Братство Х

POV Джейд Саммерс

Узы дружбы неизмеримо крепче уз родства и свойства, ибо друзей мы выбираем сами, а родных нам посылает судьба. Д. Боккачо

– Филе дириколя под фирменным соусом и салат из огненного краба со сливочной заправкой, – я аккуратно ставлю тарелки на столик и бросаю беглый взгляд на часы: еще только одиннадцать, а смена заканчивается в час. – Приятного аппетита. Ненавижу свою работу. Я прохожу по залу, следя, чтобы на столиках не было грязной посуды, и скрываюсь в подсобке. Устало прислонившись к стене, я снова смотрю на часы, но прошло только две минуты. Время сегодня тянется как резиновое. Я уже привыкла к двенадцатичасовым сменам, иногда даже работаю больше положенного – оплата же почасовая, а мне лишние деньги никогда не мешают, – но сейчас я уже валюсь с ног. Очень надеюсь, это не побочный эффект Бодрящего зелья, вроде того, где в один прекрасный момент я отключаюсь на несколько суток, чтобы организм сразу получил те часы сна, которые я пропустила. От этой мысли мне становится не по себе: гробить свое здоровье мне совершенно не хочется. Но и жить на что-то надо. Можно, конечно, найти другую работу, но таких денег мне не получить больше нигде. Даже при учете того, что мадам Фабре забирает себе двадцать пять процентов чаевых, мне не только хватает на жизнь, но даже удается откладывать. Хотя Малфою я точно собираюсь вернуть его деньги: зная, что я никогда не возьму у него ни кната, этот поганец ужинал здесь с мистером и миссис Гринграсс и оставил мне такую сумму, при виде которой у хозяйки и остальных официантов глаза на лоб полезли. Конечно, стоит мне вспомнить Фабре, она тут же отдергивает штору. – Саммерс! Хватит прохлаждаться – быстро вернулась к гостям! Кларисса только что вынесла твой ростбиф. – Меня не было всего минуту, – не сдерживаюсь я и выскакиваю в зал, пока хозяйка не успела озвучить штраф. Я говорила, что ненавижу свою работу? Я беру себя в руки и следующие полчаса улыбаюсь так, что сводит скулы, общаюсь с гостями предельно вежливо, без запинки отвечаю на вопросы о составе и способе приготовления блюд, принимаю заказы и сразу по готовности выношу до нелепости изысканные и вычурные кулинарные шедевры. Звон колокольчика привлекает мое внимание. Я оборачиваюсь к дверям, и вид новоприбывших приводит меня в такой шок, что, если бы все мои движения не были доведены до автоматизма, я бы не успела вовремя поднять бутылку и залила красным вином платье Эдны Пьюси. Потеря была бы невелика, платье совершенно безвкусно, хоть и стоит целое состояние, но разразился бы грандиозный скандал. Собственно, поэтому здесь и работают настоящие официанты: если бы летящее по воздуху блюдо опрокинулось на кого-либо из гостей… Ох, даже представить страшно. Впрочем, лучше бы я все-таки пролила вино. Меня бы тут же уволили, и возможно мне пришлось бы круглосуточно работать в каком-нибудь грязном баре и терпеть домогательства пьяных клиентов еще два года после окончания школы, чтобы возместить стоимость платья (которое можно было бы почистить одним взмахом палочки, но это уже принципы чистокровных снобов). Но все лучше, чем лицезреть его весь остаток рабочего вечера. Себастьян, заметив меня, видимо, думает о том же. Аристократы обычно хороши в укрытии своих истинных эмоций, взять хотя бы Скорпиуса, но Эйвери сейчас явно не может совладать с собой. Крайнее замешательство на его лице сменяется злостью, а в уме он уже придумывает достаточно правдоподобный предлог, чтобы убедить свою свиту уйти