«Для любви необходима разница во вкусах и мнениях, мелкие обиды, примирения, слёзы — всё, что может взволновать чувствительность и пробудить повседневную заботу» ―Жорж Санд
Лондон. Позднее утро воскресенья. За окном тринадцатого дома по Квик-стрит мелкими каплями лениво шуршит дождь. Небо хмурится тяжелыми мышастыми тучами, навевая на город тоску. Осень, вопреки всем прогнозам, в этом году выдалась на редкость унылой, мрачной, с горьким привкусом меланхолии. Но, кажется, это обстоятельство ничем не коснулось двух лежебок, досматривающих десятый сон под покровом толстого стеганого одеяла. Говорят, понаблюдав за позой, в которой спит человек, можно судить о его характере. Джим всегда спит на спине, утопая растрепанной темной макушкой в горе из разномастных подушек. Дыхание ровное, высокий лоб чуть нахмурен, уголки рта опущены, правая рука закинута за голову, левая — уверенно зарылась в золотисто-каштановые кудри девушки, уютным клубком свернувшейся у него под боком. Флорин знает, что Джеймс любит делать вид, будто бы ему неприятны её объятья и прочие проявления нежности, поэтому даже во сне девушка прижимается к нему, как к большому плюшевому мишке (не назло, а просто, в очередной раз доказывая очевидное). Выглядит Фло действительно так, словно не успела выйти из «возраста мягких игрушек»: пушистые ресницы длинными тенями ложатся на пухлые румяные щечки, маленький аккуратный нос чуть вздернут, трогательная ямочка на подбородке. В конечном итоге Джиму плевать на разницу в возрасте, он готов простить ей кукольную внешность и большие наивные глаза, но эта отвратительная привычка таскать у него подушки и класть их себе в ноги, поистине доводит злодея-консультанта до белого каления... Из коридора в полумрак спальни просачивается узкая дорожка белого света. Ступая точно по ней, как модель по подиуму, в комнату вальяжной походкой вплывает истинный хозяин дома: Бурбон — коренастый черный кот, холенный и лоснящийся. Он недовольно окидывает спящих надменным желтым взглядом и, распушив усы, презрительно крутит хвостом. Бурбон не любит, когда завтрак задерживается: как настоящий британец, он ценит распорядок и точность во всем, особенно в вопросах, касающихся кратности и количества принимаемой пищи. Попружинив с секунду на задних лапах и совершив легкий грациозный прыжок, что удивительно при его габаритах, кот приземляется прямо напротив выглядывающей из-под одеяла пятки сорок третьего размера. Размер этой пятки был знаком Бурбону не понаслышке: не далее чем пол часа назад он намеренно пометил кожаные туфли этого же размера. И собирался повторять сию маленькую месть снова и снова до тех пор, пока этот чудовищно грубый двуногий не перестанет называть Его Котейшество «никчемным блохастым кукурузником»[1]. Задрав хвост трубой и сделав несколько мягких шагов по атласной простыне, Бурбон аккуратно устраивается на груди «врага номер один», бессовестно уткнувшись филейной частью ему в лицо, а мордочкой усиленно принимается тереться о щеку девушки, для полноты эффекта запустив на максимум мурлыкательную систему: «холодильник на взлете». — Флооо! — возмущенно взревел Мориарти осипшим спросонья голосом, рывком садясь и грубо стаскивая с себя наглое животное. — Блохастое отродье! Фло, если твой кот не будет держать свою жопу при себе, то я собственноручно начиню её взрывчаткой и подкину в Скотланд-Ярд. Как и всегда, в это время суток Мориарти всецело сконцентрирован только на своём раздражении и ненависти ко всему миру, так что даже не замечает, что вместе с котом скидывает с себя и протестующе пискнувшую Флорин. — Бон просто хотел пожелать «Доброго утра», успокойся, — сонно бормочет девушка, пытаясь выпутаться из коварного плена одеял и подушек. Ей давно известно, что «добрым» утро для Джима становится лишь после получасового душа и большой чашки крепкого кофе. Поэтому, пропуская мимо ушей все его угрозы, сладко потягивается, сползая с кровати, и нетвердым шагом направляется на кухню. — Детка, не будь занудой! Я всё равно прикончу его, — капризным тоном произносит уже окончательно проснувшийся злодей-консультант, оценивающим взглядом провожая тонкую девичью фигурку, облаченную лишь в просторную белую футболку с надписью «Boys from London lie». Вслед за хозяйкой, не переставая обиженно тарахтеть, на кухню устремляется и Бурбон, стоически игнорируя брошенный ему в вдогонку тапок. Кот устал терпеть подобное неуважение к своей персоне и ни за что не оставит попытки выжить этого хамоватого наглеца из своего дома. Любым