня обернется такая рана. Для этого, конечно, было нужно, чтобы меня не повесили. – И он тебя спрятал? Колхаун кивнул. Я заметил, что, когда я говорил, он неотрывно смотрел на мои губы. Так вот почему его голос звучал так странно: мне доводилось читать, что речь людей, лишившихся слуха, обретает неестественное звучание. – И что с ним теперь? – осведомился я. – Ничего. – Колхаун пожал плечами. – Выдав меня, он выдал бы и себя. Он цел и невредим и возится теперь в своей лаборатории где-то на севере. – Какое внезапное человеколюбие. – Особенно внезапное для тебя, верно? Риторические вопросы начинаются тогда, когда исчерпаны вопросы по существу. Значит, говорить было больше не о чем. Но, к сожалению, это понимал не только я. Навряд ли Тейлор влез в окно: я услышал бы шум. Видимо, существовала смежная комната, двери в которую я не заметил. Так или иначе, о его присутствии я узнал уже тогда, когда мир перед глазами взорвался тысячей искр, и темнота ринулась мне навстречу. В себя я пришел уже совсем в другой комнате. Первое, что мне бросилось в глаза, – это решетка на окне. Старая, тронутая ржавчиной, и все же достаточно прочная. Очевидно, хозяин гостиницы хранил здесь свою кассу, а может, и еще какие-нибудь ценности. Мебели здесь почти не было. Я сидел у окна на табурете, привалившись плечом к стене. Напротив в дверях стояли Колхаун с моим револьвером в руке, Тейлор в вишневом плаще и с саквояжем и Кэтрин, уцепившаяся за локоть возлюбленного. – Ты сошла с ума, – сказал я ей. – Эти два проходимца тебя просто используют. Кэтрин молчала. Ее спутники – тоже. – Ты не знаешь, с кем связалась, – продолжал я. – Эти люди – убийцы. И тут Кэтрин заговорила. – Я видела, как ты стрелял в ту женщину, пап, – равнодушно произнесла она. – Донья Исидора – так, кажется, ее звали. Я даже не знал, что сказать ей. Как объяснить восемнадцатилетней девчонке, что такое защита интересов семьи, на которые посягала совершенно посторонняя женщина ради своих фантазий? Я вынужден был оберегать Луизу, как раз вынашивавшую тогда нашего меньшего сына. – И я не слышала, чтобы она называла какого-то Диаса, как ты заявил линчевателям, – прибавила Кэтрин. Я только махнул рукой. Бесполезно было объяснять, что, останься этот бандит в живых, он представлял бы угрозу для каждого из нас. Мне просто не следовало разрешать девчонке самостоятельно раскатывать по округе на своем пони. Кстати, если не ошибаюсь, именно после того происшествия она и попросила обычную лошадь. Видимо, посчитала себя достаточно взрослой. – Идите к повозке, – обратился Колхаун к сыну и Кэтрин. – Я догоню вас. – Пойдем, Кэт. – Тейлор подхватил ее под руку. – Тебе не о чем волноваться. Они скрылись в коридоре. До меня донеслись их удаляющиеся шаги. Я перевел взгляд на Колхауна. Кажется, лицо у него сделалось более бледным. – Тогда, той ночью. – Он улыбнулся уголком рта, и улыбка эта больше походила на судорогу. – Ты ведь знал, что я еду за вами следом, да? – Догадывался, – уточнил я. Конечно, я предполагал, что он поедет за мной. Я заметил его присутствие еще в саду, где он прятался за деревом: Колхаун выдал себя, сгоряча топнув ногой. Больше того, я даже удивился, когда к нам с Луизой, размахивая револьвером, вместо него выбежал Генри. – И ты специально предложил ему поменяться одеждой, зная, что в ночных зарослях он может столкнуться со мной? Уж не упрекать ли меня он вздумал? – Если бы ты не выстрелил, ничего бы не произошло, – напомнил я. Во-первых, я просто предоставил брата и кузена Луизы их собственной судьбе. Во-вторых, мало кто в Техасе задевал меня сильнее, чем Генри. Я постоянно сталкивался с настороженностью, любопытством, враждебностью: люди догадывались, что я что-то скрываю, и относились к этому по-разному. И только этот избалованный молокосос проявлял ко мне оскорбительную снисходительность, давая понять, что я, баронет, потомок древнего ирландского рода, хорош и в качестве простого мустангера. Что ж, я дал ему возможность побывать в моей шкуре, раз она так была ему по душе. Кто виноват, что долго он в ней не прожил? – Ты не учел только одного, – сказал Колхаун. – Чего же? – осведомился я. – Я любил брата, – пояснил он. Я перевел взгляд на револьвер в его руке. Колхаун усмехнулся. – Ничего подобного, – сказал он. – Мы обещали Кэтрин, что не тронем тебя. По крайней мере, сами. Он перебросил мне револьвер. – В нем осталась одна пуля. Думаю, ты сделаешь правильный выбор. С этими словами он вышел и затворил за собой дверь. Снаружи лязгнул засов. Первым делом я подошел к двери. Дерево было прочное, но петли со временем ослабли. Выбить ее будет нетрудно, особенно с учетом того, что я хорошо сохранил форму. Колхаун свалял дурака, решив, что меня удастся заморить здесь голодом. Я вернулся к окну и выглянул через решетку. Внизу стояла повозка, которой я не видел при входе: видно, она только что подъехала. Правил темнокожий кучер. Кэтрин уже сидела на лавке; Тейлор поставил рядом с ней саквояж. Однако сами они с Колхауном забираться в повозку не спешили: оба стояли и смотрели на меня. Кэтрин оглянулась. Я успел опустить руку так, чтобы она не заметила револьвера. Кэтрин пару мгновений смотрела на меня, а потом отвернулась. Тейлор сказал что-то кучеру, и тот тронул поводья. Повозка двинулась вперед по дороге, обсаженной деревьями. Я некоторое время колебался. С одной стороны, во всем был виноват Колхаун. Я не сомневался, что все придумал именно он. С другой стороны, убив Тейлора, я и отомстил бы его отцу, и уберег бы Кэтрин. И, возможно, еще успел бы спасти наше имя. Я сделал выбор и теперь ждал только, когда повозка с моей дочерью скроется за поворотом. Но оказалось, что этого ждал не только я. Тейлор внезапно повернулся и зашагал в сторону дома. Через мгновение я потерял его из виду. Однако я был спокоен: Колхаун по-прежнему стоял на месте, очевидно, дожидаясь возвращения сына. Тот вернулся через несколько минут, ведя с собой двух оседланных лошадей. Я как раз выжидал, когда он окажется передо мной, когда почувствовал запах гари. Оглянувшись на дверь, я понял, что выбивать ее нет смысла: над полом уже вился дым. Дом был старый, из сухого дерева, и занялся быстро. Когда я снова выглянул в окно, Колхаун и Тейлор уже были в седлах. Некоторое время они молча смотрели на меня, а потом отвернулись и поехали следом за повозкой с Кэтрин. Я стал осматривать решетку. Она оказалась прочнее двери. Выбор пришлось делать заново. Стрелять в сердце было неудобно, а выстрелам в висок я теперь не доверял. Но я опять сумел сделать все правильно, и ствол револьвера походил на холодную солоноватую пилюлю, когда лег мне на язык.