You Play, You Pay

– Я люблю убивать, доктор Ховард. Доминик, так? Шипение вырвалось наружу вместе с паром дыхания. Его вытащили прямо из душа, так что кроме банного халата иной милости не приходилось ожидать. – Ты псих. – Я! – выстрел. – Не! – минус окно. – Псих! Он зверем метнулся к другой стене, после вернулся и всколошматил волосы. – Мне нужна твоя помощь, – пальцы клещами сжали горло, и как бы Доминик ни старался применить минимум физической подготовки, он не мог. – Точнее, не помощь, – от гримасы гнева за считанные секунды не осталось и следа. Доминик рухнул на пол. Больно. Весь этот мрак, и грязь, и боль заставили его сжаться в клубок. Он обхватил руками колени. Ему было страшно. Ему было усраться как страшно. – Ты будешь меня слушать, – Ворон, так его звали все, опустился на корточки. Тёплое дуло коснулось его лба, столь ледяного от ужаса, что даже металл казался ему теплее. Он и правда был как подстреленная птица, в его глазах метался огонь. – Будешь ведь? Судорожные кивки – единственное, на что был способен Доминик. Ну же, психоаналитик, успокойся. Будь манипулятивной сволочью. Ты ведь всегда такой. Ну же, доктор Ховард. – А-я-я… – Тш-ш-ш, – дуло поцеловало его губы, а после опустилось под линию челюсти. – Босс, я думаю… – Молчать! – мраморно тонкая рука метнулась в воздух. Секунда, разворот – цель. – Вышел. – Но я… – Я сказал, вышел! – заорал он. Доминик вздрогнул. – Холодно? – спросил мужчина, когда дверь оставила на прощанье оглушительный выстрел грохота. – Д-да, есть немного, ми-мистер Ворон. – Мэттью, – он тут же скинул с себя драпированное пальто и пиджак. Укутанный в дорогие, привычные Доминику вещи, и отнюдь незнакомую грубую ласку, он пронаблюдал, как с облегчением скидывает ремень с кобурой на пол Ворон. Проведя по короткой стрижке своими костлявыми пальцами, что внушали благоговейный ужас, он вздохнул и плюхнулся прямо на пол, совсем рядом, по-детски прижав колени к груди. Они всё молчали и молчали. Тепло обуяло Доминика, и он вздумал было воспротивиться, но тело знало лучше. Он согревался. Он таял, как кусочек льда: снаружи уже растоплен в воду, а ледяная сердцевина, нетронутая теплом – страх. Мэттью играл с курком большим пальцем, глядел перед собой, потом на Доминика, словно тот был неудачливым прохожим, попавшим в неправильное место в самое неподходящее время. И будто так и было. Было тепло/холодно, темно и страшно. – Итак, – спустя бесконечную прорву времени выпалил Доминик. Преувеличенно обычно. – Что тебя беспокоит, Мэттью? – Ничего. – Что ж, – Доминик укутался плотнее, натянув полы пальто. Ближе к телу. Хотя нельзя было быть уверенным, что это не Мэттью под боком работает за целую заводскую печь. – Тогда чем бы ты хотел поделиться? – А ты профессионал, ха? – дуло снова встретилось с кожей. На этот раз – посылая мурашки холода за шиворот. – Чудно. – Если тебе так угодно… Мэттью. – Я люблю убивать людей, – поджав губы и разведя слегка руками, он уронил их на уже раздвинутые колени, покачав головой, будто только что согласился с каким-то противоречием. – Мне нравится чувствовать себя властным над ними. Жизнь или смерть, а кто решает? – по его лицу расползлась улыбка довольного безумца. – Я. Я решаю, – он ткнул себя дулом в грудь, а после снова покачал головой. Все его нужды вмиг испарились – гедонистические наклонности, телесный комфорт, сохранность и спокойствие огромной двухэтажной квартиры, – и сознание само собой подмечало особенности интонации, выражения этого мужчины. По таким легко было сразу понять – либо политики, либо убийцы. У каждого, кто убивает со вкусом, есть