отсюда. «Свита» состоит из его невесты чуть ли не с малолетства, Элен Забини, и лучшего друга, Гейба Макдугала, о которых я мало что знаю, но которых недолюбливаю просто по принципу «Друзья моего врага – мои враги». Мы смотрим друг другу в глаза несколько секунд, и я даже не знаю, кто из нас больше желает оказаться как можно дальше отсюда. С Себастьяном Эйвери меня объединяет взаимная – жгучая, всепоглощающая, разъедающая – ненависть. Ох, да. И кровное родство. Единственный плюс его сегодняшнего появления здесь – он обязательно расскажет об этом родителям, чтобы – не дай Мерлин! – они не явились сюда сами. Признаться, этого я боялась чертовски. Только пока не определилась, кто пугает меня больше – Этель Эйвери, женщина, от одного взгляда которой у меня от ужаса сводит все внутренности, или же сам Роберт Эйвери. Мой – это даже в мыслях звучит смешно – отец. Чета Ноттов расспрашивает меня о десертах, но я слышу только голос «брата», проникающий под кожу. – Давайте поищем другой ресторан? – предлагает Себастьян, отвернувшись от меня. – У нас же столик заказан, – удивляется Макдугал. Я дежурно улыбаюсь, наблюдая за ними краем глаза. – Да, мэм, рисовые пирожные здесь самые низкокалорийные, но, уверяю вас, не менее вкусные. Очень рекомендую… – Но… Вы посмотрите на официантов. Они же… грязнокровки! Серьезно, Себастьян? Это все, что ты способен придумать? – С каких пор тебя это беспокоит? – Себастьян, милый, что на тебя нашло? – Забини проводит ладонью по его щеке. – А кто еще, по-твоему, может здесь работать? Мадам Фабре следит за мной коршуном, и мне приходится отойти, чтобы отдать на кухню заказ. Не знаю, приводил ли Себастьян еще какие-то доводы, но, когда я возвращаюсь, троица уже располагается за столиком. За моим. Чертовым. Столиком. – Эмбер, – я хватаю за локоть официантку, которая из всех моих коллег наиболее мне симпатична. – Умоляю, подойди к седьмому столу. Я разнесу все твои заказы и присмотрю за твоей зоной. Девушка бросает оценивающий взгляд на моих однокурсников и согласно хмыкает. – Без проблем. – Господи, ты моя спасительница! – Поверь, я сама с такими училась. – Что за разговоры? Час от часу не легче. Как, черт возьми, этой фурии удается оказываться рядом каждый раз, когда я делаю что-то не так? Я поворачиваюсь к ней, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. – Я попросила Эмбер принять заказ, – объясняю я. – С каких это пор ты выбираешь, каких гостей обслуживать? Столик в твоей зоне, и я не вижу веских причин, по которым ты можешь отдать его Эмбер. Фабре переводит взгляд на девушку, и та, сочувственно улыбнувшись, уходит. Я смотрю на хозяйку и, как назло, не могу придумать нормального объяснения. Да и что я могу ей сказать? «Школьные враги»? Так я понимания точно не добьюсь, наоборот, вызову еще больше неудовольствия – Фабре с самого начала не желала брать на работу школьницу, уж не знаю, как матери удалось ее уговорить. Покорно кивнув, я поправляю белоснежный, идеально выглаженный воротничок форменного платья, захватываю со стойки меню и направляюсь к столику. Себастьян, заметив меня, напрягается, и я дергаю плечом, показывая, что у меня нет выбора. – Добрый вечер, – я улыбаюсь, глядя то на Элен, то на Гейба. – Добро пожаловать в «Летний зал». Меня зовут Джеральдин, и я буду обслуживать вас сегодня. – Здравствуй, – кивает слизеринка вполне миролюбиво. – Зачем так официально? Мы все друг друга знаем… – Привычка, – я пожимаю плечами: не объяснять же, что менее официальное приветствие здесь считается