POV Грэм Валентайн
У вас никогда не будет второго шанса произвести первое впечатление. Бернард Шоу
— Доброе утро, студенты, меня зовут профессор Валентайн, и я буду вашим преподавателем по зельеварению в этом году. Я окидываю класс пристальным взглядом, ожидая вопросов или комментариев, но семикурсники ведут себя вполне смирно, хотя это и выходит за рамки моих ожиданий. То, что первое занятие мне предстоит провести у выпускников, я узнал сегодня утром, после чего заключил: решили сразу показать все сложности. Зельеварение у любой другой аудитории — это откровенное невнимание у пятикурсников, которые ждут момента, чтобы вычеркнуть дисциплину из списка изучаемых; потерянные взгляды третьекурсников, которые уже осознали трудность в изучении; нетерпеливые руки второкурсников, которые смотрят, что бы еще взорвать из составленного летом плана; а вот выпускники… Это другое дело. Те, кто сидят здесь, — выбрали предмет по своему желанию. Они знают, что он им пригодится и намерены изучать его, согласно возможностям. Но в отличие от всех остальных — эти меньше всего видят себя за партой в душном кабинете в качестве прилежных учеников. Встреться мы через год — между мной и ними исчез бы барьер, обязывающий употреблять уважительное «профессор» и слушать все, что я говорю. Они уже совершеннолетние, и магический мир признал их взрослыми повсюду, кроме стен школы. Вот поэтому с ними должно быть труднее всего. — Программа седьмого курса подразумевает разделение материала на три части: изучение теории, выполнение практического материала в аудитории и самостоятельную работу. Полагаю, каждому из вас зельеварение необходимо для дальнейшего освоения профессии, поэтому, надеюсь, вы не будете об этом забывать… И не станете развлекаться на уроках, — мысленно добавляю я, вновь обводя класс взглядом, но семикурсники все еще выглядят безобидно. Ладно, возможно, за те восемь лет, прошедшие после моего окончания школы, что-то в головах выпускников поменялось, и теперь они более ответственно подходят к образованию. Лично мы никогда не упускали возможности устроить на уроке ад. Но нет, я не хочу накаркать, пусть лучше сидят так же тихо, как сейчас. Кажется, я разучился ценить хорошее. — Профессор Слизнорт оставил мне список студентов, с некоторыми уточнениями, так что, пожалуй, я проверю, все ли на месте. И опять мои слова почти не вызывают реакции. В какой-то момент я даже думаю, что это не студенты, а фантомы, но замечаю, что на второй парте одна из девушек толкает другой записку, и успокаиваюсь. У меня просто паранойя. — Хорошо. Пейдж Торнтон? Девушка на задней парте поднимает руку, и я киваю, недоумевая, по какому принципу Слизнорт записывал группу: в алфавитном порядке здесь почти никого нет, а комментарии по успеваемости ограничиваются только плюсами или минусами. Напротив одной ученицы стоит большой знак вопроса. — Бенджамин Коннорс? — Здесь, профессор. — Джеральдин Саммерс? — Это я, но, прошу вас, называйте меня Джейд, — подает голос студентка и улыбается, поджав губы. Я хмыкаю. Все равно я должен обращаться по фамилии. — Айрис Янг? — продолжаю я. — Здравствуйте, профессор! — семикурсница настойчиво машет рукой, и я поднимаю брови, слушая, что она собирается сказать. — Все называют меня Айви, профессор! Так, похоже, я понял, в чем дело. Они решили запутать меня в именах, постоянно поправлять и лелеять свое превосходство над новым преподавателем. Слабовато. Мы в свое время издевались лучше. — Хорошо, мисс Янг, — безразлично киваю я. — Роза Уизли? — Я. — И как вас называть? — я решаю опередить очередной комментарий. — Роза, — как нечто очевидное повторяет девушка. — Как, по-вашему, можно сократить имя Роза? — Ну, Айрис тоже не сокращается до