харизма. – Я начинаю убивать всех подряд, это плохо для дела. – Это засасывает тебя, – констатировал Доминик. – Ты принимаешь любые подачки? Он замер, ожидая вспышки, но Мэттью молчал, свесив голову на грудь. Будто и не слышал. – Искушение лишить кого-то жизни так велико, что ты убиваешь, как только появится шанс. – Ты чёртов психоаналитик! – Мэттью вскочил в восторге и потряс пистолетом прямо перед носом Доминика. Он бы хотел выхватить, да и мог. Но живым бы тогда точно не выбрался. – Это именно то, что я хотел сказать! – Я рад. Я правда зарабатываю этим на жизнь. А теперь можно мне… – Тс-тс-тс, – он прижал палец к губам. Вмиг вернувшись из своих фантазий на грязный пол подвала с единственным простреленным окном, с крошью стекла в волосах, Доминик почувствовал прилив страха. – Ты когда-нибудь убивал? – Нет, – молчание затянулось. – А ты? Мэттью раскатисто рассмеялся, откидывая голову и дрожа, и в тот же миг вколотил кулаком в стену так, что на него посыпалась обтрескавшаяся краска вперемешку с грязью. – Хорошая шутка. Не веришь? – теперь он был во внимании двух смертельных глаз. – Вера – странное понятие. – Мне надоело, – он крутнулся на каблуке, отошёл на пару шагов и резко повернулся. Иглы взгляда были опаснее любых пуль. В свете луны его глаза светились пугающим образом. – Расскажи мне… обо мне. Три вещи. Правда, – выстрел в потолок, – промах. Неправда, – он нацелился и тут же подкинул пистолет в воздух, чтобы снова зацепить его пальцами, – così è la vita, caramella mia. – Если я останусь жив, – Доминик был хорошим психоаналитиком. – Оу. Мистер Самонадеянность, вам нечего терять. Отличная хватка. – … я хочу приличные апартаменты и плотное питание, а также полную безопасность. Хмыкнув, он отошёл подальше. Клацанье грязи на каблуках его блестящих туфель перемещало его как босса. Белая рубашка пятном выделяла короткого, низкого мужчину из темноты и грязи. Рука поддержала пистолет. – Даю слово. – Щедрый. Хихиканье и непонятно откуда тикающий звук. Этот мужчина был наполовину ребёнком, во власти опасных игр со спичками. Доминик не выдержал – он зажмурился. Выстрел. Мимо. – Bravo, bravo. Время или ответ? Гордый. Высокомерный. Расчётливый. Холодный. Расточительный. Недальновидный. Тысячи слов видениями сменяли друг друга. – Дальновидный. – Не-е-е-е… – выстрел, – … вероятно. Верно! – Страстный, – сорвалось с губ прежде, чем Доминик смог подумать о чём-либо. – Трип! – окликнул через плечо Мэттью. Подошёл взвешенными шагами и подал руку. Доминик дрожа ухватился за удивительно горячие пальцы и чуть не упал снова. Он попытался вдруг вырваться, повинуясь чувству явно противоположному рассудку, но оказался тут же скручен. – Извини, красавчик, – и что-то твёрдое встретилось с затылком. Умереть не встать. Нет. Лучше не умирать. И не вставать тоже. Повернувшись на бок, Доминик понял – мягко. Он ещё потёрся немного головой о свежую подушку, но глаза открывать не спешил. Он даже представить себе не мог, что в жалких десяти дюймах от него, скрестив руки с пистолетами на груди, лежит один из громил, которые вытащили его из родного дома совсем недавно. – Ты голоден? – голос цепями приковал его к кровати, как отдельный кусок темноты предыдущей ночи. – Он убьёт меня? – Доминик одним рывком вцепился в ворот пиджака мужчины. Его глаза блестели издёвкой и усталостью, так смотрят на безмозглых детей, а неестественно светлые волосы не вливались в симфонию его общего, внушительного вида. – Он убьёт меня, да? И хотя сидеть у незнакомого мужика (который только вчера зарядил по затылку пару раз и скрутил руки) на коленках не действенное