фамильярностью, а мадам Фабре обладает исключительным слухом. – Я думал, ты не любишь свое имя, ты с первого курса называешь себя Джейд, – говорит Макдугал. Я не смотрю на Себастьяна, но почти слышу, как он скрипит зубами от бешенства. Не ожидал, что его друзья будут обращаться ко мне, не смешивая с грязью? – Конечно, не люблю, – фыркаю я и тут же бросаю взгляд на хозяйку, но она в другом конце зала отчитывает Лолу. – Ты бы тоже не любил, будь у тебя такое имя. Он искривляет губы в ухмылке, и я осекаюсь, вспомнив, что говорю с Гейбриэлом, Элеонорой и Себастьяном. Их-то собственные нелепые имена не смущают. Не зря я ругалась, когда Фабре заставила меня носить бейджик с полным именем. «Гостям будет приятнее, если их будет обслуживать Джеральдин, а не какая-то Джейд». Как будто гостям не наплевать. Я не знаю, чем думала моя мать, когда давала мне имя Джеральдин Луиза. Гордилась тем, что родила ребенка от аристократа? Или рассчитывала, что такое имя точно заставит отца принять меня? Бред. – Желаете заказать что-нибудь сразу? Напитки? – уточняю я, раздавая меню. – Бутылку лучшего шампанского, которое здесь есть, – с готовностью отвечает Гейб. – Мы же отмечаем, в конце концов. Он подмигивает Элен, и на лице девушки вдруг возникает смущенная, но совершенно счастливая улыбка. Проследив за ее взглядом, я замечаю на ее безымянном пальце кольцо с огромным бриллиантом. – О, – только и удается выдавить мне. – Поздравляю. Я… вернусь через пару минут. Я иду за шампанским и нарочито медленно проверяю бокалы на отсутствие трещин и пятен. В горле у меня стоит ком, и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы избавиться от него. Так глупо, что это чертово кольцо задело меня. Я не завидую Элен – очевидно, своей будущей невестке, – нет, наоборот, я считаю этот чистокровный обычай безумием. Видимо, ей только что исполнилось семнадцать, вот они и обручились. Наверняка Себастьян сделал ей официальное предложение прямо на приеме в честь ее Дня рождения. Просто… Бриллианты, шикарные свадьбы, ужины в дорогущих ресторанах – словом, все, что понимается под выражением «красивая жизнь», могло бы быть и у меня. Я категорически не хочу быть связанной с Эйвери, быть похожей на этих пижонов, которых я презираю, но… Это просто несправедливо. Мой брат купается в роскоши, а я подношу ему шампанское. Даже маггловские короли признавали своих бастардов, но Роберт Эйвери не удостаивает меня и взглядом на платформе, когда провожает сына – законнорожденного сына – в школу. Ему совершенно наплевать на то, что его измена беременной жене с магглорожденной волшебницей привела к рождению ребенка, к моему рождению. Его волнует сохранение тайны, чтобы не было скандала в высшем обществе, – но не то, что все детство я носила вещи из маггловских секонд-хендов, потому что денег еле хватало на еду, что мне приходится работать по двенадцать-пятнадцать часов в сутки, что… Что мне, черт возьми, больно осознавать, что для собственного отца я – пустое место. Я смотрю на свое левое запястье, на тонкий крест, который по какой-то неведомой причине виден только нам четверым. Он всегда придает мне сил: как бы плохо мне ни было здесь и сейчас, у меня есть друзья, которые всегда меня поддержат. Я возвращаюсь к слизеринской троице и ставлю на столик бокалы. Поднос тут же уменьшается до размеров зеркальца, и я убираю его в карман фартука. – Давай я помогу, – говорит Макдугал, когда я берусь за пробку. – Я умею открывать шампанское. Он молча забирает у меня