После секса Ницше закурил сигару и сказал:
— Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими.
— И с кем вы намерены поделиться? — спросил Мориарти. Ницше положил сигару тлеть в пепельнице. Вопрос был интересен тем, что ответа на него не существовало.
— Ну… как с кем, все вам расскажи, профессор.
Мориарти взял нож и, немного поиграв с ним (Ницше узрел в этом жесте намек на продолжение секса и замер в ожидании), приставил острый край лезвия к горлу Ницше.
— Знаете, профессор, единственный вид наказания в моей организации — смерть. Вы хотите со мной играть и думаете, что я позволю вам спокойно жить?
Ницше не дрогнул и изрек:
— Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.
— Доколе вы будете цитировать сами себя? — осведомился Мориарти.
— Доколе вы будете угрожать смертью тому, кто ее не страшится? Сомневаюсь, что вы меня убьете, ведь тогда вы не узнаете, с кем именно я хотел вас разделить.
— У меня есть как минимум четыре идеи. Так с кем же? Рихардом Вагнером? Шерлоком Холмсом? Майкрофтом Холмсом? Зигмундом Фрейдом? Так будьте покойны, дорогой сэр, я такого не допущу!
— Так докажите мне это! Где ваши доказательства?
Мориарти побелел и опустил нож, затем немедленно сел за стол и начал чертить графики функций, чтобы вычислить точно.
Ницше смотрел ему через плечо и все спрашивал:
— А это что вы начертили? А это что? А это? О, я знаю, это же из древнегреческого алфавита.
— Верно, из древнегреческого. А это биномиальные коэффициенты из n по k, — терпеливо пояснял Мориарти. Потом он начал говорить на непонятном языке, но для Ницше это была самая красивая музыка. И как он был разочарован, когда она стихла.
— Говорите, говорите еще! — взмолился Ницше.
— Я закончил вычисления, вот вам доказательства, — отрезал Мориарти. — Итак, Майкрофт Холмс под вопросом, остальных джентльменов данные расчеты подтвердили. Так кто из них?
Ницше начал хохотать. Он силился что-то произнести, но издавал только булькающие звуки.
— О, оставьте ваши неуклюжие попытки уйти от ответа, — покачал головой Мориарти. У него был остеохондроз шейного отдела из-за сидячей работы в колледже, постоянных стрессов из-за организации преступлений во всем мире, наследственной предрасположенности и необходимости истинного англичанина и джентльмена держать лицо. — Вы меня просто убиваете своим смехом!
— Все, что вас не убьет, сделает вас сильнее, — рыдая от смеха, проговорил Ницше. — Пожалуйста, оставьте это доказательство мне, я буду перечитывать его холодными ночами! Вы так красиво выводите цифры и буквы, а красота — это обещание счастья.
Мориарти швырнул бумагу ему в лицо, чуть не повредив прекрасные профессорские усы, а Ницше продолжал хохотать, пока совсем не обессилел.
Потом, когда Мориарти немного успокоился, они снова занялись сексом.
***
После секса Ницше пригласил Мориарти на бал, а Мориарти сказал:
— Спасибо, я не танцую.
— Не верь богам, которые не танцуют, — пробормотал Ницше себе под нос.
—Что-что? — переспросил Мориарти.
— Мне больше некого пригласить, Вагнер меня игнорирует.
— Да любой сочтет за честь пойти с вами на бал! Обратите внимание на стада влюбленных в вас студентов.
— В стадах нет ничего привлекательного, даже если они бегут вслед за тобой, — огорченно прошептал Ницше. У него сильно болела голова.
***
После секса Мориарти ушел в душ, а Ницше внезапно вспомнил, как хотел написать трактат по классической филологии «Движение мыслей», книга уже была набрана в типографии, и вдруг в Лондоне вышло «Движение астероидов». Ницше тогда разбрасывал гранки трактата в бессилии, посчитав такое название плагиатом.
— Как думаете, стоит ли мне продать опиумные плантации в Вест-Индии? — спросил Мориарти, заходя в спальню свежим, чистым, в бархатном черном халате и с коробкой прекрасных гавайских сигар. — О, у вас так зажглись глаза, когда я заговорил об опиуме, но как знать, подарю я вам немного или нет.
— Я думаю о том, что тот, кто имеет «зачем» жить, сможет вынести любое «как», — ответил Ницше. И тоже пошел в душ.
***
1863 год
После третьего секса Мориарти решил спросить у этого приятного молодого человека, как его зовут. Мориарти мог бы спросить сразу, но как джентльмен предоставил две попытки другому джентльмену.
— Меня зовут Ницше. Фридрих Ницше, — ответил тот. — А вас?
— Джеймс Мориарти, эсквайр.
— Чему бы вы хотели посвятить себя, какой великой цели, сэр? У вас феноменальные способности к точным наукам.
Это был намек на то, что в сексе Мориарти точен как часы.
— Знаете, я думал о преступном мире, — помолчав, промолвил Мориарти. — Что если взять его под контроль и править, как Наполеон?
— Только не закончите как Наполеон. Вы намерены править всем миром?
— Пока что ограничусь Лондоном. Лондон будет… — Он сказал бы: «Лондон будет моей чашкой Петри», но на тот момент она еще не была изобретена, и поэтому сказал так: — Лондон будет пробным камнем. Потом пойдут круги.
— Прежде чем начинать столь великое дело, совершите вивисекцию совести, — хмыкнул Ницше.
— Разве это проблема? — удивился Мориарти.
Они смотрели друг другу в глаза, и бездна всматривалась в них самих.
