Жить

Они шли сквозь поле под нещадно палящим солнцем. Тяжелые клинки на поясе, немудреные вещи в сумках на плече – все это давило, замедляло шаг. Но ни один из них не остановился; с отчаянным упорством немногочисленное войско двигалось вперед. Майк огляделся, цепляясь взглядом за изможденные, усталые лица солдат, упрямо шедших вперед, и его сердце сжалось − насколько же силен враг, если рядом, всего в паре шагов от самого Майка, едва переставляя ноги, идет совсем еще мальчик? А Сид и впрямь был самым юным в этом войске – попросту мальчишка! − но рука его уже не по-детски крепко сжимала рукоять клинка, и он старался не отстать. Почувствовав на себе взгляд, Сид поднял голову и посмотрел на Майка. Тот встретился с Сидом взглядом и невольно вздрогнул: на таком юном лице мальчика сияли совсем взрослые, умные, полные боли глаза. «Не должно быть столько боли в глазах ребенка! − со злостью и какой-то безысходностью воскликнул про себя Майк. – Не должны дети оставлять свой дом для того, чтобы попытаться разбить врага!» Он нервно повел плечами, переводя взгляд перед собой и мотнул головой – в нем клокотала бесполезная злоба. Было жарко. Невыносимо! Совершенно открытое поле, без единого дерева кругом; пожухлая, шуршащая трава, росшая неровными буграми... Как ни странно, это поле осталось едва ли не единственным наиболее безопасным путем – какой глупец решится идти по столь неприкрытой дороге? И они шли. Ночь сменила палящее солнце. Не рискуя разводить костер, воины устроили привал. Сид расстелил на земле кожаную куртку, усевшись на нее, потеребил пальцами рукав. После долгого времени на жаре ночная прохлада скорее одурманивала мальчика, нежели отрезвляла. Он прикрыл глаза. Вдруг рядом звякнул пояс с ножнами, и спустя пару секунд на землю опустился сам Майк. Откинув куртку, он ловко доставал немудреные вещи, устраиваясь на ночлег. Сид едва видно склонил голову, с интересом наблюдая за ним – взрослость и явное мужество Майка притягивали его. Ловкие движения, уверенность действий − то, чего так не доставало пока ему самому! Майк мельком взглянул на него, и мальчик тут же сконфузился, поспешно отвернувшись. «Тоже мне, занятие нашел!...» На небе одна за другой зажглись звезды. Кое-как растянувшись на собственной куртке, Сид перебирал в пальцах заговоренный матерью амулет. − Оставь! – коротко бросил, посмотрев на парнишку, Майк. – Он тебе не очень-то и поможет. − Еще как поможет! – Сид уверенно закивал. Потом, чуть помолчав, он повернулся в сторону Майка: − Как думаешь, победа за нами? − К чему такие разговоры? Не думай, что пустые гадания что-то изменят! Сид взглянул на него, и, не решаясь спорить, промолчал. «Ничего не изменят...» - Сид поглядел перед собой, зябко поежившись. Майк взглянул на мальчикa и, усмехнувшись собственным мыслям, покачал головой. Покопавшись в сумке, он протянул Сиду флягу: − Согрейся! Тот повернулся, аккуратно повертев флягу в руках и сел. Сделав глоток, Сид тут же закашлялся – горло непривычно обожгло. Глухо рассмеявшись, Майк забрал флягу обратно. − Полегчало, а? Мальчик в ответ только помотал головой. Глядя в темное небо, Сид никак не мог уснуть. Поворочавшись, он повернулся на бок и негромко позвал: − Майк... Майк, ты спишь? − Сплю, – раздраженно донеслось сбоку. − Майк, а если мы погибнем... − Парень, я сплю и не собираюсь умирать... − Нет, ну если мы погибнем... Чего тебе было бы больше всего жаль? − Чего? – Майк переспросил, приподняв голову и посмотрев на паренька. – Всей жизни мне было бы жаль! – он снова отвернулся, накрыв голову рукой. Но тревожный сон солдат снова был нарушен: отдаленный пронзительный вопль разорвал тишину. Едва успев задремать, Сид тут же вскочил с клинком в руке. Рядом, так же чутко прислушиваясь, стоял Майк и еще несколько уже вскочивших солдат. Ничего. Кругом ничего, кроме звенящей тишины. Или... − В атаку!! – разнесся над головами крик командира и тут же, лавиной, хлынуло на них вражеское войско. Яростно зазвенели клинки, то тут, то там слышались крики и стоны, треск ломаемых костей. Словно одурманенный, Сид рубил врага, несметное количество, нескончаемое море, окружившее его. Чье-то оскаленное лицо выбилось вдруг из общего потока, с криком несясь прямо вперед и Сид взмахнул клинком. Крик оборвался, брызнув кровью из открытой раны и мальчик отпрянул. Он огляделся – людской поток редел, и небо озарили светлые, золотистые лучи восхода... Еще не все потеряно! Море людей разбивалось о людскую стену. Сид видел, как крепко стоят его товарищи – он ликовал! Взмахнув клинком, Сид круто развернулся, и ликование, наполнившее его грудь, с треском разорвалось, вспоротое болью. Юноша пошатнулся и выронил клинок. Кровью хлынуло ликование по его груди, криком сорвалось оно с его губ. Майк обернулся. Не медля ни секунды, он подскочил и одним махом снес голову солдату, ранившему паренька. Затем, словно забыв, что они посреди битвы, взяв Сида на руки, Майк оттянул его в сторону. Он осмотрел рану мальчика и сердце его невыносимо сжалось. Сид ничего не спрашивал. Он, мальчишка, отчаянно вцепился в ладонь державшего его мужчины и тело его полнилось болью. Сид взглянул на Майка - широко распахнутые глаза мальчика были полны мольбы, он тяжело дышал, но он отчаянно хотел жить. «Не отпускай меня, Майк! Я не хочу так умирать! Жить, жить, жить, жить! Все, чего я хочу – жить!» Казалось, Майк просидел часы, а не минуты, смотря в глаза мальчика, не слыша битвы около себя. Сид вцепился в его руку и дрогнул всем телом. Затем ладонь, сжимавшая руку Майка, ослабла; глаза мальчика остекленели и в них угасла жизнь. Жизнь, которую он любил больше всего на свете. Майк вздрогнул, словно очнувшись, и обернулся. Людское море почти полностью накрыло собой стену людей. Аккуратно выпустив еще податливое тело, Майк поднялся, беря собственный клинок. Людское море рушит не стены. Оно рушит жизни – свою, и жизни тех, кто сопротивляется ему. Но стены рухнут, и море иссякнет. И тогда некому будет воевать. Майк сощурился от ярких лучей солнца и, очертя голову, кинулся в кричащий от боли, стонущий, трещащий сломанными костями поток. Море тут же поглотило и его; и не было ничего, о чем пожалел бы Майк, кроме всей жизни.