Айви, — резонно замечаю я. — Почему вы придираетесь к моему имени? — вскидывается Янг, и мы с Уизли одновременно поворачиваемся к ней. — Я не придирался к вашему им… — Вы здесь для того, чтобы обучать нас зельеварению, я не уверена, что вы можете критиковать наши имена и желание самовыражаться, — высокомерно заканчивает студентка, и некоторое время в классе стоит тишина. Если бы это не было так глупо и смешно, я бы, пожалуй, снял с ее факультета парочку баллов, но так она, скорее всего, начнет возмущаться втрое сильнее, а я бы, правда, хотел провести первый урок мирно. — Итак, продолжим. Саманта Роуз?.. — я перечисляю по списку и дальше, пока все одиннадцать человек не оказываются названными. Больше уточнений не слышно: наверное, решили, что это не самая удачная затея. — Темой сегодняшнего занятия будет использование корня мандрагоры в лечебных целях. Раздел третий, параграф первый. Я делаю взмах палочкой, чтобы продублировать свои слова на доске, в то время как студенты начинают скрипеть перьями и листать учебники. — Кто ответит, почему корень мандрагоры считается одним из обязательных ингредиентов в составе многих противоядий? — Потому что иногда проще добить пациента? — подает голос парень с последней парты. Кажется, Коннорс. Пока я стараюсь побороть себя и не смотреть на ученика, как на идиота, рядом раздается звук, словно кто-то хлопнул себя по лбу. Жаль, мне так нельзя. — Потому что в составе мандрагоры содержится множество различных ядовитых веществ, сходных с действием искусственных ядов. Я киваю, ища взглядом отвечающего. Это оказывается Джейд Саммерс, которая Джеральдин. — И в чем же заключена идея использования корня мандрагоры? — уточняю я. Девушка хмурится, видимо, обдумывая ответ, а потом поворачивает голову к соседке, прислушиваясь. Мне, естественно, ее реплика не слышна, но зато ответ, который теперь дает Саммерс, вполне устраивает: — Мандрагора, как более сильный яд, поглощает слабые, а противоядие от нее самой уже присутствует в составе антидота. — Верно. Десять очков… мисс Саммерс, — в последний момент я решаю все-таки не употреблять полное «Джеральдин», потому что ей явно доставляет неудобство это имя, а она еще не сделала ничего такого, за что бы ее стоило проучить. — Давайте посмотрим, как будут взаимодействовать зелье из корня мандрагоры и настойка ядовитого плюща. Какой у них общий токсин, кто-нибудь знает? — переставляю большой стеклянный котел на подставку и палочкой зажигаю под ним огонь. Класс молчит, наблюдая за моими действиями. Девушка за первой партой, кажется, даже затаила дыхание. — Я жду, — напоминаю я. — Общий токсин у мандрагоры и плюща. Никто не издает ни звука, только вопросительно переглядываются между собой, пока не отвечает соседка Саммерс, кажется, Уизли: — Синильная кислота. Из всех она не смотрит в сторону котла, только сосредоточенно что-то вырисовывает на краю пергамента, откинувшись на спинку скамьи. — Именно так, — соглашаюсь я, после чего добавляю: — Пять баллов. Гриффиндор, верно? — Верно, мистер Валентайн, — безразлично подтверждает она. — Вы должны называть меня «профессор», мисс Уизли, — напоминаю я, прекрасно зная, что студентов лучше сразу ставить на место. Девушка поднимает голову, словно удивленная моей репликой, а потом, помедлив, говорит: — Вам с Джейд и Айви стоит организовать какой-нибудь кружок, профессор. Со всех сторон слышатся подавляемые смешки, но я только вопросительно поднимаю брови, будто ослышался. Но продолжать глупый разговор не собираюсь. — Итак, первой в котел, как всегда, добавляют воду. Я направляю струю воды из волшебной палочки в котел, дожидаясь пока наполнится необходимый минимум, а потом оглядываюсь, чтобы взять две склянки с зельями, и