B L A C K S A L T

Он как нечто стихийное. Холодные пальцы касаются своих же горячих и обветренных губ. Скользят по ним, задевая чувствительные места – губы нервно искусаны, и не сказать, что Филип этим доволен. Он вообще, может, недоволен всем, что происходит. Тем более, в его положении сейчас. Загнанный, озверевший, в состоянии аффекта, готовый сорваться в любой момент. Но внешне все такой же сдержанный и холодный, словно ничего и не происходит. И не происходило. Словно руки теперь не по локоть в крови. Словно не его крик был похож на вой дикого животного, потерявшего рассудок. Словно шрамы на шее не начали выть еще месяц назад. Знаешь, Блейк, затишье бывает перед бурей. Откуда дурацкая привычка разговаривать с самим собой? Он почти поверил в собственную ложь. В то, что не он убил собственную жену, спустив на нее дикое животное. В то, что то был несчастный случай. Ее просто сбила машина. Ее просто не смогли спасти. Случайное стечение обстоятельств, не связанное никак с разговором, который состоялся за день до катастрофы. Он как будто не был с этой планеты. Вечно одержим чем-то, вечно спрятан в собственных же мыслях. Вечно весел и одновременно с этим серьезен. Человек-оксюморон. Он появлялся всегда неожиданно, но заставал тот самый нужный момент, ту секунду, когда в нем нуждались. Он приходил к ним к двоим. Мария, кажется, искала в нем свой покой. И нашла. Явно не в том свете, в котором бы хотелось. Он приходил тогда, когда Блейки были подвержены его влиянию как никогда сильно. Он был солью. Солью, которую оба осознанно сыпали на свои открытые раны. Он как наркотик. В квартире было холодно. Он вновь открыл все окна нараспашку, позволяя ночному городу полностью захватить тихую квартирку, наполняя ее разнообразными запахами и звуками. Ревел мотор трогающихся с места машин на светофорах, гудели провода и шумели люди. Пахло пережаренным маслом и свежестью одновременно. И еще табаком. Файдо вновь курил в комнате, небрежно скидывая пепел на пол. Аж тошнит от этого запаха, который оседает где-то на корне языка. — Хочешь, я убью ее? Его слова всегда звучали словно гром. Он как спаситель. Прошел ровно год. Филип убирает руку от своего лица, перемещая ее на стол. И тут же стучит по нему пальцами – нервное. Он не знает, чего ждет. Не знает, как совладать с собой в эту годовщину. Они не виделись ровно год. Ни Мария, ни Дэрил. Весь год Блейк был один. Жена исчезла под обломками авто какого-то парнишки, а вот Файдо больше не объявлялся, заставляя Филипа сходить с ума. Существовал ли он на самом деле? Не был ли плодом собственного воображения, способом спрятаться от реальности и альтернативой, которая могла взять на себя все грехи мужчины? Филип осторожно дотрагивается до шрама на шее от зубов парнишки. Все еще выпирает. Все еще существует. Он ждет. Он как первая любовь. В лесном домике изменилось расположение книг. Некоторые из них послужили в качестве топлива для незваного гостя. И абсолютно все эти книги принадлежали Марии. Филип знал, что это его питомец. Хотя в один момент они поменялись местами. Он как эвтаназия. Дверь тихо скрипит. Филип поднимает глаза на нее. Видит знакомое лицо. Он повзрослел. Несколько заматерел, но остался все таким же хрупким и худощавым, словно и вовсе не ел этот год. Может, так действительно и было. — Теперь Вы будете любить меня всю оставшуюся жизнь, - произносит мужчина чуть хриплым от какого-то волнения голосом, вспоминая дословно слова парня. Затем поднимается из-за стола, подходит к юноше ближе, вставая напротив него. Проводит все такими же холодными пальцами по его скулам. Он продолжает сыпать эту черную, смешанную со смертью , пеплом и углем, соль на еще не зажившие раны. Он не в силах отказать себе в этом. — Ты как всегда прав, - он делает паузу, боясь сделать неправильный выбор. И все же называет его по имени, отбросив к черту все предрассудки. — Дэрил.