решение, и не ведёт к выходу из всей этой ситуации, Доминик котом вцепился в плотный материал его пиджака. – Жалелку тебе дать что ли? – Отвечай! – отчаяние размывало границу инстинкта самосохранения. Доминик начинал злиться, хотя всегда находил, что его не так просто вывести из себя. – О-о, – метнули издёвкой откуда-то из-за спины. – Нужно было лечь с тобой. Побоялся, что ты задушишь меня во сне. Доминик представил себе, как бы он выхватил пистолеты и приставил их оба к мужчине под собой, и начал бы угрожать, в лучших традициях дешёвого экшона. И ему стало смешно. И он послушно скатился с мужчины, завернулся в одеяло и отплоз как можно дальше по спинке, в угол. Ему было глубоко в душе плевать, что это выглядело как покушение злого дяди на девственницу. Он просто хотел знать, будет ли он жить. – Я буду жить? – Ты же доктор. Тебе лучше знать, – Мэттью расхохотался. – Но из этих хором ты не выйдешь. Он щёлкнул пальцами. Из-за спины ещё один мужчина вкатил целую гардеробную вешалку, роняя у самой кровати чемодан, который нёс в другой. – Я выбрал из твоего гардероба то, что нравится мне, – он развёл руками, – уж извини. Выходить будешь только на обед. Или на завтрак. Если я приглашу, – Мэттью хмыкнул. – И кстати, дверь не заперта. Но в любое другое время, без моего разрешения, я приказал стрелять на поражение. Я бы очень хотел убить тебя сам. Убеди меня, что я этого не хочу, и ты свободен. Начав с незначительных вещей, он вдруг пришёл к смыслу существования Доминика в этом помещении, и его борьба за свою жизнь началась. Мэттью ушёл, не оборачиваясь, а Трип лениво потянулся и поднялся. – Там есть кухня и сан-узел. Если нужны продукты – пишешь на бумажку и просовываешь через щель, – он указал на дверь. – Все твои пожелания попадают в руки Мэттью, поэтому побереги себя и нас. – Хорошо… – Трип, – он протянул руку. Доминик с опаской сжал её один раз. – И не надо его бояться. Его это раздражает. Как оказалось, приняв ванну с ароматом карамели, приготовив скромный завтрак из найденного на полках, переодевшись в один из своих любимых костюмов, Доминик ничего не боялся и оглядывал себя в отражении оконного стекла. Он мог бы умереть прошлой ночью, но не умер. Он был одет на выход, потому что ощущение было такое, будто планы и правда были. Под дверь скользнул едва розовый конверт, от которого пахло всё той же карамелью. Через полчаса Мэттью сидел напротив него на стуле. Простом кухонном стуле. Доминик расположился в передвинутом для него кресле, обложившись подушками. – Я люблю убивать, – он начал с того же, что и днём ранее. Доминик пытался сделать всё, чтобы вызвать извержение мысли, из потока которой он мог бы выцепить всё самое нужное. – Когда ты впервые убил? – Толкнул своего отца в прорубь в шесть. Он не умел плавать. – Должно быть, тебя преследовали обвинения… – О, сколько любви на меня полилось! Никто так и не узнал, а при попытках рассказать – «нет, Мэтт, милый, ты в шоке, бедняжка, ничего не говори, мы всё понимаем», – Доминик сморщился. Слышать издёвку было неприятно. – А потом я понял, что могу убивать. Дон любил меня. Я быстро бегал и умел держать язык за зубами. – Ты до сих пор работаешь на него? – Он мёртв. Мэттью пожал плечами и поднялся, чтобы налить буза. Выпил залпом и налил ещё раз, передав свой стакан Доминику. – Мистер Психоаналитик, – он сделался серьёзным. – Мы не решаем мою проблему. Пистолет лёг на его правое колено. – Психоаналитик не решает ваши проблемы, он помогает вам их решить, – улыбнулся Доминик, откинув голову. Его не смутил откровенный взгляд, скользнувший мурашками удовольствия