***
Когда Гарри исполнилось семь, он нашёл на чердаке старую книгу со сказками и, позвав Луи, воодушевленно произнёс: — Хочешь быть моим принцем? А Луи, смутившись и сжав пальцами подол своей синей курточки, подумал уж было превратиться в травинку — его губы не знали, что шептать, а ноги — как правильно стоять, не становясь ватными. — Ну так что, Лу? — Только если мне не придётся тебя спасать, — всё-таки ответил мальчик. — Ты не хочешь это делать? — Нет, но, чтобы тебя спасти — нужно потерять, а я никогда бы не хотел тебя потерять. И тогда Гарри просто улыбнулся, подошёл ближе и завалил Луи на пол, аккуратно поцеловав в щеку, а после — начав читать «Маленького принца», потому что — да, Гарри знает, что Луи влюблен в эту сказку и знает, что мальчик после прочтения первой страницы заснет на его плече, чувствуя себя облаком среди туч или, может, росой после дождя, нашедшей свой цветок.***
Когда мальчикам исполнилось десять, они взяли в привычку сбегать с первого урока по средам, потому что, ну, урок искусствоведения кажется им ненужным, нежели тёплые объятия на школьной площадке и слова-обещания, что они всё-таки станут родственными душами.***
— Обещаешь, что на твоём запястье не появится чужое имя? — спросил Гарри, боясь, что громко-бьющиеся сердце выдаст страх и лёгкую панику. — Обещаю. А ты? Гарри поджал губы, не ответив, но через минуту его проворные руки полезли в портфель, где он достал пенал с яркими, как радуга, фломастерами и блестящие ручки. — Напишешь своё имя? — взяв голубой цвет, попросил мальчик. — Вот так вот просто? — Вот так вот просто. И спустя мгновение белоснежное запястье Гарри озарилось старательно-выведенным именем, будто мальчик старался ради этого всю жизнь, затратив всего-то пару минут. — А ты мне.. напишешь? — решился Луи. — Конечно. Зелёным цветом. Хорошо?***
Тогда, прогуливая первый урок, они связали бабочек из сердец друг друга воедино. Гарри несколько недель подряд подводил «Луи» на своём запястье, не желая, чтобы имя стерлось вместе с блестками от ручки. А Луи пошёл в тату-салон, получив в ответ на своё действие: «Будет восемнадцать — приходи. Маленький ещё», но, на самом деле, он просто хотел оставить Гарри в своей коже навсегда.***
Когда им исполнилось двенадцать, они вместе смотрели странный фильм, не вникая в его суть, а просто рассматривая губы друг друга и желая к ним прикоснуться, но не решаясь. Что-то останавливало, но это «что-то» было до бесконечности загадочное и такое, хм, неизвестное, отчего хотелось перейти эту красную и запретную линию, попробовав. А когда им исполнилось четырнадцать, Луи остался на ночь у Гарри, и они впервые поцеловались, трепетно, смущенно и неуклюже, но после, смеясь и покраснев, Гарри прошептал, получив от Луи лёгкий толчок в бок: — Может, посмотрим видео-уроки о том, как правильно целоваться? И, что ж, Луи подумал, что Гарри самый милый человек в его жизни, и ради него он готов был бы умереть. Но, пожалуй, умирать ещё рано, поэтому он просто вновь его поцеловал. Уже более уверенно.***
Когда им исполнилось пятнадцать, они впервые занялись любовью: Гарри плакал от распустившихся цветов в своей груди и, цепляясь за простыни, чуть ли не разрывал их своими пальцами, а Луи шептал, что мальчик под ним — создание ангелов и целовал его шею, боясь сойти с ума от чувств. Тогда они по-настоящему стали взрослее, поняв, что значит «нуждаться». — Я буду с тобой всегда. Веришь? — Верю.***
За десять дней до своего шестнадцатилетия Гарри позвал Луи с ночевкой на крышу своего дома, где они просто целовались, обнимались и давали каждой звезде имя. — Не хочешь, как тогда, в детстве, написать на моём запястье своё имя? — Эй, Гарри, нам осталось совсем немного, просто потерпи.***
Вы знаете о том, что сказки не всегда имеют хороший конец? —, а это именно тот случай. Кем бы Гарри и Луи не были: бабочками, летающими над цветами, ангелами, или, может, лебедями — они никогда не смогут быть вместе. И однажды они проснулись с именами на запястьях, но с именами не друг друга. И мир рухнул. Гарри перестал верить в то, что звезды горят для них, а цветы могут распускаться в лёгких. А Луи попытался содрать кожу с запястья тонким лезвием, лишь упав на пол и заплакав. Но когда обоим исполнилось восемнадцать, они, забив на принципы, сбежали от своих соулмейтов, но, к сожалению, только на одну ночь, и вновь, как тогда, лежали в объятиях друг друга, представляя, как бы назвали своего первенца, понимая, что все это — лишь мечты. А когда Луи исполнилось двадцать, на его запястье всё-таки появилось тату с именем его настоящего возлюбленного.***
— Чтобы тебя спасти — нужно потерять, а я никогда бы не хотел тебя потерять.