возможным способом. Но, чуть только расслышав призывный барабанящий звук гранул, насыпаемых в керамическую плошку, Бон решает отложить планирование мести на потом. Он всегда умел правильно расставлять приоритеты. Меж тем утро в тринадцатом доме по Квик-стрит входит в свое привычное русло, и, пока её мужчины принимают водные процедуры (Джим, мыча какую-то попсовую мелодию в душе; Бурбон, сидя на полу, усиленно натирая мордочку лапой), уже умытая и одетая Флорин неспешно ставит чайник и заводит тесто для оладьев. Жизнь под одной крышей с Мориарти порой напоминала ей хождение по тонкой проволоке, натянутой над минным полем — один неверный шаг, и все в радиусе нескольких миль взлетает на воздух. Почти за два года знакомства методом проб и ошибок девушка наверняка поняла, что одно и то же явление может быть растолковано Джеймсом с двух сторон — как скучно-банальное или же как необходимо-постоянное. Например, крепкий кофе с утра — постоянное, кофе в постель — банальное. И так во всем. В теории, всё довольно просто: не давай гению заскучать, потакай капризам и привычкам, поспевай за вечно меняющимся настроением — и будет тебе счастье. Но на практике дела обстоят не так оптимистично, и Флорин приходится прилагать немало усилий для того, чтобы самый обычный завтрак прошел мирно: без каких-либо жертв и угроз заминировать пол-Лондона. Да, Джим жестокий манипулятор, мнительный параноик с садистскими наклонностями, абсолютно бесполезный в хозяйстве, но разве любят не вопреки? Злодей, преступник — всего лишь небрежно навешанные ярлыки, образ, созданный годами кропотливой работы. Для неё, здесь и сейчас, он просто Джим. А об остальном Фло предпочитала не думать. — Доброе утро. — В гостиную, совмещенную с кухней, без стука входит высокий светловолосый жилистый мужчина под сорок в своей неизменной черной толстовке. — Что-то вы сегодня рано. Видела, какая погода на улице? И, говорят, лить будет, не переставая, всю неделю. Джентльмена, так вовремя подоспевшего к горячим только что испеченным оладьям, зовут Себастьян Моран — полковник в отставке, непревзойденный снайпер, профессиональный подрывник и страстный фанат рыбалки (в свободное от работы время, конечно же). К слову, обитает полковник тут же: на первом этаже тринадцатого дома по Квик-стрит. Джеймс предпочитает всегда держать его под рукой и очень злится, если Моран надолго исчезает из виду. Многолетняя дружба ли тому виной или же просто желание контролировать всё и вся — с ходу и не разберешься... — Доброе. Бон решил похулиганить, вот и проснулись. Погода — ужас. Кофе? — привычно на одном дыхании звонко произносит Фло, ставя на стол три дымящиеся чашки. Себастьян лишь благодарно кивает, усаживаясь на высокий табурет и придвигая по ближе кружку с американо. Тут же у него на руках устраивается сытый и довольно урчащий кот, приятно согревая ноющее колено полковника (старая полевая рана даёт о себе знать, отзываясь на лондонскую сырость тупой ноющей болью). Когда шум воды затихает, и подобревший (если можно применить подобный эпитет к злодею-консультанту), в одном халате, с гладко зачесанными назад темными волосами Мориарти наконец выходит из ванной, на кухне уже во всю идет непринужденная беседа за поеданием жаренного теста. — Я не помешаю? — театрально вскидывает брови Джим, ехидным взглядом обводя почти идиллическую картину: «воскресный семейный завтрак». И, не дожидаясь ответа, плюхается на табурет, залпом опрокидывая в себя сразу треть кружки обжигающей арабики. Криминального гения забавляют отчаянные попытки Флорин привнести в его жизнь атмосферу тепла и домашнего уюта. Хотя нужно отдать ей должное: действует она аккуратно, не навязывая свои взгляды, а как бы на деле демонстрируя преимущества упорядоченного существования перед его жизнью, наполненной хаосом. Может, он даже подыграет её заурядному сценарию сегодня: объестся оладьев, зальет их сверху пинтой вишневого джема, а потом они проведут остаток дня за просмотром скучных мелодрам по телеку, может даже, в монополию сыграют... «Ah, ah, ah, ah, stayin' alive, stayin' alive Ah, ah, ah, ah, stayin' alive» — душераздирающе орёт из спальни. Флорин до побелевших костяшек сжимает в руке вилку. Она ненавидит этот рингтон. «Остаться в живых», как правило, означает, что дома Джеймс не останется или же — что еще хуже — останется, но запрется на несколько дней в спальне с ноутбуком, срывая на ней злость и изводя своими поручениями Морана, по обыкновению взваливающего на себя всю грязную работу. Не замечая