бутылку, открывает ее и разливает шампанское по бокалам, не обращая внимания на мое замешательство. Закончив, он улыбается мне. Да, друзья Себастьяна не только не ненавидят меня, но и в целом оказываются гораздо более приятными людьми, чем он сам. Как только они терпят такого мерзкого типа рядом с собой? А Забини еще и замуж за него собралась. – Элен, где твоя сережка? – голос Себастьяна отвлекает меня, и я трясу головой. Его невеста ощупывает рукой ухо, и на ее лице проявляется паника. Ее серьги, наверное, стоили в десять раз больше, чем арендная плата за нашу квартиру. – Я даже не заметила, – растерянно говорит она, осматривая пол. – Может, стоит поискать на улице? – предлагает он и поворачивается к другу. – Гейб. – Да, я пойду с ней, – соглашается тот, помедлив. Так, кажется, я начинаю понимать… Забини и Макдугал поднимаются со стульев и направляются к выходу. Напоследок Гейбриэл окидывает нас обеспокоенным взглядом. Что, тоже догадался, что сережка покоится у Эйвери в кармане? Он не может не знать о нашей вражде, но вряд ли Себастьян рассказал ему о причине. Я сомневаюсь, что об этом знает кто-то, кроме нас и наших родителей. – Чего ты хочешь? – грубо спрашиваю я, убедившись, что мадам Фабре нет в зале. – Как раз собирался спросить это у тебя, – вкрадчиво поясняет Себастьян. – Чего ты хочешь? Я поднимаю брови. – Например, подлить в твое жаркое Слабительного зелья, но вряд ли ты об этом… Братец качает головой. – Аккуратнее, Джеральдин, – с фальшивым укором произносит он. – Не стоит кусать руку, которая тебя кормит. Что, прости?! – Что ты несешь? – Ну как же… Подожди, – он прищуривается, и на его лице возникает та самая противная усмешка, которая всегда вызывает у меня желание выцарапать ему глаза. – Неужели ты не знаешь? – Что. Ты. Несешь? – повторяю я, уже не переживая, что меня могут услышать. – Поразительно, ты действительно ничего не знаешь, – протягивает он, не скрывая удовольствия. – Дай угадаю, когда ты вернулась домой после первого курса, оказалось, что троюродный дядя твоей матери, о котором ты никогда до этого не слышала, умер и оставил вам наследство? – Бабушка, – автоматически поправляю я и тут же чертыхаюсь про себя. – Откуда ты об этом знаешь? – Наивная, наивная Джейд, – протягивает он, и я напрягаюсь, не понимая, к чему он клонит, но предчувствуя, что мне это не понравится. – Вообще-то, это моя мать заплатила твоей за молчание. Его слова – как удар под дых. Нет. Этого просто не может быть. Он говорит это, чтобы задеть меня. – Это бред какой-то, – фыркаю я. – Ничего лучше не придумал? – Да брось, Джейд, – он закатывает глаза. – Я уже вижу, что ты сомневаешься. Внезапно свалившееся наследство – серьезно? Ты же не в сказке живешь. Я не сомневаюсь. Не сомневаюсь! Я знаю, что моя мать никогда не стала бы брать деньги у этой женщины. Я в этом уверена. Точно не стала бы. Никогда. – Если у тебя все, то я пойду, – говорю я, слыша собственный голос как будто со стороны. – Мне нужно работать. Я подойду, когда вы будете готовы заказать. – Кстати, зачем ты работаешь? Или, – он откидывается на спинку стула, – от тех денег больше ничего не осталось? У меня сдавливает горло, и я не могу вымолвить ни слова. У дверей звенит колокольчик, и я автоматически поворачиваю голову: Гейб по пути к столу утешает явно расстроенную Элен, на которой надет его пиджак. – Что, уже ищешь выход из положения? – интересуется Себастьян. Я снова смотрю на него и молчу, чувствуя себя совершенно опустошенной. – Деньги моей матери