в этот момент за моей спиной раздается шум и топот ног, а потом неестественно громкий плеск воды из котла. Я оборачиваюсь в мгновение ока, и наблюдаю странную картину: все одиннадцать студентов, как один, с ногами забрались на свои стулья, а кто-то даже парты, а из моего котла с сумасшедшей скоростью вылезает густая белая пена, которая уже заволокла пол и поднимается выше. На мгновение я теряюсь, а потом быстро беру себя в руки, дважды или трижды опустошая котел. Сразу пена не поддается, и котел продолжает извергаться, но после того, как я перебираю парочку безотказных заклинаний, наступает тишина, как после шторма. Класс переводит дыхание, все переглядываются, словно не зная, что делать дальше, а я, наконец, могу связать произошедшее в логическую цепочку. Похоже, причиной катаклизма стал котел, ведь кроме воды я туда ничего не добавлял. Флаконы с ядами так и остались закупоренными, но на самих стенках котла, похоже, что-то было. Я поддеваю носком ботинка мягкую пену, обыкновенную, мыльную. Но здесь явно не обошлось без какого-нибудь розыгрыша из «Ужастиков Умников Уизли». Розыгрыш! Студенты все-таки не отказались от шутки над новым преподавателем, да и подготовились, похоже, заранее. А милым видом они просто пытались усыпить мою бдительность. Что же, самое время показать им, какой глупой и бесполезной была эта затея. Я делаю взмах волшебной палочкой, чтобы пена исчезла, но вместо этого… Она твердеет. По всему классу от меня до выхода с хрустом расползается темнеющее пятно. Я повторно произношу заклинание, и субстанция только утверждается в своей власти. Пытаюсь наступить на нее сверху, и нога проваливается, словно в мокром снегу. Вот же су… Я, как ни в чем не бывало, разворачиваюсь и сажусь на преподавательский стол. Студенты молчат, но глаз с меня не спускают. Ждут реакции. Я задумчиво потираю подбородок и выдаю: — Концепция занятия изменилась. Новая тема, — на доске исчезают и появляются другие слова. — Техника безопасности на рабочем месте. Поддержание требуемых норм и устранение последствий неожиданной реакции ингредиентов. Кто-то перешептывается, а потом подает голос: — Но в учебнике нет такой темы. — Вы правы, мистер Смит, такой параграф отсутствует. Значит, это не лекция, а практические занятия в классе, — пожимаю плечами я и начинаю листать учебный план. — Знаете, сколько времени отведено под практические занятия? Девяносто два часа, — я сворачиваю пергамент обратно и перевожу удовлетворенный взгляд на семикурсников. — Девяносто два? — охает Янг, кривясь. — Но, профессор, мы не знаем, откуда здесь взялась эта пена! — возмущается Коннорс. — Я тоже, — признаю я. — Но у вас есть отличный шанс научиться от нее избавляться. Дам профессорский совет: заклинание очищения — не помогает. Кто-то удрученно вздыхает. — Как мы можем убрать пену, если это не получилось даже у вас? — мисс Роуз миленько улыбается, сидя на своей парте, и явно пытается притвориться дурочкой. Неубедительный удар по моей преподавательской компетенции. — Хм, вы правы, — соглашаюсь я и спрыгиваю со стола. По аудитории пробегает облегченный вздох. — Раз помочь я вам не могу — значит, это уже не практические занятия. Это — самостоятельная работа. По плану на нее отводится пятьдесят четыре часа, но у меня занятие с первокурсниками после обеда, так что… Надеюсь, успеете, — я киваю и, выбирая дорогу почище, пробираюсь к выходу. Пенные сугробы хрустят, как подмороженный снег. Сейчас они чуть выше колена. — Но, профессор!.. — Ах да, совсем забыл, — у самой двери я разворачиваюсь. — Если я вернусь, и здесь все еще будет пена, но уже не будет вас… — я качаю головой, прикрывая глаза. — Ну, увидимся на следующем занятии! И я закрываю за собой дверь с той стороны, успевая, пока пена не выползла наружу. Наивные. Им нужно было взять мастер-класс у прошлых выпусков Равенкло: вот где талант пропадал!***