повисшего в воздухе напряжения, с напускным огорчением, картинно вздыхая и закатывая глаза, Джим покидает комнату, так и не притронувшись к завтраку. Каждый раз, слыша эту мелодию, он буквально упивается чувством собственной важности, ведь эти глупые людишки и шагу без его руководства ступить не могут. Если это новое дело — с легкостью решит его, получив, так необходимую ему дозу драйва, если сбой в хитросплетённой и годами отлаживаемой паутине — виновные будут жестоко наказаны. В любом случае, хоть какое-то развлечение вместо унылого поглощения блинчиков. — Я здесь ни при чём, — отрицательно мотает головой полковник, поймав на себе раздосадованный взгляд девушки. — Бас, мы уезжаем, — командует высокий голос из спальни, подтверждая все опасения Флорин. Согнав с колен протестующе мяукающего Бурбона и поблагодарив за завтрак, Моран спускается вниз за ключами от Мерседес. Вот такая у полковника работа: без выходных, отпусков, с ненормированным графиком да еще и начальник — психованный тиран. Моран искренне не понимает, как добрая и жизнелюбивая Флорин мало того, что смогла ужиться с «королем преступного мира», так еще и находит в себе силы каждый день быть счастливой, не ломаясь и не меняясь под давлением тяжелого взрывного характера Мориарти. Ничем другим, как желанием поиграть со смертью, снайпер не мог объяснить мотивы девушки, а о причинах, по которым злодею-консультанту понадобилось держать столь долгое время подле себя это юное воздушное создание, Себастиан и вовсе предпочитал не задумываться. Такие, как Джим, не терпят женских капризов, не влюбляются, не заводят семьи, обращаясь с людьми, словно с игрушками. Только вот мысль о том, что курок у лба этой «игрушки» в конечном итоге придется спускать ему — Морану — с каждым днем всё больше отравляла душу сожалением и преждевременным раскаянием. — Где мои ботинки? — одетый в тёмно-синий идеально сидящий костюм от «Westwood» Джеймс, требовательно размахивая руками, вылетает из гардеробной, ураганом переворачивая все на своем пути, в поисках обуви в то время, как Флорин, не поднимая глаз, с наигранным интересом изучает свежий выпуск «The Sunday Times», удобно устроившись на диване. — Флооо! Смятая газета бесформенным комом летит в угол, а девушка оказывается бесцеремонно сдернута с мягких подушек и грубо прижата спиной к стене. — Я их выбросила, — честно признается Флорин, с обескураживающей улыбкой смотря снизу вверх на нависающего над ней мрачной тучей криминального гения. — О, это умно. Чтобы я никуда не пошёл, да, девочка моя? — моментально меняясь в лице и отвечая на улыбку хищным оскалом, шепчет Мориарти, вплотную наклоняясь к её уху. — Милая, ты избавилась от всех восемнадцати пар? — Нет, только от тех, что испортил Бурбон. Остальные — на их обычном месте в шкафу, — старательно копируя манеру и интонацию Джима, так же шепотом отвечает Фло. — Разве я когда-нибудь мешала тебе заниматься работой? Тут Флорин полностью права: не мешала и никогда не позволяла себе задавать лишних вопросов. Даже когда эта самая «работа» происходила буквально на её глазах, она не вмешивалась, позволяя Джеймсу творить все, что ему вздумается. Фло вовсе не была слабохарактерной или нелюбопытной, скорей всего, свою роль здесь просто сыграло отличное воспитание в семье оксфордских профессоров, с детства прививших девочке не только хорошие манеры и любовь к книгам, но и чувство уважения к личным делам других: «У нас нет права кого-либо осуждать; единственное существо, по отношению к которому мы получили власть судить и выносить приговор, — мы сами» — частенько говорил ей отец. — «Нам и самими с собой вполне хватает трудов, забот и огорчений»[2]. — Ну, конечно же. Вечно ты всё по шкафам прячешь, — обуваясь, бубнил себе под нос Мориарти. — А своему никчемному кукурузнику можешь смело заказывать гроб, — сердито ворчит уже в дверях, накидывая черное кашемировое пальто, злодей-консультант. Сунув подмышку зонт и прихватив с комода сигареты, Джим неспешно спускается вниз по лестнице. Мысли Мориарти полностью заняты новым делом. Ему глубоко плевать на испорченную обувь, на девушку, с которой он в очередной раз даже не попрощался, на кота... Хоть Джеймс и на дух не переносит это мерзкое животное, но убивать его было нельзя. Именно на Бона Флорин растрачивает весь свой, казалось, неисчерпаемый запас нежности, тем самым меньше докучая «королю преступного мира» своими глупостями. К тому же в глубине души он даже немного уважал Бурбона за несгибаемый характер и праведную жажду