от подобного эксгибиционизма вниз. – Закройте глаза, мистер Беллами. И скажите первое, что приходит вам на ум, когда я называю слово. Он послушно прикрыл веки. – Пистолет. – Любовь, – профессионал. – Деньги. – Кровь, – реалист. – Секс. – Власть, – пылкий. – Стоп-стоп-стоп, – Мэттью открыл глаза и ткнул пальцем вперёд. – А почему я не могу узнать твои ассоциации? – Профессионал, реалист, человек необузданной страсти. Пододвинув к себе столик ногой, Мэттью налил ещё. На удивлённый взгляд он ответил: – Для меня это – что сока выпить. Полезно и приятно. – Очаровательно. Каково это, убивать? – Интересуешься? У меня много врагов. Могу выделить тебе одного. – Нет, спасибо. Расскажи мне о себе, Мэттью. Но он работал по-другому. Реакции его мозга были столь странными. Расскажи мне о себе? Тишина. Ты – сильный человек, правда? – Да, я думаю, да. Я избавился от единственной слабости. Если хочешь иметь власть – не имей любимых. – Ты убил её. Его? – Я не любил. – Одному тебе тяжело, не так ли? Решать ребусы и загадки, давать ответ и ждать: подтверждено – отклонено. Чем больше Доминик смотрел на Мэттью, тем дальше казалась та ночь. Когда к виску приставили пистолет и пообещали железную смерть. Мэттью встал, подкинул пистолет, покрутил его в пальцах, сказал спасибо и удалился. Чтобы вернуться на следующий день. Он не давал Доминику скучать. Каждый день приносил какие-нибудь мелочи – Доминик любил сладости – шоколадки и кокосовые конфеты. В конце недели не выдержал. – Можно без этого? Приличные люди решают проблемы в разговоре, – Доминик был голым, но его больше смущал ствол, приставленный к затылку. Вытаскивать его из душа уже становилось традицией. – Я всё ещё хочу тебя убить. Что скажешь? – Я тебе не нравлюсь? – он слышал вздох. Рука не дрогнула, мышечное напряжение, видимо, было его вторым агрегатным состоянием, но он замолчал. Смутился. – Люди не хотят убивать тех, кто им нравится. – Хочешь сказать, что я не человек? – вцепившись в плечо, свободная рука развернула его и кинула на стену. Как пружина, упругий и острый на реакцию. – Анатомически – вполне. Или я чего-то не знаю? – Ты дрожишь, – дуло гуляло по его горячей от душа коже. – Забыл, что эта штука может стрелять? – Мэттью приставил пистолет к его челюсти, щёлкнул курок. Доминик вздрогнул. – Ты прав. Я боюсь. – Я всё ещё хочу тебя убить, – повторился Мэттью. – Спасайся. – Тебя просто давно никто… – Доминик впервые за долгие годы не смог подобрать слов. Тебе нужно обожание. Тебе нужны эмоции. – Не любил. Возликовав на судорожное молчание, он осторожно обернулся и обвил руками напряжённые плечи. – Можешь убить меня, если это не поможет, – потому что я отдамся киллеру за свою жизнь, хотел продолжить он. Но не стал. Хотел спросить, давно ли ночной кошмар всех толстосумов был лишён ласки. Обычной человеческой ласки. – Как ты узнал? – А, это, – он наслаждался своими же касаниями. Дорогая ткань костюма, ремни для кобуры, твёрдый скелет мышц. В такую спину не грех было вцепиться. – Никак. – В постель, – Мэттью приставил пистолет к груди. Оставалось только поднять руки и сделать спокойное лицо, в то время как всё было предельно ясно, стоило только опустить взгляд. Киллер был как раскалённое железо, давил тяжестью и жаром, несмотря на свой визуально небольшой вес. Подарок между ног внушал сожаление – если Ворона когда-нибудь пристрелят, что было маловероятно (хоть Доминик и не видел его в действии), пропадёт не только убийца, но и мужчина. Мужчина, который вмиг стал жрецом, приносящим его на алтарь, как добровольную жертву. Его комплексы стали идеально обозримы без