В учительской на меня тут же налетает Венди Фосетт. Заметно, что все это время она скучала без дела — видимо, занятий до обеда у нее нет. — Ну как? — Что «как»? — уточняю я, наливая себе тыквенного сока и опускаясь на диванчик. — Как они тебя разыграли? — ее глаза возбужденно горят. — Это же семикурсники, остальные, может, и спустили бы новенького на тормозах, но эти… Рассказывай! Я закатываю глаза и кратко передаю суть, заканчивая словами: — …Могли бы придумать что посложнее. Венди фыркает. — Когда я пришла преподавать, шестикурсники заколдовали чье-то перо, чтобы написанные им слова появлялись на доске. Но, думаю, я застала их врасплох: кто бы мог подумать, что профессора Бинса отправят наслаждаться загробной жизнью! Венди стала профессором истории, когда я уже закончил Хогвартс, но она лишь немного старше меня: всего двадцать девять. — И что ты? — требовательно продолжает она. — Не говори, что просто сдался и пришел сюда. — Размечталась. Пена оказалась какой-то странной: чем больше ее убираешь, тем больше она твердеет. Так что я предоставил им шанс самостоятельно избавиться от нее. Не думаю, что этот пункт входил в их планы, — удовлетворенно улыбаюсь я, вспомнив растерянные взгляды некоторых студентов. — Недурно, — замечает Венди. — Надеюсь, они успеют до обеда, иначе придут ко мне злые и недовольные. А я… А я тогда дам им контрольную, на проверку прошлогоднего материала, — отвечает она себе и снова приободряется. Я ухмыляюсь и пытаюсь вспомнить момент, когда от розыгрышей преподавателей я перешел к издевательствам над студентами. Наверное, все это просто в крови. — А зачем ты сидишь здесь? Тут же никого нет, — я оглядываю учительскую и возвращаюсь взглядом к Венди. — А что делать в комнате? Здесь хотя бы раз в полчаса приходит кто-нибудь и начинает возмущаться, какие все идиоты или почему первое сентября уже наступило. Мерлин, мы сбежали из школы больше десяти лет назад, а потом сами же вернулись. Либо мы прокляты, либо тупицы, — она корчит рожу и утыкается в книгу, которую, я только сейчас заметил, держит на коленях. «Шестая война русалок» — и внушительная толщина на четыре пальца. — Это правда интересно? — Забыл, с кем разговариваешь? — спрашивает Венди, не отрываясь от текста. — Прости, — без капли вины говорю я. — Кстати, девятого приедет Джон, мы хотим что-нибудь отметить. — Что-нибудь? Джон Гринберг — школьный тренер по квиддичу. С тех пор, как я закончил Хогвартс, а Минерва Макгонагал ушла на заслуженный отдых, новый директор внесла множество изменений в традиции школы. Учебного процесса и традиций это не коснулось, но в целом… Мисс Мортимер обработала Попечительский Совет, привлекла новых спонсоров, и некоторые вещи в Хогвартсе существенно поменялись. Не думаю, что нашлось много консервативно настроенных: вскоре после Макгонагал посты оставили и некоторые пожилые преподаватели, вроде Флитвика или Слизнорта, на место которого в этом году пришел я. Три года назад Венди сменила Бинса, а через год после нее профессором Трансфигурации стала Фелиция Найтли. Появилась должность тренера по квиддичу, потому что глупо, по словам директрисы, когда студентов учат играть в квиддич студенты. Впрочем, мадам Хуч незадолго до этого повредила колено, так что все равно требовался преподаватель полетов у первокурсников. — Нужно отметить День Мрздобвания, — обыденным тоном сообщает Венди. Я недоуменно смотрю на нее. — День Чего? — Пршевательства? — снова произносит что-то непонятное она. — Мерлин, ну почему я должна придумывать повод? Разве для того, чтобы собраться хорошей