закончились, пробиться наверх через мою семью ты отчаялась, вот и решила взяться за Гейбриэла. Что? Я даже не сразу понимаю, что он имеет в виду. – Ты с ума сошел, Эйвери? Как это вообще пришло тебе в голову? – я бы рассмеялась над тем, что он делает выводы, как девчонка, если бы не была так возмущена. На нас оборачиваются другие гости, а Фабре уже спешит к нам – но мне наплевать. Я не могу позволить ему так меня оскорбить. – Ты просто такая же шлюха, как и твоя мать. И в следующую секунду я хватаю со стола полный бокал и выплескиваю его содержимое ему в лицо. В ресторане повисает громовая тишина, и мой голос разлетается по всему залу. – Не смей. Говорить так. Обо мне. И моей матери, – четко произношу я, дрожа от гнева. – Саммерс! Я пропускаю окрик Фабре мимо ушей. – Что ты делаешь?! Милый, ты в порядке? – Элен кидается к жениху. Вокруг происходит какое-то движение, но я не вижу ничего кроме его лица. Эйвери сужает глаза, уже не ухмыляясь, а я замахиваюсь, чтобы ударить его, но мою руку кто-то перехватывает. – Джейд, успокойся, – твердо говорит Гейб, пытаясь увести меня подальше от стола, но я вырываюсь. – Отпусти меня! Мадам Фабре встает прямо передо мной, и я бы испугалась ее лица, если бы меня волновало сейчас хоть что-то, кроме Эйвери. – Саммерс, ты уволена! Это немного отрезвляет меня, и я начинаю соображать, что только что произошло. – Да без проблем. Я демонстративно развязываю фартук и кидаю его на пол, после чего, под прицелом взглядов всех гостей, покидаю ресторан через главный вход. И трансгрессирую с Косого переулка, услышав, как кто-то окликает меня в последнюю секунду. Оказавшись в парке, я тут же оглядываюсь по сторонам. Ну я и дура – стремясь убраться оттуда поскорее, я не подумала, что здесь могло быть полно магглов! Повезло, что сейчас в нем уже никто не гуляет. Я неторопливо иду к своему дому. Прохладный свежий воздух возвращает мне способность ясно мыслить. Я уже жалею о том, что так сорвалась, но желание убить Эйвери не исчезает. Правда, теперь мои мысли занимают его слова. Это была ложь, а я – просто мнительная идиотка, которая купилась. Почему мне тогда так страшно идти домой? В нашем окне, конечно же, горит свет. Уверена, Фабре послала маме сову сразу же после того, как уладила все дела в зале. Я поднимаюсь по лестнице, морально готовясь к скандалу. Мне точно влетит, но я готова стерпеть любые упреки, лишь бы убедиться, что Эйвери солгал. Только у двери я осознаю, что моя сумка осталась в ресторане. Ключа у меня нет, и я наудачу опускаю ручку до упора. К счастью – или к сожалению – дверь оказывается открытой. Мама ждет меня в прихожей, прислонившись спиной к шкафу и скрестив руки на груди. Ее короткие волосы взлохмачены, старый халат просто накинут поверх ночнушки, но не завязан. Видимо, ее только что подняли с постели. Ну не могла Фабре не жаловаться? Старая стерва. – Тебя уволили, – хмуро заявляет мама вместо приветствия. Я бы съязвила, сказав что-то вроде «Я в курсе» или «Да что ты говоришь?», но она выглядит такой уставшей и разочарованной, что мне сразу же становится стыдно. – Прости, мам, – говорю я. – Завтра же начну искать новую работу. – Но ты не найдешь ничего даже близкого к «Летнему залу», – раздраженно заявляет она. – Поверить не могу, что ты потеряла такое место. Ты помнишь, как долго я упрашивала Жюстину взять тебя? – Да, мама, – терпеливо отзываюсь я. – Мне жаль, что так вышло. – Тебе жаль? – переспрашивает она, и я невольно морщусь: когда мама злится, ее голос становится очень