одежды. Всё, что осталось на нём – ремень с кобурой через плечи, кожа на коже. Неспособность быть обездвиженным. Доминик пытался сесть сверху, но его снова уронили в смятое одеяло. – Как только мне захочется тебя пристрелить, я сделаю это, – он замер у самой цели, не двигаясь ни вперёд, ни назад, и взвёл курок. – Уговор? – Возьми уже меня, – рыкнул Ховард. Он всегда был довольно прямолинеен, когда дело касалось постели. Зажмурив глаза, в темноте можно было увидеть звёзды. Извращённое удовольствие от твёрдых, перекатывающихся под кожей мускулов, не выступающих, плотных, гладких, от кожи, которая горела, от нагретого железа пистолета, которым он ласкал лучше, чем руками. Мэттью всё ещё не позволял ему оказаться сверху. Что ж, его жизнь зависела от этого сексуального акта. Жаловаться не приходилось. Да и не хотелось. Доминик не любил принимать, когда предлагали слишком мало. Он брал много, а уж киллеру на это жаловаться не приходилось. Он мог бы спать со своими жертвами, но этот вопрос оставался размытым. Открыть глаза было снова страшно. Страх показывал низ живота и скручивал остальные внутренности в клубок страсти. Мэттью выстреливал во всех смыслах, оперативно и метко, и так хорошо. Так хорошо, что уронил пистолет на особо сильном толчке бёдер. Доминик схватил его, руками и ногами, приставил дуло между лопаток и нажал на спуск. Но выстрела не произошло. Он щёлкнул ещё раз, пока Ворон кончал в него, а потом рассмеялся. – Подумать только, я мог бы убить тебя. Но его личный охранник, владелец и киллер навалился сверху и дышал тяжёлыми, счастливыми и шумными рывками. – Я не мог позволить себе убить тебя. Во мне ещё жива надежда на… – он перевёл дыхание. – На то, что это поможет. Доминик не чувствовал собственное тело, поэтому его мало волновал ноющий стояк. Он уставился в потолок, запустив левую руку в тёмные шёлковые пряди. – Теперь ты хочешь меня убить? – Нет, – он перевернулся, а Доминик безо всякого стыда завершил дело. Он улёгся на твёрдое плечо и начал рисовать пальцем по бледной коже. Тревожный звоночек. Кажется, он запал на мужчину со стволом. – Тогда до встречи завтра, мистер Беллами, – шепнул он и улыбнулся. На следующий раз всё повторилось. Эталонный жаркий секс, беспощадные движения и нескромные вокальные восторги. Ворон был так сосредоточен, когда трахался, будто участвовал в перестрелке, потому едва ли издавал звуки, что не исключало громких привычек его заложника. К двери которого давно уже перестали приставлять охрану. Доминик не выходил. Ему не хотелось. Он был рад избавиться от всех своих забот, от надоедливых пациентов с толстыми кошельками, от благотворительных вечеров и каких-либо приёмов. Ворон сказал, что никто не знает о его исчезновении, а его люди уверили всех его клиентов в том, что доктор Ховард не чувствует себя хорошо, и в связи с этим ему пришлось покинуть страну на некоторое время. А потом дёрнул его на постель. Доминик бы ни за что в жизни не признался, что по уши влюбился. Многие враги Ворона отдали бы миллионы за одну десятую того, что он рассказывал, когда переводил дух от оргазма, а Доминик рисовал позитивные картинки на его коже указательным пальцем. – Когда Чиз пригрозился убить консильери дона Мучо, я побежал устранять людей Хонски. Эта сука приготовила нам целую церемонию. Конечно же, я перестрелял почти всех – Трипу осталось только добить пытавшихся бежать. – Теперь ты на стороне семьи Мучо? – Я на своей собственной стороне, Доминик. – И у тебя остались силы на секс после этого, – то, о чём он рассказывал, случилось всего днём ранее. – Терапия всегда приветствуется, – хмыкнул