компанией, нужна причина? — Нет, День Пршевательства вполне подойдет, — хмыкаю я. Вместо комментария она просто пожимает плечами, а потом резко оборачивается к двери. — Идет! — Кто? — Мортимер — каблуки не слышишь что ли? — шипит Венди. Я секунду раздумываю, а потом, плохо понимая, зачем, ныряю под стол, за которым сидит Фосетт, едва не столкнувшись лбами с ней самой. Мы замираем, дверь в учительскую распахивается и появляются каблуки. Некоторое время стоят неподвижно, а потом снова скрываются в коридоре. Венди шумно переводит дух, но убежища не покидает. — А что ты заныкался? — внезапно спрашивает она. — У меня вообще-то идет урок, — напоминаю я. — Хотя, да, прятаться было глупо. — Вот-вот, — кивает она и вылезает из-под стола. — Как школьник, честное слово! — У тебя вообще окно! — внезапно доходит до меня. — Могла бы поздороваться с начальством. — Я… — Венди теряется. — Не знаю, наверное, автоматически. — Ага, — соглашаюсь я. — Ладно, пойду проверю своих семикурсников, вдруг Мортимер искала меня и заглянет в кабинет. Фосетт отмахивается. — Да нет, вряд ли. Она же зашла в учительскую, значит, полагала, что ты будешь здесь. А как ты можешь быть здесь, если у тебя занятие? Ее слова путают меня, и я киваю просто, чтобы кивнуть. — Все равно. Вдруг их розыгрыши еще не закончились, — предполагаю я. — А кто у тебя в классе? — спрашивает Венди из огромного шкафа, где что-то сосредоточенно ищет. — Судя по всему, весь цвет Хогвартса. — Если тебе попались Малфой, Уизли, Холт и Саммерс — прими мои соболезнования. — Которая Джеральдин? — уточняю я. — Именно. Но вообще-то просто Джейд, — поправляет меня Венди, появляясь из шкафа с коробкой каких-то сладостей. Я бросаю на нее тяжелый взгляд. — Да, она мне уже это сказала. А еще Айрис — это Айви. — Ой, эта довольно глупенькая, да и, по сравнению с той компанией, которую я назвала, — вовсе не проблема. — Саммерс и Уизли я видел, — отвечаю я, вспоминая сообразительную студентку и ее флегматичную соседку. — А парней, кажется, не было. Венди кивает. — Полбеды. Будешь чай? А я пока расскажу тебе, что не так с твоей группой. Я с сомнением соглашаюсь, поглядывая на часы. До конца занятия почти час, и семикурсники либо еще мучаются в классе и матерят меня, либо давно разобрались с проблемой и по-тихому свалили. Сейчас у нас вряд ли получится толковое занятие. А вот в следующий раз… Думаю, они оставят свои шутки и розыгрыши при себе. — Саммерс — патологическая хорошистка. Умная, усердная, исполнительная, но без огонька. Сидела у меня в первом ряду, пока в конце пятого курса не начала общаться с Уизли. Та слетела на пару месяцев раньше: забила на все предметы, к Фелиции вообще отказалась ходить, даже СОВ не дождалась. Дерзкая девчонка. Взбунтовалась, внимания, наверное, захотела: ученики же любят бунтарей. Хотя ее сестра до неприличия милый человек — и сахаром поливать не нужно. — Нет, из всех Поттеров и Уизли у меня в классе только одна, — я пытаюсь вернуть Венди к своей группе, пока она не стала перечислять мне все огромное семейство. — Окей, а у меня обе. Даже не знаю, зачем им история: на фанатичек не похожи, а кем хотят стать — неясно. Лили-то на занятии активна, а вот Розу мне не понять: знания есть, а вытягивать надо клещами. Иногда я вижу, что она знает, а отвечает все равно бред какой-то. Будто специально, — кривится Венди, разливая чай. — Айви — глупая, Джейд — старательная, Роза — трудная, я понял, — подвожу итог я. — Еще семеро. Венди замолкает, словно обрабатывая в голове мои умозаключения, а потом согласно кивает. — А кто там еще? — Мм… Смит, кажется, Коннорс. — Коннорс — придурок, все, что тебе нужно знать — не сажай его к Саммерс, она его отравит. А Смит, — воодушевляется она, но