мести. — У нас что-то случилось? — протягивает Джиму зажигалку ожидавший его под козырьком крыльца Моран. Мориарти закуривает, морщась, раздраженным взглядом окидывая усиливающийся ливень. Задумчиво потирает висок свободной рукой, будто бы в нерешительности: говорить ли снайперу, что там у них случилось или нет. Медленно выдыхает вверх едкий серый дым. Опять затягивается. Наконец переводит взгляд на полковника. — Смотаешься на пару дней в Мюнхен. Все детали на месте у Рихтера. Но сперва в Камбервелл — забрать бумаги по Хоупу. Дальше я сам, — произносит Джеймс, не торопясь туша сигарету о перила. Полковник понятливо кивает, затем, порывшись в карманах в поисках телефона, отдаёт необходимые распоряжения на счет вылета и Хоупа. А вода всё также обрушивается с неба плотной мутной стеной, где-то вдалеке противно орет сигнализация, и воздух — сырой, холодный. Мерзкая выдалась осень в этом году... Джим вспоминает, что, когда он впервые встретил Флорин, лужи уже были затянуты коркой льда. Глубокая ночь. Канун рождества. Ярко украшенный Лондон. Она свалилась ему, как снег на голову, буквально: попав снежком в затылок спешащего по важным делам «короля преступного мира». Дела, конечно же, сразу было решено перенести на неопределенный срок, так как Мориарти нашел игрушку поинтереснее. Первые несколько месяцев он просто развлекался, пытаясь сломать её, каждый раз натыкаясь на стрессоустойчивую стену из оптимизма и доброжелательности. Казалось, Фло банально была не способна на такие чувства, как страх, отчаянье или обида. Тогда в стремлении доказать самому себе, что столь посредственная и заурядная личность не может так долго быть ему интересна, он сделал ей максимально больно: нашел наконец уязвимое место и давил, пока не добился желаемого результата — игрушка сломалась. Вроде бы уже не интересно, и пора избавляться от испорченной вещи, но тут Фло заставила Джима понервничать, на деле доказав, что видит его насквозь. Она научилась читать все хитросплетенные интриги и головоломки злодея-консультанта, словно открытую книгу, видя его настоящего через любую маску. Но при этом даже не пыталась воспользоваться этим преимуществом, причинив ему ответный вред. Более того, она искренне винила сама себя за то, что не смогла растопить этот жестокий расчетливый айсберг своей детской наивной влюбленностью. Под угрозой оказалась его безопасность. Мориарти следовало убить Флорин. Сразу же. Не разбираясь в причинно-следственной подоплеке ситуации. Просто отдать приказ Морану и забыть про «рождественскую» девушку. Но Джим медлил, а потом было уже поздно: он по уши вляпался в неё. Именно вляпался. Не стоит обманываться и рассчитывать на то, что «король преступного мира» единственный и неповторимый злодей-консультант Джеймс Мориарти умеет любить, жертвовать или отдавать. По натуре своей он привык только брать, не задумываясь при этом о моральной составляющей. И Флорин охотно даёт ему то, чего он никогда не смог бы украсть, купить, заполучить с помощью угроз, шантажа и манипуляций. То, что Джим никогда не получал от других — чувство реальности. Ощущение, что он здесь и сейчас, что он — именно тот, кто он есть, и его принимают даже таким — честно и безоговорочно. Нет, Джеймс не любит Флорин, но думает о ней постоянно, хватаясь за эти мысли, как утопающий за соломинку, в водовороте собственных интриг, головоломок и загадок. Потому что она разгадка к ним. Ключ, но не от всех дверей, а только от его. И, когда этот маленький звонкий ключик сломается или потеряется, дорогу обратно к «себе» он не найдет. — Джим, — окликнул полковник уже около десяти минут неотрывно всматривающегося в дождь друга. — Жди в машине, — рассеяно бросает Мориарти, заходя обратно в дом. Моран лишь снисходительно ухмыляется под звук захлопнувшейся за спиной двери и, не торопясь, со вкусом закуривает новую сигарету. Похоже, за бумагами по Хоупу ему предстоит ехать самому.***
Лондон. Обычный воскресный вечер. На втором этаже тринадцатого дома по Квик-стрит в гостиной, удобно растянувшись на пушистом мягком ковре нежатся в объятьях друг друга двое лежебок. Завтра один из них снова станет «королем преступного мира» злодеем-консультантом, расчетливым и безжалостным манипулятором, а другая — заурядной, ничем не примечательной студенткой отделения журналистики. Но сейчас они те, кто они есть. [1] Бурбон — вид виски, выпускаемого в США. В отличие от европейских сортов виски, Бурбон производится из кукурузы. [2] Цитата из романа А.Дюма — «История знаменитых преступлений»