визгливым. – Джейд, ты знаешь, сколько я получаю в магазине, этого едва хватает, чтобы платить за квартиру! – Не переживай, у меня есть некоторые сбережения, – говорю я. Она смеряет меня выжидающим взглядом. – Жюстина написала, что ты устроила сцену и оскорбила гостя. Я молчу. – Как это произошло? Вот мы и подобрались к самой неприятной части. В какой-то момент я думаю соврать, что гость был пьян и приставал ко мне, но я знаю свою мать – она не решит, что мне неприятно об этом говорить, а, наоборот, будет выпытывать подробности, пока не поймет, что я вру. – Это был Себастьян Эйвери. И это он меня оскорбил. Она шумно выдыхает, и с ее лица сходят все краски. – Что ты наделала? У тебя голова на плечах есть?! Он твой брат! – Он не мой брат! Меня захлестывает обида: даже моей матери Себастьян важнее меня. – Ты погубила свой шанс! Сколько раз я тебе говорила наладить с ним отношения? Но теперь ты точно останешься ни с чем! – Мам, а сколько раз я тебе говорила, что с ним невозможно наладить отношения? Ему это не нужно! Никому из них это не нужно. Почему ты не можешь просто смириться с тем, что отец никогда не признает меня? – Если бы ты не была такой строптивой, у тебя бы давно уже все было! Боже, ну сколько можно? Этот спор может длиться до бесконечности, и я решаю сразу перейти к делу. – Себастьян сказал, что Этель заплатила тебе за молчание. Я застываю, не в состоянии даже дышать, и вглядываюсь в ее лицо, надеясь увидеть признаки удивления, непонимания, возмущения, – но мама только мрачнеет. Я сглатываю. – Это… Это правда? Мама с вызовом смотрит на меня, подняв подбородок. – Да. Господи. О Господи. У меня начинает кружиться голова, и я хватаюсь за стену. Все это время, когда я терпела издевки Себастьяна, я жила за счет его матери, которая просто заплатила, чтобы мир не узнал о моем существовании… – Как ты могла? – я думала, что буду кричать, но голос срывается. – Это же унизительно – брать у них деньги. – А что мне оставалось делать? – вскидывается она. – У меня не было выбора! Я устала жить в бедности, да еще и ты пошла в школу, а это значило дополнительные расходы. Где, по-твоему, я должна была каждый год брать деньги на учебники, если нам едва хватало на еду? – Да где угодно, мам, но не у Этель Эйвери! Ты могла найти нормальную работу! – Какую работу? Какую работу, Джейд? – она почти плачет. – У меня не было ни опыта, ни образования. Ты просто еще не понимаешь, как это сложно. Я мечтала стать целителем, у меня было столько планов, но потом родилась ты! Как я могла учиться и работать с младенцем на руках? Это все было из-за тебя, так что не смей меня осуждать! – Ты сама разрушила свои планы, мама! Я не виновата в том, что ты оказалась шлюхой и залетела в семнадцать лет от женатого мужчины! Ну вот и все. Мы смотрим друг на друга, задыхаясь, и молчим. Нам больше нечего сказать. Мы жили с этим семнадцать с половиной лет, и в конце концов не выдержали. Мне даже кажется, что изменился воздух. Как будто треснул. Все это время вокруг нас скапливалось напряжение от невысказанных мыслей, но теперь все карты раскрыты. Я всегда знала, что мама жалеет о моем рождении, но не думала, что услышать это будет настолько тяжело. Я почти не чувствую вины. Думаю только о том, что чуть не убила Себастьяна за это слово, а теперь сказала его сама. Потому что он прав. Себастьян Эйвери, этот сукин сын, прав. И он знает это. И он знает, что я знаю это. И я ненавижу его. Но он прав только насчет нее, не насчет меня. Я никогда не стану