как-то иронично. — Дружок Диккенса. — Министра? — переспрашиваю я, не понимая. — Его сына, Йена. У них кружок по интересам «не люблю своего папочку». Кстати, Роза Уизли с ними часто зажигает. Скорее всего, это они организовали тебе «котелок с кашей». Ага. Вот и сузился круг подозреваемых. По своему опыту знаю: даже в таком небольшом кругу из десяти студентов всегда найдутся заводилы. — Диккенса на зельях не было, я бы запомнил, — тяну я. — Значит, Уизли и Смит? — Наверняка. — Макдугал? Лейквуд? Торнтон? Роуз? — припоминаю я остальных. — А, эти спокойные, главное — поставить на место тех, — Венди наливает себе еще чаю и вопросительно смотрит на меня. — Я все-таки пойду. Она кивает и бросает мне вдогонку: — Надеюсь, за это время они не придумали что похуже! Я тоже.***
Но, как ни удивительно, мои слова имеют на семикурсников какое-то влияние, потому что в кабинете, куда я возвращаюсь, — чистота и порядок. Мое настроение подскакивает, и я уже бодрее иду к своему столу, отмечая, что от пены на полу не осталось и следа. Наверное, они все-таки читают инструкции, а теперь еще и знают, зачем это нужно делать, а раз так — занятие нельзя считать потраченным впустую. Я сажусь на свое место, удовлетворенно откидываюсь на спинку когда-то Слизнортовского кресла, и замечаю на столе белый листок бумаги. На нем от руки выведены цифры «1:1». Я смеюсь, убираю записку в ящик и тянусь к расписанию, чтобы посмотреть, какое занятие стоит следующим. Первокурсники. Ну, хоть тут мне повезло. Здесь нужно только заинтересовать их предметом, а это будет не так и уж и сложно, учитывая, что они видели еще не так много магии. Когда я был в их возрасте, любовь к Зельеварению пришла ко мне с первого же занятия. Пользуясь тем, что у меня еще много времени до прихода студентов, я достаю с полки недочитанную книгу и отрываюсь от нее только в тот момент, когда по подземельям раздается очередной звонок: на этот раз извещающий о начале занятий. Я открываю дверь и пропускаю первокурсников внутрь, терпеливо дожидаясь, когда они наглядятся по сторонам и займут места за партами. Потом возвращаюсь к своему столу и окидываю всех внимательным взглядом. — Добрый день, первокурсники! Я — профессор Валентайн, ваш преподаватель Зельеварения. Это невероятно интересный, но и сложный предмет, который может стать вашим любимым, если только вы уделите ему достаточно внимания. Если повезет, кто-то из вас останется здесь до самого выпуска, кто-то, возможно, даже станет великим зельеваром, другие будут рисовать на задней парте, думая, что я не вижу, — какая-то девочка вздрагивает и осторожно откладывает перо. — А кто-то с удовольствием откажется от этого предмета, как только получит такую возможность. Я продолжаю говорить, а сам направляюсь за инвентарем, вспомнив, что увлекся чтением и не приготовил для учеников демонстрационный материал. Впрочем, я знаю, где он лежит, так что заминка небольшая. — В любом случае, я могу пообещать вам, что скучать на моих занятиях вы не будете! — я тяну за ручку двери, ведущей в кладовку, и та поддается неохотно, но потом открывается и… Огромная пенная волна выплескивается из-за нее, окатывая меня с ног до головы. Я даже не успеваю выставить палочку, чтобы спастись, и она сразу расползается, облизав меня и уплыв дальше по кабинету. Первокурсники визжат, смеются, запрыгивают на стулья или пытаются подцепить субстанцию снятым ботинком, но я настолько охренел, что даже не могу призвать их к тишине и порядку. Только молча оглядываю творящийся вокруг меня хаос, вездесущую пену, измоченные брюки и проплывающую мимо бумажную птичку… Я наклоняюсь и поднимаю с пола маленького журавлика-оригами. На его крыле, уже знакомым почерком, выведено: «2:1»