Ворон. Он уже давно перестал быть Мэттью, по имени его называли только друзья. Чистая формальность. По имени называл его и Ховард, только с целью повысить успешность «терапии». Удовольствие делало Ворона лояльным. Он был способен спокойно разделять планы между своими подручными за ужином, утерял часть своей необузданной пылкости. И когда-то всё равно это должно было случиться. Доминик проснулся в своей собственной постели, а уже через полчаса после подъёма его телефон начали бомбардировать звонки клиентов. Ворон не оставил ему ни записки, ни намёка на то, где он мог бы находиться. Доминик был недостаточно глуп для того, чтобы лезть в дела мафии. Оттого и было непросто. Ворон оставил ему только пистолет в чемодане и воспоминания о своём выносливом теле. Феноменальная потенция и способность выдерживать ритм до самой последней капли. Ворон оставил ему жизнь. – Если увидишь меня на приёме или вечере, знай – лучше убираться оттуда. Потому что я пришёл убивать. Доминик никогда раньше с таким удовольствием не ходил на благотворительные вечера. Ему были незнакомы подручные дона Мучо. Эта связь была единственной ему известной. Но спустя месяц он в этом преуспел. Ему хватило всего пяти взглядов в направлении Ворона, чтобы оказаться в столь шикарно обставленной комнате. – На кого ты работаешь? – девушка с иссиня чёрными волосами и такими же тёмными безднами глаз наставила на него свой пистолет. – Не видела тебя раньше. Доминик был в восторге и даже не знал, что и говорить. Он лишь хотел бы, чтоб Ворон в этот момент вошёл через закрытую дверь и увидел его, с пистолетом за поясом брюк, в этой восхитительной обстановке, отливающей роскошью. Он знал, что не умрёт. Хотя бы потому, что она была одна. – Мисс Хонски? Приятно познакомиться, – только и сказал он. Женщина изменилась в лице. – Что ж, – она отвернулась к столику, чтобы налить виски. Зря. – Выпьем за зна… Пуля пронзила её грудь прежде, чем она вскинула пистолет. Доминик перевёл дыхание. Так вот каково это, убивать. Когда кровь алой краской рисует на полу последний этап чьей-то жизни. Эта сука всё равно бесила Ворона. И наверняка стала бы шантажировать его Ховардом. А потом Ворон бы кинул его умирать в очередном тёмном подвале. Он тряхнул головой и спрятал пистолет обратно. Через пару минут он уже покинул здание. – Если они поймут, что ты связан со мной хоть как-то, то будут преследовать тебя. Искать тебя. Пытаться убить тебя. Доминик помнил, как дрогнула рука, когда он выстрелил. Отдача была сильной, а он плохо умел стрелять. Но чтобы не попасть в человека с расстояния двух метров, нужно было быть либо полностью слепым, либо отъявленным идиотом. В квартире его уже ждали. – Погоди, погоди, герой! – Трип, – Доминик опустил руку и повесился на плечо мужчины, переведя дыхание. Выжить в темноте, один на один с профессиональным киллером, у него не было ни малейшего шанса. – Отвези меня к нему. – Потому я и здесь, – ответил он. – И если они будут пытаться тебя убить, я не буду их останавливать. Ты ничего не знаешь, и твоя смерть не оправдана. Ты ничего не делал. Ты сможешь вернуться, только если будешь что-то знать. И Доминик возвращался. Под свист пуль, которыми люди Хонски сопровождали их, когда они запрыгнули в авто, под отзвук приближающейся истерики, под горячку в голове – он бы предпочёл быть трахнутым за это, чем убитым. Но решение было не за ним. Он надеялся на протекцию. Ворон в голове всё ещё пил мартини, облачённый в смокинг, и делал вид, что не замечает его взглядов. Он знал теперь – его хотят убить. И он надеялся, что этого знания было достаточно.