такой, как моя мать. Не сказав ей ни слова на прощание, я выхожу из квартиры и тихо закрываю дверь, а потом снова трансгрессирую. К счастью, мне есть куда пойти. Оказавшись в квартире на Лиссон Гров, 16-4, я иду в спальню, намереваясь сразу же лечь спать, и замираю в дверях как вкопанная. Похоже, сюрпризы на сегодня не закончились. Я не думала, что кто-то будет здесь: обычно мы сообщаем друг другу, когда остаемся в штабе. Но само присутствие Нейта не удивляет меня так сильно, как то, что он лежит в одной постели с незнакомой девицей. Не думаю, что Скорпиуса бы порадовал тот факт, что Нейтан водит подружек в его квартиру. Хотя его он может и понял бы, а вот приведи парней мы с Розой – нам бы не поздоровилось, а гипотетическим парням тем более. В любом случае, это точно не радует меня. – Нейтан, какого черта? – не церемонясь, громко интересуюсь я. Он не реагирует, но девушка рывком садится и непонимающе смотрит на меня. – Роза? Да, это моя лучшая подруга, Роза Уизли – темноволосая, в постели с Нейтаном, и, судя по тому, как она придерживает на груди простыню, раздетая. Как такое могло произойти? – Джейд? Ты что здесь делаешь? – сипло спрашивает она, поморщившись. Я поднимаю брови. – Ты серьезно? Она несколько раз моргает, соображая, что происходит. Нервно сглатывает. Делает вдох. И медленно поворачивает голову влево. – О черт! Вот дерьмо. Черт! – Господи, ну зачем так кричать? – страдальчески стонет Нейт, не открывая глаз. – Нейтан, – Роза перехватывает простыню другой рукой и панически трясет его за плечо. – Нейтан, скажи мне, что ничего не было. – Ничего не было, отстань, – ворчит он, отворачиваясь на другой бок. – Было холодно. – И вы разделись, чтобы согреться? – уточняю я. – Джейд? Нейтан окончательно просыпается, приподнимается на локтях и трясет головой. – А ты что здесь делаешь? – удивленно спрашивает он. – Дубль два, – вздыхаю я. – Я переезжаю сюда на оставшийся месяц, но меня больше интересуете вы. – Вот дерьмо, – повторяет Роза, утыкаясь лицом в колени. – Это был первый и последний раз, – она снова поднимает голову и смотрит на меня так, как будто я должна сейчас понять, простить и отпустить ее грехи. – Ну, технически, два раза, – комментирует Нейт, показывая цифру пальцами. Очень зря. Подруга хватает подушку и со всей силы ударяет ей его в грудь. – Роза, блин, твою мать! У меня просто нет слов. Я слишком в шоке, чтобы думать что-то конкретное, но мне это не нравится. Во-первых, мы тут все друзья, да почти семья! Если это к чему-то приведет, все изменится. Если это приведет к чему-то, что не сработает, в чем я больше уверена, то они расстанутся, и дружбе конец. А во-вторых… Почему они жили здесь вдвоем и развлекались, пока я работала и терпела вечные перепады настроения матери? Да я их месяц не видела! – Пожалуй, я приготовлю поесть. Я выхожу из спальни, прикрываю за собой дверь и останавливаюсь. Что, черт возьми, сегодня за день? – Тебе хотя бы понравилось? – раздается за дверью голос Нейта. Я фыркаю: он в своем репертуаре. – Заткнись, – шипит в ответ Роза. – Послушай, ну с кем не бывает? Надеюсь, это не будет неловко. – Увидим. – Да я уже вижу, что ты обижаешься. Почему вы, девушки, воспринимаете все так серьезно? – Потому что для девушек, которые оказываются в таких ситуациях, существует особый термин. Не хочу, чтобы ко мне относились, как к шлюшке Уилле. – Роза, если кто-то узнает и назовет тебя так, он об этом пожалеет. – Если кто-то узнает, об этом пожалеешь ты. Так, все, я лучше пойду. Сначала я