Махаон для Казановы

Казанова расхаживал по кабинету оперативников убойного отдела, иначе известного в народе как «Группа пролетарского гнева», и вдохновенно делился последней неудачей. – Ну, а поначалу выставки, концерты. Поэзия. «Нравится ли вам Виктюк?» Кстати, кто такой Вик и кого он тюк – кто знает? Не знаете? Ну и чёрт с вами. И стихи мне шепчет, шепчет. Виктюка, наверное, этого. После шампанского всегда на поэзию тянет, я знаю. Вот, и когда совсем жарко стало, она, значит, соответственно, в штаны полезла. Кино эротического насмотрятся, а потом в штаны лезут. Кто её просил в штаны лезть?! В штанах оно, конечно, всё в порядке. Только там дырка, и ствол, понимаешь, в дырку в эту вылез. Она за этот ствол хвать! Ага, и как завизжит: «Мамочки, мамочки!» Вот дура! Что, пистолета никогда в руках не держала? Ну, короче, пол общаги сбежалось, ну и как бы… «Владимир Сергеич, вы, наверное, не журналист. Владимир Сергеич, вы, наверное, бандит». Ну, меня и… А так хорошо всё намечалось. Но ведь она сама первая начала. У меня даже, собственно, и настроения-то не было. – Ладно тебе рассказывать, – хмыкнул Ларин, не отрываясь от бумаг. – Блудный сын милиции. – Нет, точно тебе говорю. Так, шёл мимо, зашёл о поэзии поболтать. – Слушай, Казанова, вот что в тебе бабы находят, а? – практичный Соловец перешёл к делу. – Ни рожи, ни кожи. – Любят меня женщины, – наставительно заметил Казанцев, – за душу беззлобную и сердце чистое. Ты знаешь, что в Венеции памятник Казанове даже поставили, чего вам, господа, жеребцы, с вашим солдафонским юмором, никогда не дождаться. Вот так. – Любят его за поэзию Виктюка, – Ларин не мог не поддержать знамя культурной столицы. – Это, кстати, режиссёр. В следующий раз можешь блеснуть эрудицией. – Разберёмся! – Казанцева трудно было смутить. *** Поздним осенним вечером, переходящим в промозглую ночь, по набережной шагали двое. Казанова прятал озябшие пальцы в карманах длинного чёрного пальто. В дуэте с широкополой шляпой оно прекрасно создавало образ инфернального незнакомца, только ни черта не грело. Ярко-красный шарф, кольцом обвивавший шею, не только дополнял продуманный образ покорителя дамских сердец, но и согревал тощую шею. В бесформенном пуховике Толе Дукалису был намного теплее, поэтому он только ехидно посмеивался каждый раз, когда особенно сильным порывом ветер с реки задирал пальто Казановы, вымораживая обтянутые джинсами худые коленки. – Так вот, терпение, друг мой, интерес и терпение, – вдохновенно вещал Казанова, и у Толика теплилась робкая надежда, что дела его могут быть не так плохи. – Ну, ещё лёгкость характера, – добавил Казанцев, разом хороня все Толиковы надежды. За углом послышалась непонятная возня, – хотя, что там, вполне понятная. Толя ещё раздумывал, стоит ли связываться, а любопытство Казановы уже увлекло его навстречу приключениям. Потасовка оказалась обыкновенным гоп-стопом. Трое подвыпивших личностей напали на блондинку в пушистой светлой шубке, но она пока успешно отбивалась. Казанова даже притормозил слегка, любуясь, как она ловко молотит их руками и ногами, попутно обкладывая матерно низким хрипловатым голосом. Одного грабителя блондинка ударом ноги отправила в полёт, и он бы грохнулся башкой о поребрик, не придержи его Казанова. Правда, он же и успокоил беднягу, вырубив на время, чтобы не мешался под ногами. Второму он заломил руку назад так, что тот аж привстал на цыпочки и застонал. – А нечего было на женщину замахиваться своим грязным…что там у тебя? А, выкидухой кустарной. Кто с такой дрянью на дело ходит? Она же у тебя на куски разлетится! Третьего деятеля тихо и быстро скрутил подбежавший Дукалис. Против Толиных ручищ гопник питерский обыкновенный устоять не мог. – Девушка, вы как? – сразу же галантно спросил Казанова. – Не сильно они вас? Блондинка небрежно отряхнула шубу, кокетливо поправила причёску и загадочно улыбнулась. – Меня Володя зовут, а вас? – с места в карьер пошёл охмурять Казанова. – Наташа, – голос был глубоким, завлекающим. Стоявший рядом Дукалис, уже нацепивший наручники на своего злодея, вдруг как-то странно посмотрел на неё и хрюкнул от еле сдерживаемого хохота. – А меня Света зовут, – попытался он изобразить тонкий голосок. – Толь, ты чего? – Казанцев повернулся к Дукалису и только сейчас увидел девушку в профиль. Точёный изящный профиль с типичным мужским кадыком. – Наташа, значит. Угу, – Казанова спешно старался сориентироваться. Получалось не очень. – Ты что, мужик? – А что тебя не устраивает? Он окинул беглым взглядом её с ног до головы, потом ещё раз, медленно, от стройных ножек в чулках и сапожках на высоком каблуке, в юбке, открывающей напоказ коленки, и до платиновых локонов, вьющихся возле больших, сильно накрашенных глаз с длинными пушистыми ресницами. – А почему Наташа-то? – По паспорту. Могу показать, Павловская Наталья Петровна, а что такого? – Поехали в отдел, Наталья Петровна, будем сейчас заяву писать и гавриков этих оформлять. Толя, местных вызвал? – Сказали, скоро будут. В отделе Казанова продиктовал «потерпевшей» текст заявления, после чего как бы невзначай притёр Дукалиса плечом к стене: – Толя, ты же сможешь сам оформить бумажки? Попроси ребят, чтобы их на хулиганку оформили. – А ты куда? – А у меня дела, – и тут же, обернувшись к блондинке: – Пойдёмте, Наташа, я вас провожу. Времена нынче неспокойные. Вам нравится Виктюк? Дальше Толя уже не слышал, он рыдал от смеха, навалившись прямо на решётку окна дежурной части. – Что ж ты, Наташа, так поздно по ночам одна ходишь? – Из клуба возвращаюсь. – Клуба? Какого, авиамоделистов? – Ночного. Работаю я там. – Ага, ночная бабочка, значит. В смысле, я хотел сказать… – И в этом смысле тоже, – откровенно усмехнулась Наташа. – Как Баттерфляй, слышал? – Читал, – с достоинством питерского интеллигента ответил Казанова. Он и правда читал, в газете, и как раз про спектакль того самого Виктюка «М. Баттерфляй». – Ну, тогда ты понимаешь – безобразная гусеница превращается в ослепительную красавицу, становится чудной красоты ночной бабочкой. Например, как махаон. Кстати, спасибо, что помог. Уроды уже несколько дней прохода не дают. – Это моя работа, – скромно ответил Казанцев, но расправил плечи, намекая, что не в одной работе дело. – Я слышал, твой приятель называл тебя Казановой. Это потому, что ты любитель женщин, да? – Я не любитель, я профессионал! – веским тоном сказал Казанова. – Совсем забыл, а как тебя звать-то? Не по паспорту? – Ну, Сергей, – блондинка пожала плечами. – Так вот, Серёжа, что я хотел сказать по поводу Виктюка… И взяв немного ошеломлённую таким натиском блондинку под локоть, Казанова бодро увлёк парня в осеннюю ночь.