захожу в гостиную (совершенно не хочу представлять, как сломался стол), достаю из шкафа свои джинсы и футболку, которые когда-то оставила на всякий случай, и наконец-то стаскиваю с себя ненавистное рабочее платье. Сожгла бы его, но платить еще и за него не хочется. И так меня ждет гигантский штраф. Черт, даже представить страшно, как я пойду туда за зарплатой. Пол в гостиной усеян мусором, а на полках откуда-то взялись упаковки с недоеденными пирожными и погрызенным печеньем. В кухне я открываю холодильник, и мое предчувствие подтверждается: нормальной еды здесь нет. Не знаю, как у меня хватает на это сил, но я трансгрессирую к круглосуточному магазину, предварительно взяв в одном из кухонных ящиков маггловские деньги, и покупаю яйца, бекон и помидоры. Когда я возвращаюсь, Нейтан уже сидит на кухне, опустив голову на сложенные на столе руки. Впрочем, это только от похмелья – угрызения совести его явно не терзают. Он даже майку не потрудился надеть! Я ничего не говорю, решив дождаться Розы, и достаю сковородку. Когда масло начинает шипеть, Нейт приподнимает голову. – Это что, еда? Джейд, ты просто волшебница! Роза ест всякую дрянь. – Ты сам ее ел и не жаловался, – появившаяся в дверях подруга отвешивает ему подзатыльник и тоже садится за стол. Я доделываю омлет, раскладываю его по тарелкам и завариваю чай. – Давно вы здесь? – спрашиваю я, когда понимаю, что сами они точно не начнут говорить. – Чуть больше недели, – отвечает Роза. – Прости, что не сказала, хотелось побыть одной. Ну а потом и Нейт появился. Вчера. Да, очевидно, они были очень рады друг друга видеть. – Понятно, – я киваю. – А ты почему здесь? Мне хочется отмахнуться, сказать, что просто надоело все время быть дома, но в итоге у меня вырывается нечто совсем другое. – Поругалась с мамой. Она признала, что я испортила ей жизнь, а я назвала ее шлюхой. Друзья смотрят на меня широко раскрытыми глазами, и я понимаю, что не стоит продолжать, но уже не могу молчать. – Просто меня уволили. Я плеснула шампанским в лицо Эйвери. Роза и Нейт обеспокоенно переглядываются. – Джейд… – Да бросьте, это же смешно! Прямо в лицо. Всегда мечтала так сделать. Вы бы его видели в тот момент… И я действительно смеюсь. Я смеюсь очень громко и долго, но мне почему-то совсем не весело. Я не могу остановиться, и в какой-то момент просто понимаю, что уже не смеюсь, а давлюсь рыданиями. Нейтан поднимает меня со стула и, поддерживая за плечи, ведет в гостиную, а я почти повисаю на нем, как кукла. Он усаживает меня на диван, и они с Розой садятся по обе стороны от меня. Нейт обнимает меня, целуя в макушку, и я роняю голову ему на плечо. Роза берет меня за руку и крепко сжимает. Они не говорят мне, что все будет хорошо. Потому что мы все знаем, что это полная хрень. Мне не нужны их утешения, и я благодарна им просто за то, что они рядом. Истерика постепенно сходит на нет, сменяясь тихим плачем. Со мной редко такое случается. Наверное, я просто слишком устала. Я устраиваюсь поудобнее и закрываю глаза. – Все, теперь точно пора звать Скорпиуса, – говорит Роза. – А то обидится еще, что мы устроили тусовку в его квартире, а его кинули. Я улыбаюсь сквозь слезы, и мне становится легче. Мой отец никогда не признает моего существования. Мой брат ненавидит меня. Моя мать предпочла бы, чтобы я никогда не родилась. Но это все не важно. Они не моя семья. Моя настоящая семья – это Братство Х. И сейчас они рядом со мной. А большего мне и не нужно. И с этой мыслью я проваливаюсь в долгожданный сон.